Империя Страсти
Шрифт:
Я сую ему в руку несколько купюр и практически выволакиваю себя из машины.
Он остается на некоторое время, вероятно, думая, что я сошла с ума. А может, он один из них, и они послали его закончить работу.
Все силы уходят на то, чтобы подойти к воротам, волоча ноги и задыхаясь. Такси наконец отъезжает, и я делаю вдох.
Затем ноги решают, что сейчас самое подходящее время, чтобы упасть.
Я готова рухнуть на землю, но падаю прямо в теплые объятия.
— Аспен?
Его суровое лицо смотрит на меня с хмурым
И это не должно заставлять меня ощущать себя в безопасности.
Или в спокойствии.
Или чертовски правильно.
Но это так.
Пальцы впиваются в его руки, и я глотаю собственную кровь, произнося:
— Мне… некуда было идти…
Я не осознаю всю серьезность своего признания, когда темнота, наконец, уносит меня прочь.
Глава 8
Кингсли
Мои попытки не дать себе перейти в категорию ярости терпят поразительное фиаско.
Я вышагиваю по комнате, где Аспен лежит на кровати, как разбитая красавица.
Я открывал и закрывал Зиппо столько раз и с нулевой нежностью, что удивляюсь, как она не сломалась.
Свет, льющийся из окна, заставляет меня остановиться и посмотреть на сад и разноцветные листья, падающие на землю.
Черт. Я занимался этим всю ночь.
Вышагивал, бил стену или две и обдумывал лучший способ совершить убийство.
Я не должен.
Потому что, как гласили мои мысли недельной давности, я не совершаю насилие ради женщин. Есть только одна причина для насилия —
освобождение. Для меня, себя и моего члена.
И все же, всегда допускается эта ошибка в матрице. Исключение из правил. Рыба в Мертвом море.
Все случилось, когда я вернулся с вечерней пробежки, подавляя желание поджечь дом Сьюзан, и увидел Аспен, ковыляющую к воротам в состоянии, которое могло бы дать фору зомби.
С тех пор я не думал ни о разорении мачехи, ни о ее вчерашних провокациях в суде по поводу того, какой слабой была моя мать.
Она любит напоминать мне, почему я отверг саму идею вырасти в копию своей матери.
Лилиана Шоу была такой же нежной, как и ее имя, и хотя я был достаточно человечным, чтобы любить свою мать, я рано понял, что она была из тех, кого нужно защищать, но никогда не из тех, кто защищает других.
Она была той, с кем необходимо обращаться в детских перчатках, благоухая цветами, как ее любимыми духами.
А поскольку слова чертовой Сьюзен звучат в моей голове каждый раз, когда я ее вижу, я обычно включаю режим самоизнурения, пока не разваливаюсь к концу дня.
Не секрет, что я становлюсь невротиком, высокофункциональным и с особым привкусом хрена всякий раз, когда встречаюсь с пластиковым монстром в суде.
Добавьте к этому подростковую сексуальную неудовлетворенность,
Поэтому представьте мое удивление, когда женщина, стоящая за этой фрустрацией, играла выжившего в апокалипсисе у моих ворот.
Врач, семейный, который всегда на связи, явился осмотреть ее вчера вечером и сказал, что она подверглась физическому насилию.
— Ни хрена себе, Шерлок. Я это вижу, —
сказал я доктору Вернеру, проводя рукой по волосам и испытывая колоссальное раздражение из-за двух фактов.
Первое. Аспен была избита.
Второе. Доктор прикасался к ней.
Может, семейный врач должен быть женщиной?
Но даже этот вариант не очень удобно расположился в основании моего взбунтовавшегося желудка.
— Она подверглась сексуальному насилию? — спросил я, моя грудь сжалась впервые с тех пор, как… Гвен упала с велосипеда и ударилась коленом, когда ей было чертовых десять лет.
— Внешне ничто не указывает на это, но я не могу сказать наверняка, пока она не придёт в себя и не даст мне разрешение осмотреть ее.
— По крайней мере, позаботьтесь о ее травмах.
— Вы можете выйти?
— Зачем вам нужно, чтобы я выходил? Вы осмотрите ее, пока я здесь.
— Мистер Шоу, я понимаю вашу беду, но, насколько я понял, вы не являетесь ближайшим родственником мисс Леблан и, следовательно, не должны присутствовать при медицинских осмотрах.
— Я решил, что буду присутствовать. Теперь выполняйте свою работу, или я внесу вас в черный список города.
Угрозы было достаточно, чтобы побудить его к действию, что, в свою очередь, заставило меня запылать жарче, чем температура в комнате. И хотя он подтвердил отсутствие серьезных травм, я все еще находился в двух секундах от того, чтобы разбить его голову о ближайший предмет и отрезать пальцы в перчатках, которыми он проводил клинический осмотр.
Нет никакой логики или причины для яростного чувства собственничества, которое я испытываю к этой женщине. Чувство, которое до сих пор я испытывал только ради благополучия моего наследия, Гвен, и необходимости неизбежного уничтожения Сьюзен.
И что самое ужасное? Это чувство совершенно не похоже на все вышеперечисленные, оно бесповоротно нелогично и жжет, как кислота.
Доктор Вернер ушел после того, как я решил сам перевязать ее раны и выгнал его. Если бы он еще хоть раз прикоснулся к ней, то сейчас плавал бы в бассейне. Кроме того, с подросткового возраста я постоянно получал порезы, синяки и кровь в том или ином виде, так что задача была не новой.
Я смазал кожу Аспен мазью, покрыв галактику синяков на ее лице и плече и небольшое красное пятно на верхней части груди. Не говоря уже о синяке под глазом, который был размером с мэрию и таким же мрачным.