Империя иллюзий
Шрифт:
В ответ, когда он уже повернулся, ему вслед полетел пустой стеклянный флакон и больно ударил между лопаток. Раб даже не стал останавливаться, а так и ушел сгорбленный от боли и несчастный от унижения. Он уже прекрасно понимал, что ждет его завтра: невозможность избавиться от усваивающейся в организме пасхучу, голод, холод, а потом еще и вечный огонь наркотического дурмана, который, вполне возможно, будет сопровождать его до самой смерти.
Подвал оказался с зарешеченными окнами под потолком, через которые просматривался чуть ли не весь двор, и ранним утром Федор отчетливо расслышал каждое слово озлобленной до невозможности хозяйки:
– Чего вы копаетесь, ленивые свиньи! Сегодня возле Башни я хочу купить шауреси одной из самых первых! Сегодня настанет час истины!
Карета сорвалась с места с огромной скоростью,
Но только чуть раньше этого срока послышалось эхо чудовищного по силе взрыва. И сразу вслед за этим фундамент дома содрогнулся. Это рухнула Башня Иллюзий, но вскочивший на ноги узник подобное и представить себе не мог. Зато грохот явно не вулканического происхождения разбудил в нем надежду на возможную помощь со стороны самого родного человека в этом мире.
– Отец! – прошептали его губы. – Неужели ты уже здесь?
Глава двадцать первая
Из огня да в полымя
Короткие цепи не позволяли приблизиться вплотную к окну, но и того сектора обзора хватило Федору, чтобы заметить, какие суматоха и паника начались на подворье. Да и большинство криков и восклицаний удавалось расслышать дословно. И уже через четверть часа наказанный саброли знал, что произошло: рухнула Башня Иллюзий, народ в панике разбегается с места трагедии, имеются многочисленные жертвы и где-то там находилась баронета Мелиет. Как ни странно, сначала в душе у раба вдруг зашевелилось глубокое сопереживание, и он чуть ли не криками подгонял организующийся отряд слуг и охраны, которые спешно двинулись к руинам на поиски своей хозяйки.
Но уже через пять минут после убытия отряда он вновь ненавидел свою рабовладелицу от всей души: в подвал спустилась исполнительная служанка в сопровождении двух дюжих охранников. Что только ни кричал пленник и как только ни сопротивлялся, все закончилось вливанием ему в рот ежедневной дозы пасхучу, а когда мучители ушли, он удосужился выдавить из себя смехотворно мизерный объем той жидкости, которая имелась у него в желудке. Теперь уже точно не осталось самой малой надежды на восстановление умений Шабена хотя бы на начальных уровнях. И даже шанс на то, что его не смогут эксплуатировать в сексуальном плане, теперь не утешал. В любом случае, если Коку и не успела купить наркотического дурмана, кто даст гарантию, что она не перекупит флакон с шауреси у какой-нибудь подруги, побывавшей возле Башни Иллюзий вчера или позавчера. То есть если его не начнут мучить немедленно, то завтра превращение в раба и полного идиота наступит обязательно. Имелся разве что единственный шанс избежать этого: если баронета Мелиет окажется погребена под руинами или тяжело ранена.
Но над этим вариантом Федор подумать как следует не успел. Коку появилась в своем дворе с ругательствами и гневными криками, сзывая всех слуг и намереваясь лично наказать начальника охраны на месте. Ее карета перевернулась в панической давке еще на самой площади, и только чудом первую красавицу не затоптали несущиеся во все стороны лошади. Кое-как выбравшись из свалки вместе со своим кучером, она по более свободной улице устремилась домой и разминулась со спешащими ей на помощь домочадцами. Только это, пожалуй, и спасло многих от немедленного увольнения. Да только над поместьем к тому временем уже нависла более страшная угроза.
Баронета отправилась менять поврежденные одежды в свои покои, еще часть слуг поспешила на розыски затерявшегося отряда, и на какой-то час во дворе воцарились полная тишина и спокойствие, которые оборвались совсем неожиданным образом: в поместье баронеты Мелиет несколькими громыхающими железом ручейками стали вваливаться бронированные силы местного правопорядка. Немногочисленные охранники вполне резонно не сделали ни малейшей попытки защититься, а сразу побросали оружие. Их тут же связывали, надевали на головы полотняные мешки и под аккомпанемент доносящихся из внутренностей дома истерических женских криков уводили на улицу. Потом во дворе выстроили точно такую же цепочку из арестованных женщин, среди которых сразу выделялась особо брыкающаяся хозяйка поместья. Их тоже поспешно увели с мешками на головах, и только тогда ошарашенный таким поворотом событий Федор понял, что пришли и по его душу. Не задавая ни единого вопроса о том, кто он и что здесь делает в таком виде, два воина быстро его расковали, связали руки за спиной, вывели наружу и тоже лишили возможности внешнего обзора. Потом его долго куда-то вели по улицам, потом по сырым тоннелям и напоследок по уводящим вниз бесконечным ступеням. Бить – не били, хотя пару раз и ткнули древком копья в спину, попутно короткими командами предупреждая о ступеньках или резких поворотах.
