Империя Дамеона
Шрифт:
Хойланд распечатал новую пачку сигарет. За окнами потемнело от набежавших облаков, начал накрапывать мелкий дождик. Мирная картина цветущего сада никак не состыковывалась с предыдущей темой разговора о нацистах и опасности. Но Хойланд лучше многих знал, чем порой приходится оплачивать красивую вывеску этого мира.
— Если вам понадобится помощь, Мэтт… Мои телефоны вы знаете, а вот адрес.
Он подобрал старый номер «Икзэминера», валявшийся под креслом, и нацарапал капиллярной ручкой пару строк на полях.
5
— Автограф,
По ступенькам парадной лестницы здания Конгресса США семенила пожилая женщина, протягивая блокнот и авторучку Ричарду Флетчеру, сенатору от штата Массачусетс. Тому совсем не хотелось улыбаться, но профессиональный рефлекс общения политика с избирателями взял верх. Импозантный седеющий сенатор одарил просительницу благосклонной белозубой улыбкой, расписался в блокноте.
— Да хранит вас Бог, сэр, — с искренней признательностью сказала женщина. — Я голосовала за вас!
— Вы из моего родного штата? Я очень рад. Рассчитываю на ваш голос и в будущем. Передайте привет Массачусетсу, осенью я приеду…
Флетчер спустился к ожидавшей его машине с водителем за рулем. Опередив рванувшегося к дверце охранника, сенатор потянул ручку сам. Он ухитрился зацепиться рукавом серого шерстяного пиджака там, где и задеть-то не за что, и это свидетельствовало об угнетенном состоянии духа.
— В госпиталь Святой Марии, Луис, — устало приказал сенатор.
Автомобиль с американским флажком на крыле и номером, начинавшимся с букв «ССША», несся по центральным улицам Вашингтона, и ему почтительно уступали дорогу.
В госпитале Святой Марии, одной из самых дорогих и престижных частных клиник столицы, сенатору сочувствовали все, вплоть до младшего персонала. Предупрежденная телефонным звонком старшая медсестра сразу провела Ричарда Флетчера в кабинет доктора Корделла.
Флетчер не стал садиться, спросив с порога:
— Как он, доктор?
Корделл отвел взгляд, чтобы не видеть написанного на лице сенатора страдания. Нельзя быть врачом, не будучи немного циником, и к неизбежной боли пациентов доктор почти привык (если это возможно), но как привыкнуть к боли родных с ощутимой примесью упрека?
— Без изменений, сенатор. Не стану вас обманывать. Ухудшения нет, но и улучшения тоже.
— Идемте, — выдохнул Флетчер.
Они прошли по стерильному коридору, мимо белоснежных дверей комфортабельных палат, поднялись по широкой лестнице (минуя специальный лифт, приспособленный для транспортировки коек лежачих больных) на второй этаж. Здесь палат было меньше, зато они были лучше оснащены. Корделл провел Флетчера в дверь с табличкой «Отделение интенсивной терапии», и там они остановились перед стеклянной панелью, занимающей большую часть стены.
За ней, полуметром ниже, располагалась окруженная медицинской аппаратурой койка, на которой лежал мальчик лет четырнадцати. Из его ноздрей выглядывали прозрачные трубочки, глаза были закрыты.
— Он ни разу не приходил в сознание? — тихо спросил сенатор.
Доктор Корделл медленно покачал головой:
— Увы.
Да, Корделлу абсолютно нечем было утешить сенатора. Он искренне жалел этого мужественного человека, воевавшего во Вьетнаме и не отсиживавшегося в штабе, а подставлявшего грудь под пули. Многие говорили о шансах Флетчера стать президентом… По крайней мере, так было до внезапной и странной болезни его сына. Сенатор осунулся, похудел, стал раздражительным…
— Доктор Корделл, — с усилием произнес Флетчер. — Я верю в вас и знаю, что вы предпринимаете все возможное… Но, может быть, вам не хватает чего-то? Любая аппаратура, самые редкие и дорогие медикаменты — требуйте, я исполню все, что в человеческих силах.
— Нет, сенатор, — ответил Корделл виновато. — Мы обеспечены всем необходимым, и не в этом проблема. Мы не знаем, как лечить эту болезнь, потому что не знаем, чем она вызвана. Ничего подобного в медицинской практике не встречалось. Со мной согласны и такие светила, как профессора Трауберг и Кингсли…
— Но я же рассказывал вам подробно, — перебил сенатор, — о похожей болезни, с которой столкнулся во Вьетнаме! Почему бы вам не связаться со специалистами из Юго-Восточной Азии?
— Я связывался с ними, сэр, — сказал Корделл. Он ничего не добавил, но сенатору и не понадобилось уточнений. Если бы эти консультации дали хоть что-то, Майк уже выздоравливал бы…
— Простите меня, доктор Корделл, — мягче проговорил Флетчер, — я вмешиваюсь в вашу профессиональную сферу. Вам лучше знать, как поступать.
— Вы позволите проводить вас к машине, сенатор? Внизу, когда охранник открыл дверцу, доктор Корделл сказал:
— Я немедленно извещу вас о малейших изменениях в состоянии Майка.
Оказавшись в салоне автомобиля, Флетчер долго сидел неподвижно, уставившись на подголовник переднего сиденья, погруженный даже не в размышления, а во что-то вроде прострации. Водитель осмелился нарушить молчание:
— Куда, сэр? Сенатор очнулся:
— Вот что, Луис. Вы свободны, я поведу сам. И вы, Билл…
— Я не имею права оставлять вас, сэр, вам это известно, — сказал охранник.
Ричард Флетчер выдавил слабую улыбку:
— Ничего, Билл, я разрешаю. Обещаю, что ваше начальство об этом не узнает. И вам обоим обещаю, что ничего плохого со мной не случится. Я буду очень осторожен, ведь я отвечаю за Майка.
Последние слова сенатора успокоили водителя и охранника, опасавшихся, что доведенный до отчаяния Флетчер мог задумать неладное.
— Не решаюсь вам противоречить, сэр, — произнес охранник, — Но будьте осторожны вдвойне. Вы отвечаете и за Массачусетс, вы очень нужны многим любящим вас людям. Пошли, Луис.