Империя сердца
Шрифт:
— Неописуемые надругательства! — ахнула миссис Разерспун. — Ах, дорогой Сесил, мне страшно представить, какие ужасы поведает мне эта девушка. Поспешу за ней, чтобы ее утешить!
И губернаторша кинулась следом за Люсиндой, заранее предвкушая, какие чудовищные, потрясающие воображение истории можно будет вытянуть из беглой пленницы.
К ночи все слуги в британской миссии, вплоть до боев, размахивающих опахалами в гостиных, уже знали драматическую историю женщины, которая явилась к губернатору и объявила себя Люсиндой Ларкин. Большинство слуг считали женщину самозванкой, но решили подождать с выводами и сначала посмотреть, как она будет выглядеть в английском платье. Известно,
Примерно того же мнения придерживались и мужчины, включая самого губернатора.
— Посмотрим, как она будет выглядеть после ванной, — сказал мистер Разерспун жене за вечерним бокалом шерри. — Может быть, в приличной одежде она преобразится. Ведь ты не станешь отрицать, что говорит она как настоящая англичанка. Еще ни одному из туземцев не удавалось в совершенстве овладеть всеми тонкостями истинно английской речи. У индийцев наш язык звучит слишком певуче.
— Я дала ей одно из платьев Розамунды, — сказала миссис Разерспун, до сих пор еще не оправившаяся от собственной щедрости. — Ну и все прочие необходимые… детали туалета. Женщина так худа, что ей подошли вещи, из которых наша дочь уже выросла.
— Ничего удивительного. Если она была в плену, вряд ли ее там хорошо кормили.
— Но она такая темнокожая, такая жилистая…
— Что ж, не всем же девушкам быть такими светловолосыми и хорошенькими, как наша Розамунда. Я несколько раз видел сэра Питера, он и сам был смугл. Откуда же у его дочери могли взяться светлые волосы и голубые глаза?
— Она мне ничего не рассказала! Только «пожалуйста» и «спасибо», — не выдержала миссис Разерспун, возмущенная до глубины души сдержанностью своей подопечной. — Я всячески выражала ей сочувствие, уговаривала облегчить душу и рассказать мне об ужасах плена. В конце концов, я женщина взрослая, замужняя и выслушала бы ее шокирующие признания с подобающим пониманием. А она всего лишь поблагодарила меня за лавандовое мыло и выставила за дверь, заявив, что вполне способна принять ванну и одна. Уверена, что это самозванка. Настоящая английская леди ни за что не проявила бы подобное бессердечие, общаясь с первой белой женщиной за два года.
— Возможно, дорогая, сдержанность, которую проявила эта особа, вполне разумна. Хоть ты и замужем, но при таком муже, как я, ты всегда была надежно защищена от низменных порывов мужской натуры.
При этих словах вид у губернаторши был не такой уж благодарный. Она все еще хмурилась, когда в гостиную заглянул Махбуб.
— Мемсагиб, сагиб, мисс Ларкин просит позволения присоединиться к вам.
— Пусть войдет, — добродушно сказал мистер Разерспун. — Мы ее ждем.
В коридоре послышались легкие быстрые шаги. Губернатор встал и непроизвольно затаил дыхание. Однако когда молодая женщина вошла в комнату, мистер Разерспун разочарованно выдохнул. Чудодейственного превращения не произошло. Темнокожая оборванка не обернулась пухлой розовощекой англичанкой. Гостья стала значительно чище, но не избавилась ни от худобы, ни от смуглости — белое платье лишь подчеркивало смуглый оттенок ее кожи.
Но зато как величественно она вошла! Губернатор не без восхищения наблюдал, как грациозно молодая женщина проследовала от порога к середине комнаты: подбородок вздернут, плечи расправлены, рука легко придерживает край юбки, в другой зажат веер. Люси остановилась перед миссис Разерспун и присела в неглубоком реверансе.
