Империя серебра
Шрифт:
— Ну так что, орлок? — был вынужден напомнить о себе молодой темник. — Мне слать гонца через брод?
— Да, Бату. Скажи им, чтобы расправились с королевскими ратниками на том берегу. Мы должны занять этот мост по новой. Я не хочу, чтобы королю было куда посылать своих людей за водой. — Он постучал каблуком по камню. — Когда они с этим справятся, я отведу свои тумены подальше, еще гадзара на три отсюда. Жажда распорядится за них сама.
Бату лишь в смятении смотрел, как Субэдэй щерит зубы в подобии оскала.
Глава 32
Темугэ обильно потел, хотя воздух на внутреннем дворе
На расстоянии слышалась стукотня молотобойцев — звук, в последнее время сопровождавший Темугэ решительно всюду и ставший неотвязным, как головная боль. Работы по укреплению Каракорума велись день и ночь, и так должно было продолжаться вплоть до той минуты, когда на горизонте покажутся стяги Чагатая. Если Сорхахтани с Дорегене удержат город до возвращения Гуюка, то их будут превозносить над всеми женщинами. Мужчины станут в красках расписывать, как они готовились к обороне Каракорума, всем своим детям и внукам. Лишь имя Темугэ, хранителя ханских библиотек, пребудет в безвестности.
Он холодно смотрел, как Сорхахтани обращается к небольшой группе собравшихся. Алхун, старший тысячник ханских кешиктенов, также здесь присутствовал. Чувствовалось, как он подозрительно на него зыркает, и Темугэ предпочитал не отвечать на его взгляд. Глубоко вдыхая холодный воздух, он думал, просчитывал, решал. Как-то его брат Чингисхан — давно, еще в молодости, — зашел в юрту одного из влиятельных нойонов и перерезал ему глотку. Казалось бы, тут брату и конец, но нет: своими увещеваниями и угрозами он утихомирил то племя. А вот интересно, кто-нибудь из этих людей остановился бы и прислушался к нему, к Темугэ?
Под одеждой он тайком нащупал рукоятку ножа. Похоже, в жизни предопределения нет; есть только то, что человек сам для себя берет и отстаивает. В свое время Темугэ явился свидетелем кровавого зарождения державы. Понимают они это или нет, но всем своим городом они обязаны ему; всем своим добром, самими своими жизнями. Если бы не Чингисхан, мужчины и женщины, собравшиеся на этом дворе, сейчас пасли бы на степных просторах скот, мерзли в убогих юртах и, как когда-то, враждовали между собой до смертоубийства; один род впивался бы в горло другому. А теперь люди в державе даже жили дольше, чем те, кого Темугэ знал в детстве. Цзиньские и магометанские врачеватели нынче спасают от недугов, которые раньше считались смертельными.
Несмотря на медленное кипение гнева, какая-то часть Темугэ пребывала в ужасе от задуманного. Он вновь и вновь устало свешивал руки, твердя себе, что его момент в истории упущен. Но затем всплывала память о братьях, и он чувствовал, как они исподволь смотрят и посмеиваются над его нерешительностью. Ведь дело всего лишь в одной-единственной смерти, и ничего более; неужто у него и на нее не хватит духу? Никто его в этом не упрекнет, не назовет недостойным. Чувствуя, как по шее струйкой стекает пот, хранитель библиотек машинально отер ее рукой, привлекая этим движением внимание Яо Шу. Их глаза встретились, и Темугэ снова ощутил, что в своем заговоре не одинок. Ханский советник был с ним более чем откровенен. Он ненавидел Сорхахтани лютой ненавистью, которая привела к тому, что и Темугэ разоткровенничался с ним о своих мечтах и замыслах.
Сорхахтани тем временем распределила дневные задания, отпустила ответственных должностных лиц, а сама повернулась уходить. С ней тронулась и Дорегене, уже что-то по пути обсуждая.
— Одну минутку, моя госпожа, — подал голос Темугэ.
Слова вырвались из уст как бы сами собой. Сорхахтани спешила, а потому в ответ лишь махнула ему — мол, ступай следом — и по лестнице сошла в уединенный переход, ведущий в дворцовые покои. Именно этот ее мимолетный жест и вызвал у Темугэ вспышку гнева, а вместе с тем и решимости. Терпеть с собой обращение как с каким-нибудь просителем, и уж тем более со стороны этой проходимки, просто недопустимо. И хранитель библиотек поспешил вдогонку за женщинами, подбодряясь присутствием Яо Шу, который тоже подстраивался под его шаг. Воровато оглядевшись на выходе со двора, Темугэ слегка нахмурился, заметив там по-прежнему бдящего Алхуна.
Сорхахтани между тем допустила ошибку: в затененном коридоре она позволила Темугэ приблизиться к себе излишне близко. Он попытался ухватить ее со спины за руку, но женщина выдернула пальцы из его потной ладони.
— Ну, так что там у вас, почтенный? — выжидательно повернулась Сорхахтани. — Только быстрее, а то у меня уйма дел.
Для слов сейчас вряд ли подходящее время, но Темугэ, чтобы улучить момент, все же заговорил, одновременно под полой нашаривая нож. Рука отчаянно дрожала.
— Мой брат Чингисхан был против, чтобы его землями повелевала женщина, — невнятно пробормотал он.
В тот момент, когда он вынул нож, Сорхахтани напряглась. Дорегене тихонько ахнула и в страхе отступила на шаг. Глаза Сорхахтани потрясенно распахнулись. Темугэ ухватил ее левой рукой, а правую занес, целя в грудь.
И тут запястье ему перехватило с такой силой, что он пошатнулся и ойкнул. Оказывается, его удерживал Яо Шу, взгляд которого был полон ледяного презрения. Темугэ дернулся, но куда там: стискивает как железной клешней. Сердце от охватившей паники затрепыхалось испуганной птицей.
— Презренная самозванка! — несуразно тонким голосом выкрикнул Темугэ. В углах рта пузырьками вскипала слюна. Он сейчас вряд ли что-то соображал.
— Что ж, Яо Шу, — холодно произнесла Сорхахтани. — Получается, ты был прав. — На Темугэ она даже не взглянула, как будто его здесь и не было. — Мне неловко за то, что я в тебе сомневалась. Но я действительно не думала, что он настолько глуп.
Яо Шу сдавил запястье сильнее, и нож со звоном выпал на каменный пол.
— Этот человек всегда был слаб, — сказал советник, встряхнув Темугэ так, что тот вскрикнул. — Как прикажете с ним поступить?
Сорхахтани озадаченно смолкла, и тогда Темугэ вроде бы опомнился.
— Я последний брат Чингисхана, — горячечно зачастил он. — А вы, вы? Кто вы такие, чтобы судить меня? Цзиньский монах и две женщины… У вас и права такого нет!
— Угрозы он собой не представляет, — продолжал Яо Шу, как будто Темугэ ничего и не сказал. — Можно отправить его из ханства в изгнание, как обычного странника.
— Да, лучше будет его услать, — дрожащим голосом промолвила Дорегене. Видно было, как ее трясет.