Империя и воля. Догнать самих себя
Шрифт:
И наконец последний аккорд, наиболее гротескный. Перед смертью, Литвиненко, известный в Чечне как один из самых жестоких дознавателей, якобы, принимает ислам. Как сообщил глава Фонда гражданских свобод Алекс Гольдфарб, покойный «просил передать моджахедам Чечни и Кавказа, чтобы они считали его своим братом по оружию и просил Всевышнего Аллаха для себя участи шахида». Гольдфарб же зачитал и предсмертную записку Литвиненко, в которой виновником его смерти объявляется Путин.
Верна или нет версия о «сакральной жертве», прямо озвученная Владимиром Соловьевым, она ничуть не менее логична, чем версии обвинителей Кремля. Наиболее дальновидные из окружения лондонского Б — такие как Мельниченко, Чекулин — рано или поздно уходили из сферы влияния своего патрона. Быть в его команде — дело весьма рискованное. Политковская и Литвиненко принадлежали к тем участникам команды олигарха, кого легче всего было представить в качестве героических мучеников и «шахидов» — жертв авторитарного режима и «мстительных злодеев» из одиозного ведомства.
У российских политтехнологов существует термин «самострел» — когда черные пиар-ходы вскрываются самими их режиссерами, которые при этом саморазоблачаются в целях рекламы или парадоксального поворота в предвыборном сюжете. Однако метафора иногда оборачивается грозной и неприглядной реальностью. Если эта версия верна, «самострел» лондонского Б обернулся самоотстрелом членов его команды. По существу же — это агония игрока, уже не видящего в своих руках иных, более действенных рычагов воздействия на российский политический процесс.
Московский Б и политическая содомия
По мнению другого, московского Б, Станислава Белковского, Березовский допустил серьезный просчет, не сумев скомпоновать в политическом поле России некий союз либеральных и красных идей. Белковский знает, о чем говорит. В отличие от Березовского, оставшегося ментально в 90-х годах, он весь в будущем — он создает сначала Совет национальной стратегии, а затем одноименный Институт, в котором концентрируются отнюдь не привычные для экспертной тусовки силы. Привлекая новых правых, младоконсерваторов и националистов, которых он объявляет представителями нового поколения российской политики (действительно талантливых и молодых), Белковский разворачивает максимально дерзкую амплитуду идеологического синтеза, стремится нащупать возможности для коалиции крайних либералов с радикальными патриотами, левых с националистами, космополитов с почвенниками и империалистами.
Однако, существует ли непосредственная связь между двумя Б?
Эта связь более чем прямая. Во-первых, московский Б — ученик и подмастерье 60-летнего лондонского Б, его пресс-атташе в лихие девяностые. Очень скоро он вырос из помощника в партнера. По словам самого Белковского, они перестали сотрудничать в 2003 году. В одном из своих интервью он говорит: «Я и тогда, и сейчас считаю, что Березовский мог быть объективно полезен стране… Я познакомил его с Прохановым и у них сложился некий творческий альянс, который не состоялся политически только потому, что Березовский не выжал из этого альянса тех возможностей, которые были в нем заложены. Это и было причиной нашего расставания. Но я считаю, что Березовский мог бы сыграть полезную роль, если бы направил вектор своей деятельности в направлении национального возрождения».
Белковский действительно отличается от своего старшего партнера, мыслящего более косно и банально. На полном серьезе он говорил о своей мечте — возрождении России как империи, восстановлении монархии, взятии Константинополя русскими войсками и т. п. Однако великодержавно-националистические фантазии Белковского практически малозначимы, гораздо важнее его увлеченность формированием идеологических коалиций из вчерашних непримиримых противников. Путь этот не просто сложный, но в каком-то смысле и безнадежный, поскольку ставка делается на противоестественные союзы. Скрестить Лимонова с Каспаровым у Белковского получилось — но это в силу специфичности Лимонова, его изначально извращенного политического инстинкта. Гораздо сложнее сделать это с почвенными, глубинно-консервативными силами, которые органически не переваривают либералов. Впрочем, многие либералы отвечают им полной взаимностью. Выведение подобных гибридов похоже на принуждение к содомии людей традиционной ориентации.
Именно такой политсодомией отдает от дружеских рукопожатий антиподов: когда Сатаров приносит извинения в адрес «Русского марша», называя ошибкой то, что он поставил свою подпись в письме, протестующем против его проведения; Каспаров присылает на конференцию с участием Рогозина и Белова своего представителя, приветствующего хозяев мероприятия как борцов за «гражданское общество»; Аксенов на телепередаче у Познера прибегает к риторике White Power — скрещивая свое либеральное мироощущение с лозунгами скинхедов о «белой европейской цивилизации», призывая к совместному с Западом противостоянию варварству.
Впрочем, попытка повязать «Другую Россию» с националистами, демшизу с нацшизой оборачивается лишь пошлым покушением на чистоту диагноза. Однако, если задача исчерпывается проведением пикетов и митингов, отчетностью за само действо — то Белковский несомненно в этом преуспеет.
«Наберись достоинства и умри…»
Белковский падок на поиск заказчика и готов решать проблемы любой идеологической силы в стране. Тем не менее, это не означает, что у него нет собственной мечты и некоего идеала. В вышеупомянутом интервью он говорит: «Объективный ход истории не допустит полной гибели России. Она обязана возродится». Однако в его книге «Бизнес Владимира Путина» открываются совсем другие перспективы: «Нет смысла рассуждать о том, что сделает Путин в 2008 году. Потому что и самого 2008 года может с нами не случиться. Российская цивилизация, кто бы что ни говорил, очень стара. Если считать от Рюрика, ей почти 1200 лет… На этом рубеже последний император Запада Ромул Августул сдался герулу Одоакру, а Константинополь склонил христианнейшую голову перед султаном Мухаммедом II. (…) Мы спиваемся и угасаем. (…) Три вещи надо делать с достоинством: опаздывать, стареть и умирать. Надеюсь, нам, прожившим в холодной истории 12 столетий, достоинства в решающий момент хватит. Вот вам и вся политика, и все реформы, и весь, в сиянии славы его, две тысячи восьмой год».
Представляется, что в этих словах гораздо больше двух Б, чем во всех их громких речах о строительстве «после Путина» свободной демократической России (из Лондона) или имперского государства (из Дмитровского переулка в Москве).
Похоронив в душе не столько Путина, сколько саму Россию, они с досадой и изумлением наблюдают, как Россия несмотря ни на что сопротивляется своей смерти, преодолевает новые рубежи, как постепенно мертвенный цвет уходит с ее лица.
Размышление финальное, пафосное
История современной России ни с чем не сопоставима. Законы циклов исчерпали свою силу, аналогии неуместны, а её будущее вряд ли доступно и когда-либо откроется людям, для которых политическая игра и оплаченная интрига давно заменили правду поиска. Большим и малым бесам отечественного лихолетья пора на покой, где бы они ни обретались. Пришло время ставить «точки над i», что и сделано в одноименном стихотворении того же Бориса Абрамовича: