Империя предков
Шрифт:
«Монголы сами четко отделяли себя от тюрков и татар. Они возводят свою генеалогию к гуннам, которые основали первую большую степную империю в третьем веке. «Хун» – монгольское слово, обозначающее человека, а своих предков они зовут «хун-ну» – народ солнца. В IV–V вв. гунны вышли из монгольских степей и покорили множество стран от Индии до Рима, но не смогли сохранить связи между разными кланами и были быстро ассимилированы завоеванными народами», – профессор антропологии Джеки Уэзерфорд «Чингисхан и рождение современного мира».
***
Дым от затухающего костра в степи в безветренной ночной тишине протянулся прямо ввысь в черноту звёздного неба, что обернётся днём вечной синевой. Долгий разговор, кажется, уже подходил к концу. Старый вождь племени унгират Дэй-сэцен лишь поворошил головешками, отчего они на время озарились яркими огнями и не более того.
– Сорок два года назад уехал обратно домой мой сват, оставляя у меня своего девятилетнего первенца Темучина, сосватав его за мою несравненно любимую дочь Борте. Кто бы мог подумать, что его дорога домой и есть его последний путь. А ведь дорога лежала через земли племени татар, его злейших врагов. И как ни старался проскользнуть незаметно, но встретил он тогда нескольких из этого племени, задумавших обед в степи. Конечно, как и положено, по обычаям степей, спешиться ему с коня, да отобедать с ними. Но кто бы мог подумать, что может быть такое вероломство. Отобедал с ними и поскакал дальше своей дорогой всадник совсем мирных устремлений, что были у бесстрашного воина в те дни. И занемог на коне. Так и добрался до своей земли, до порога родной юрты на пороге смерти. Но успел сообщить про такое коварное злодеяние. Не погиб он от стрелы или сабли, а умер отравленный врагами. Конечно, и тебе придётся ехать через эти земли, но ты не встретишь там никаких врагов, никаких воинов. Совсем другие времена теперь. Единая властная рука простирается над степями, прекращая всякие племенные междоусобные войны. Сам знаешь – заслуга моего несравненного зятя в этом великом деле всех степей. Там на истоке реки Онон состоится необычный по величию Курултай. Там собираются вожди и знать степных племён. Там будут все командиры его нового войска, которого по мощи и непобедимости и не видела никогда необозримая степь. Будь там представителем унгират. И если надо, послужи великому хану то ли верным воином, то ли ещё кем-то на любой должности, – говорил тихо старый вождь унгират своему племяннику Жаргалтэ, двоюродному брату его дочери Борте, пока уж единственной жене будущего хана всех степей, (когда это было видано) освещаемый огнём ночного костра.
– Я, как можно, с достоинством пронесу эту великую честь, оказанную мне, – говорил с нескрываемым волнением совсем уж молодой человек, что и не приходилось сомневаться, с какой трепетно дрожащей ответственностью пронесёт он эту весьма почётную миссию, вот так и свалившуюся на его молодые плечи.
На следующий день, после того как старый вождь Дэй-сэцен, огласил перед всеми вот такое решение, он отправился вместе с двумя нукерами в те края истока Онона, где и состоится Курултай, небывалый курултай для всех степей. Потому и распирала неимоверно гордость от этого.
Полдня верховой езды и они достигли земли племени татар, что в данные времена едва принадлежала этому племени в виду их полного поражения. Поэтому опасений не было никаких, да и племя унгиратов не враждовало с ними, как некогда Есугей, отец Темучина, а позже и сам Темучин. Да и перевелись нынче вольные всадники «длинной воли», шатавшиеся по степи, где попало и как попало. Все нынче под властной рукой одного человека, которого и возведут на курултае единым ханом всех степных и лесных племён. Когда такое было?
Потому и не выразил он никакого беспокойства, когда вдалеке, из-за округлой горы навстречу показались всадники, которых насчитал зорким взглядом порядка десяти человек. Приглядевшись внимательно, он не мог не заметить среди них одного странного всадника, который скакал не сам по себе. И заключалась вот эта странность в том, что у этого всадника была повязка на глазах, а руки связаны за спиной. Пока догадки выстраивались в какой-нибудь порядок, всадники были уже рядом, совсем рядом.
– Сайн-байна, – приветствовал его тот, кто выдвинулся вперёд всех. – Куда путь держите?
То был дородный мужчина в самом расцвете сил. И видать, главенствовал он среди них, потому как остальные и не спешили открывать рты и кланяться в должном приветствии по негласным обычаям степных просторов.
– Сайн-байна, добрые люди. Я и мои нукеры спешим на Курултай, что состоится у истока реки Онон. А вы куда путь держите, добрые люди, – в ответ приветствовал и он, успев заметить, что при словах Курултай, пробежала по лицам их слегка тревожная рябь.
– Какие там добрые люди. Жалкие конокрады. Вон позади мои лошади, – за всех ответил вот этот всадник с повязкой на глазах, в голосе которого так и просквозила сама дерзость.
И вправду из-за лысеющей горы показались лошади и два погонщика вслед за ними. Удар кнутом по спине этому связанному всаднику стало ещё одним подтверждением тому, что происходило когда-то повсеместно по степным просторам, но было пресечено недавно, кажется, под корень самим Темучином. Но неужели остался кто-то, кто пренебрёг таким правилом великого воина, слава о непобедимости которого всесильным ветром разносится по всем степным просторам. И это стоит удивления.
– Убить их, и нет свидетелей, – выкрикнул какой-то удалец из-за спин передовых всадников, что он и не высмотрел его лица.
– Убить всегда успеем. На трёх рабов больше, больше выгоды, – тут же выкрикнул тот самый передовой, что и вправду явился таким главенствующим среди этих степных шакалов.
Вмиг были накинуты на них арканы, а затем и связаны их руки позади спины. Двоим его нукерам были уже повязаны глаза. Несмотря на все его уговоры, объяснения и проклятия, собирались было повязать и ему глаза, но замешкались немного в поисках повязки, которого и не оказалось под рукой.
– Да, ладно, – усмехаясь, говорил предводитель, – и так у него руки связаны. Никуда не денется. Что ж воздадим почёт этому племяннику самого вождя унгиратов. Видишь, как уважаем твоё знатное происхождение.
Дружный смех негодяев прокатился громко по пустынной степи, где и не найдётся ни одного свидетеля этого события, сравнимого со всякой гнусностью.
Изменился их маршрут совсем не в сторону Онона. Неизвестные края замаячили унылой перспективой. И пошли долгие утомительные часы неволи, в которой впервые оказался Жаргалтэ, совсем недавно пребывавшим вполне счастливым человеком. Ох, как переменчива судьба!
Справа, далеко на западе красным заревом поклонился на закат огромный шар, предвосхищая в скором времени сумерки, предвестников чёрной ночи. Захватившие в рабство спешили, не сделав ни одного перевала, в сторону, что была далеко слева от заката, на юго-восток. «В Цзиньскую империю. Где-то на границе продадут их чжурчженям, и всё тогда, пропал песчинкой в океане великой империи. А как был счастлив утром одним только тем, что едет от унгиратов на этот необычный курултай. А сейчас совсем как барашек беспомощный», – мысли тоски совсем заволокли несчастную голову. «Нет, всё же, не буду я барашком на заклание. Чтобы тянуть тяжёлый воз раба? Да ни за что. Как только при продаже развяжут руки, возьму всё, что попадётся под руки и буду биться насмерть. Так намного лучше. Скорей героем попаду в просторы Вечного Синего Неба, чем жалким рабом», – потеснили совсем уж пропащие думы мысли от истинных глубин благородного духа.
И жизнь показалась ему намного веселее от сознания того, что предстанет он там, где всегда ждут, в самом, что ни на есть, должном виде. Ох, и покажет он всем на самом конце своего пути под Вечным небом.
Огромный шар уже исчез за горизонт, и сумерки приготовились потеснить остатки света, когда на вершине невысокого лысого холма показался одинокий всадник. Почему один? А он, заметив их, приостановил коня, дабы подождать их. Ещё один будущий раб.
– Предупредишь его, убью твоих нукеров, – будто предвосхищая нежелательный оборот, предупредил его предводитель вольных всадников, уподобленных ветрам степным.