Империя ненависти
Шрифт:
Может, он стер все, что было между нами, и теперь он новый человек, которому наплевать на прошлое.
Эта мысль дергает за глупые сердечные струны, и я глубоко вдыхаю, останавливая свою реакцию. Но все это непроизвольно, вырвано из глубины меня невидимой силой, которую я не могу контролировать.
— Доброе утро, я новый ассистент. Меня зовут Николь Адлер.
Я благодарна, что мой голос не дрожит и остается спокойным, почти таким же нейтральным, как и его равнодушие.
— Меня не волнует ваше имя. Я забуду, как только вы не пройдёте испытательный срок. —
Мой желудок сжимается, и это связано не только с его голосом, но и с его резкими словами. Мне нужно сразу же привыкнуть к этому, если я хочу оставаться профессионалом и сохранить эту работу.
— Я сожалею об этом, но мне нужно было разобраться с кое-какими бумагами в отделе кадров и…
— Все, что я слышу, это бессмысленные оправдания, — обрывает он меня. — Не повторяйте такого, иначе ваш испытательный срок закончится еще до того, как начнется. Все ясно?
— Да, — говорю я, хотя мне хочется кричать, и не об этой ситуации, а обо всех хаотичных мыслях и линиях, разбитых внутри меня, как искаженная музыка, играющая под водой.
Мне хочется закричать и спросить его, действительно ли он будет притворяться, что не знает меня. Должно быть, он видел мое резюме. Он знает, что это я. Сомневаюсь, что он знал много Николь Адлер в своей жизни.
Но почему это имеет значение?
На самом деле, я должна быть рада, что это безлично. Таким образом, я могу притвориться, что это всего лишь работа, которую я использую, дабы сохранить крышу над головой у нас с Джеем.
— Хорошо.
Он встает, и я резко втягиваю воздух, чертовски надеясь, что он этого не слышит.
Он был притягателен, когда сидел, но, когда он выпрямляется во весь рост, на него почти слишком ослепительно и невыносимо смотреть.
Он не только высок, но и обладает мистической, привлекательной манерой держаться. Его плечи прямые, широкая грудь идеально сочетается с пиджаком, а брюки подчеркивают его длинные ноги и бедра.
Интересно, сохранились ли они мускулистыми с тех пор, как он играл в футбол в младших и средних классах?
Эта мысль вылетает у меня из головы, когда он обходит стол, затем прислоняется к нему, скрестив ноги в лодыжках, и поворачивается ко мне лицом.
Кажется, он чего-то ждет, но не уверена, чего именно, поэтому я спрашиваю:
— Вы что-то хотите?
— Ваш мозг, мисс Адлер, или вы оставили его дома этим утром?
Я стискиваю зубы, затем делаю обильные вдохи воздуха.
— Если вы скажете мне, что вам нужно, я сразу перейду к делу.
— Что еще мне от вас нужно, кроме того, чтобы записывать то, что я хочу, что должно быть сделано?
— Ох, конечно.
Я достаю из сумки планшет, который мне дали, и едва открываю приложение «Заметки», как он начинает быстро говорить.
— Мне нужно, чтобы мой кофе из Dolcezza стоял на моем столе ровно в восемь утра. Черный с ровно одним граммом сахара. Затем вы ознакомитесь
Я тяжело дышу от обилия информации. Мои пальцы болят от того, что я печатаю все его инструкции, и я чертовски надеюсь, что ничего не пропустила.
Последние слова выбивают меня из колеи, и я поднимаю глаза. Лучше бы я этого не делала, потому что он смотрит на меня, как ястреб, нацелившийся на добычу. Как будто ему нравилось видеть, как я потею и пытаюсь все это записать.
Прочистив горло, я спрашиваю:
— В ночное время?
— Мы работаем по расписанию международных клиентов, которые, если вы включите свой мозг, поймете, что находятся в других часовых поясах, чем мы. Если это создаст проблему, вы знаете, где дверь.
Черт бы побрал этого мудака. Он пытается уволить меня с того момента, как я вошла в его кабинет. Но он не знает, в каком я отчаянии и как сильно мне это нужно.
Он может показать мне свое худшее, и я все равно не отступлю.
— Я всего лишь попросила разъяснений. Меня это вполне устраивает.
Мне просто нужно убедиться, что я держу свой телефон в режиме вибрации, чтобы не беспокоить Джея.
— Не то, чтобы это имело значение. — он задирает свой надменный прямой нос вверх, словно я недостойна взгляда. — Излишне говорить, что я не терплю ошибок. Не явитесь работу, вы уволены. Допустите ошибки, также уволены. Все ясно?
— Да.
— Да, сэр.
Я так сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки, что удивляюсь, как во рту не идёт кровь.
— Вы глупы или плохо следуете инструкциям, мисс Адлер?
— Нет.
— Нет, сэр. А теперь скажите это.
В его тоне слышится вызов в сочетании со странным блеском в глазах. В нем нет ничего яркого или блестящего, как в том Дэниеле, которого я знаю.
Этот — садист, сверкающий только с одним намерением.
Унижать меня.
Но к черту его.
Если он думает, что моя гордость помешает мне опуститься низко, то он не знает, насколько толстокожей я стала за эти годы.
— Нет, сэр, — говорю я с холодностью, которой не чувствую.
— Вот как вы будете обращаться ко мне с этого момента. Все ясно?
Я киваю.
— У вас есть голос, используйте его.
— Да, сэр.
Последнее слово застревает у меня в горле, как бы я ни старалась проглотить его.
Этот придурок, должно быть, находит удовольствие в том, что заставляет меня чувствовать себя такой же маленькой, как дохлая муха, прилипшая к подошве его ботинка.