— Прошу прощения, мадам, за то, что испортила вам раут. Мне и в голову не пришло, что за долгие месяцы, прошедшие после смерти отца, в доме могли смениться хозяева. Я думала, мачеха и ее дочь по-прежнему здесь. Когда привратник сообщил мне, что в доме поселился новый губернатор, я решила, что лучше всего будет обратиться непосредственно к его превосходительству.
Миссис Разерспун взмахнула веером:
— Так вы и поступили.
— За что и прошу прощения.
Огромные глаза девушки чуть посветлели от сдерживаемого смеха, и мистер Разерспун внезапно понял, что гостья не лишена своеобразной привлекательности. В губернаторе шевельнулся чисто мужской интерес, а Люси тем временем сказала:
— Сэр, я отлично понимаю, что мое неожиданное появление доставило вашему семейству множество хлопот. Понимаю я и то, что годы, проведенные в неволе, изменили мою внешность. Однако в Пешаваре есть люди, которые смогут меня опознать. Скажем, викарий мистер Честер или директор училища мистер Смит.
Можно ли счесть случайным совпадением, что она назвала людей, которых в Пешаваре больше нет? Губернатор нахмурился.
— К сожалению, мистера Смита нет в живых. Он умер перед Рождеством.
— Какая жалость! Хороший был человек и прекрасный учитель. А миссис Смит?
— Увы, ее тоже нет. Она увезла детей в Англию и живет теперь у брата ее покойного мужа.
— Да, она плохо переносила местный климат, — кивнула Люси. — Полагаю, она поступила правильно. Ну хорошо, миссис Смит тоже нет, а викарий?
— Мистер Честер в высших сферах.
— Он что, тоже умер?!
— Что вы, конечно, нет! Просто он получил повышение и теперь является архидиаконом кафедрального собора. Его семья уехала из Пешавара.
— Какая незадача!
— Вот именно. Незадача. Но не отчаивайтесь, мисс Ларкин. Полагаю, что ради такого дела мистер Честер не откажется приехать в Пешавар, чтобы произвести окончательное опознание. — Губернатор подергал себя за ус. — Да-да, именно так я и поступлю. Завтра же отправлю телеграмму. Полагаю, мистер Честер будет здесь дня через три.
Произнеся эти слова, мистер Разерспун в упор уставился на молодую женщину, но она не проявила ни малейших признаков тревоги, и чиновник окончательно убедился, что сегодня вечером установить истину не удастся. Будучи человеком практичным, губернатор предложил жене приступать к ужину. Кем бы ни оказалась гостья, есть ведь все равно надо.
Юную Розамунду позвали к столу в самый последний момент. Тихая хорошенькая девушка, не обладавшая особыми талантами, но зато умевшая обворожительно улыбаться, имела все задатки идеальной супруги. Застенчиво теребя розовые оборки на платье, Розамунда призналась гостье, что Пенелопа была ее лучшей подругой.
Рядом с этой девочкой Люси чувствовала себя столетней старухой и заметила лишь, что Пенелопе всегда хотелось обзавестись подругой ее же возраста.
— Вы совсем непохожи на Пенелопу, — сказала Розамунда.
— Она мне не родная сестра. Так что мы и не можем быть похожи.
— Ах вот как.
Помня о хороших манерах, Розамунда очень вежливо спросила, рада ли мисс Ларкин возвращению в Индию. Столь же вежливо Люси ответила, что рада.
Прежде чем разговор принял рискованное направление, миссис Разерспун позвала всех в столовую, где уже был накрыт стол. Люси так устала, что вела себя за ужином на удивление прилично. Она позволила себе лишь высказать некоторые комментарии о погодных условиях в Афганистане (холодно и сухо) и ткацком искусстве куварских женщин (весьма невысокое). Тут миссис Разерспун снова перепугалась — Люси имела неосторожность упомянуть о ярко-красной шерсти, из которой в Афганистане вяжут шаровары для невест. Губернаторша решила, что гостья сейчас начнет рассказывать о каких-нибудь ужасающих брачных обрядах афганцев, и поспешила сменить тему.