Наконец его впихнули в небольшую вырубленную в камне келью, развязали, сняли мешок с головы и, закрыв наглухо толстенную дверь, оставили одного. Факел, конечно, забрали, так что пленнику вначале показалось, что здесь полная темнота. И лишь через несколько минут, когда глаза перестали слезиться после яркого огня и неприятной копоти факела, Федор рассмотрел, что все стены и свод его новой тюрьмы пронизаны смутным точечным сиянием. Словно по каменной поверхности неподвижно расположились жуки-гнилушки или светляки. Причем чем дольше продолжалось отсутствие резкого света, тем большее освещение давали удивительные гнилушки. Дошло до того, что узник теперь мог рассмотреть с одной стороны каменный уступ и точно такой же, составляющий часть стены каменный стол. Возле другой стены имелись высокие нары, застеленные на удивление чистым, набитым свежей соломой матрасом.
Принявшись рассматривать удивительные святящиеся вкрапления стен, озадаченный парень больше думал и размышлял о произошедших изменениях в его жизни. Ведь не всегда кардинальный поворот бытия приносит желаемую пользу.
«…Как бы наоборот не получилось! Там бы хоть на цепи сидел, но зато более или менее спокойно отца дожидался.
А здесь вроде никакого сексуального насилия, зато вообще могут к казни приговорить без особого суда и следствия. Вон как всех загребли из поместья! Но куда это Коку так вляпалась? Ведь она вроде не последний человек в королевстве, таких так просто в кандалы не закатаешь, должны быть солидные поводы хоть для королевы, хоть для полиции. А что, если этот тотальный арест связан со взрывом? Все-таки уничтожение такого архиважного для государства объекта может привести к самым коренным изменениям во внутренней политике. Насколько я понял, именно там производили шауреси, и если нет другой подобной башни, то ярость правящего здесь матриархата понять можно. Они без раздумий не только арестуют, но и казнят любого подозреваемого. А что делала Мелиет сегодняшним утром? Да то, что и собиралась: хотела приобрести наркотический нектар одной из первых. Следовательно, крутилась непосредственно в месте подготовки к взрыву. Если его организовал отец, то наверняка он не закладывал взрывчатку, или что он там мог надумать, накануне или ночью. Скорее всего, сделал это нагло, при свете дня и скоплении озабоченных рабовладелиц. Баронета могла непроизвольно пообщаться с минерами, это все видели, и как результат начались первые аресты “соучастников”. Логично? Вполне! Тогда теперь остается только надеяться на то, что эта дура сумеет доказать свою невиновность и ее вскоре выпустят на свободу…»
Так и ковыряя пальцем светящуюся стенку, Федор замер, вдруг вспомнил всем телом жгучие прикосновения другого тела и совсем недавние любовные игрища. И только осознав, что ему трудно дышать от спертого острым желанием дыхания, резко развел плечи, набирая воздуха, и стал укорять себя рассерженными негромкими восклицаниями:
– Совсем на этих наркотиках рехнулся! Да когда же эта отрава из меня выйдет наконец?! До чего мерзкая зависимость: сижу в глубокой… яме, а все равно похотливые желания душу коробят! Тьфу ты! Что за напасть…
Но, поразмышляв еще немного, четко осознал, что все-таки не желает для Коку крупных неприятностей. Разве что по минимуму, для «испугу».
«Пусть ее просто подержат на воде и хлебе денек, чтобы она поняла, как это – быть рабом! Нет… лучше – целых три! А потом вытолкают взашей на улицу! И оскорблениями в спину подтолкнуть… Хм… хотя кто ее вообще оскорблять осмелится? Да и три дня много, наверное, хватит и двух… А то и одного…»
И опять осознание ненужной жалости к своей рабовладелице возмутило узника. Прижавшись на этот раз к прохладной каменной стене разгоряченным лбом, Федор попытался переключить свои размышления на другую тему: