Империя сердца
Шрифт:
Преподобный покачал головой, — Почему куварский хан решил вас отпустить? Ведь он держал вас в рабстве целых два года.
— Он меня не отпускал, — сдержанно ответила Люси. — Наоборот, он хотел убить нас обоих — и меня, и купца.
— Так вы бежали?
— Да. У купца были лошади, а я сумела украсть провизию. Иначе нам не удалось бы проделать этот путь.
Губернатор и архидиакон засыпали ее вопросами. Люси охотно отвечала, подробно описав путешествие с Рашидом через горы к Хайберскому перевалу. По возможности она старалась не слишком вдаваться в характер торговых
— Вам повезло, что на вас не напали дикие афридии, — заметил мистер Разерспун, когда Люси закончила свой рассказ. — Нашим солдатам приходится в последние месяцы много возиться с этими бандитами. В Афганистане заваривается какая-то непонятная каша, и мы хорошо это видим.
— Вы полагаете, в этом виноваты русские?
— Нет, в этом виноват Дизраэли, — раздраженно воскликнул архидиакон. — Этот человек помешался на идее Британской империи. Он не успокоится до тех пор, пока вся карта мира не окрасится в цвета британской короны.
— Не вижу в этом ничего ужасного, — парировал губернатор. — Спросите об этом любого туземца, что он предпочтет — жить под властью англичан или под властью русских.
— Полагаю, туземцы предпочли бы жить сами по себе, — вырвалось у Люси.
Губернатор недовольно покосился на нее.
— Мисс Ларкин, но ведь они как дети, причем дети испорченные. Разве можно допускать, чтобы дети сами собой управляли? По-моему, тут не о чем спорить.
Мистер Честер откашлялся.
— А почему вы заговорили о русских, Люси? У вас есть какие-то особые основания полагать, что царь подбирается к афганскому пирогу?
— Да. По дороге нам встретился отряд русских солдат. Совсем недалеко от Хайберского перевала. Они сказали, что держат путь из Кандагара в Кувар, но заблудились по дороге. У них было при себе послание от Мохаммеда Аюба к куварскому хану.
— Мохаммед Аюб? — наморщил лоб мистер Разерспун. — Почему это имя кажется мне знакомым?
— Это опальный сын афганского эмира, — пояснил архидиакон. — Он затеял мятеж против своего отца, но потерпел поражение и был отправлен в Персию. Вы хотите сказать, Люси, что сын эмира объявился в западном Афганистане?
— Если верить русским, так оно и есть.
— Уверен, что канцелярия вице-короля очень заинтересуется этой информацией, — пробормотал архидиакон. — Вот что, милая. Напишите-ка мне отчет обо всем, что вы знаете касательно афганской политики. Я возьму отчет с собой в Лахор и позабочусь о том, чтобы вице-король лично прочел этот документ.
— Я с удовольствием помогу, чем могу, но, кроме этого единственного эпизода, мне ничего не известно. Я знаю лишь, что куварскому хану доверять ни в коем случае нельзя. Во время плена у меня не было возможности выяснить что-нибудь представляющее интерес для британских властей. Ни хан, ни его старейшины не делились со мной своими политическими суждениями. — Против воли в голосе Люси прозвучала горечь. — В Куваре женщины считаются недочеловеками, а я к тому же — иностранка, поэтому ко мне относились еще хуже.
Мистер Разерспун поморщился.
— Я полагаю, архидиакон вовсе не настаивает на том, чтобы вы перешли к описанию… всяческих кошмарных переживаний личного свойства, — поспешно произнес он. — Мы и так догадываемся, что вам пришлось перенести… очень многое. Уверен, вы хотели бы поскорее вычеркнуть из памяти эти воспоминания.
— Что верно, то верно. — Люси поднялась. — Хорошо, мистер Честер, я изложу на бумаге все, что знаю. Только не уверена, сумеете ли вы извлечь из этого пользу.
— Спасибо, дорогая.
Люси опустила взгляд.
— Мистер Честер, теперь, когда моя личность установлена, что вы мне посоветуете? Как мне действовать дальше?
Архидиакон мягко улыбнулся:
— Ну, это проще простого, милая. Советую вам как можно быстрей отправляться домой. Мы закажем вам хорошую каюту на пароходе. Отправляйтесь-ка в Англию, к родным и близким. С прошлым покончено. Вам предстоит долгая и счастливая жизнь. Ни секунды не сомневаюсь в этом.
7
Абдулла спрыгнул с высокой стены и оказался в саду сагиба Разерспуна. Нырнув в кусты, он благополучно укрылся от слуг и спрятался за розарием, где мраморный лев охранял парадный вход в особняк. Закуток был совсем маленький, но, к счастью, Абдулла не отличался крупным телосложением. С улыбкой он выдернул из пальца розовый шип и небрежно отшвырнул его в сторону. Рашид был бы доволен ловкостью своего ученика.
Абдулла понял, что хорошо рассчитал время. Карета уже стояла у лестницы: кожух опущен, вместо него установлен солнцезащитный тент. Двери особняка были нараспашку. Вот на веранду вышел сагиб Разерспун с двумя женщинами.
Которая из них? Абдулла чуть подался вперед, раздвинув ветки. Нет, ни одна из женщин не подходила к описанию. Та, что слева, слишком стара, а та, что справа, слишком белая и толстая. Рашид говорил, что его женщина смуглая, а губы у нее как лепестки лотоса, подернутые предрассветной росой.
Раздался еще один женский голос, потом звонкий смех. Абдулла приподнялся над розовым кустом и увидел стройную темноволосую женщину. Она спускалась по ступенькам, весело говоря что-то слугам.
«Вот это точно она. Та самая англичанка, которая украла сердце моего господина и собирается увезти свою добычу за океан», — решил Абдулла.
Англичанка остановилась возле сагиба, протянула ему руку. Двигалась она грациозно, как настоящая восточная красавица, но одета была как английская леди, кругом складки и оборки, а сзади дурацкий пуф, из-за которого женская фигура делается жутко неприличной. На голове у англичанки была крошечная шляпка, и Абдулла мог видеть, как солнце вспыхивает на темно-каштановых волосах. Глаза у молодой женщины были огромные, с длинными и густыми ресницами. Никогда еще Абдулла не видел, чтобы у женщин с севера были такие ресницы.