Империя тишины
Шрифт:
– Тор Гибсон, за то, что ты пытался похитить моего сына, я, Алистер из дома Марло, архонт префектуры Мейдуа и лорд Обители Дьявола, отрекаюсь от тебя и высылаю из своих владений, а также из всего этого мира.
Схоласт ссутулился, лязгнув цепями, что привязывали его к позорному столбу.
– Это неправда!
Все, стоявшие на лестничной площадке, и те, кто услышал мой крик снизу, повернулись ко мне.
– Нет, это правда! – Голос Гибсона дрогнул, старик сделал полшага вперед, напрягая скованные кандалами мышцы рук. – В Капеллу, Алистер? Ты хотел подбросить
– Ересь! – завизжала Эусебия, направив скрюченный палец на Гибсона. – Убейте его, ваша милость!
Лорд Алистер не обратил внимания на приора. Фамильярность обращения Гибсона вывела его из равновесия – никто из слуг не называл его Алистером. Никогда.
– Это мой сын, схоласт! Мой, а не твой.
Солдат ударил старика сзади под коленки, и Гибсон упал, словно рухнувшая башня. Оковы остановили его, и он застонал, повиснув на цепях. С невольным криком я рванул к перилам.
– Отпусти его! – набросился я на отца со слезами на глазах. – Пожалуйста!
– Я и так отпускаю его.
Даже не взглянув на меня в этот раз, отец поднял руку и щелкнул пальцами.
– Мы милосердны, как сама Мать-Земля, – обратился к толпе отец. – Гибсон долго служил нашему дому, и в память об этой службе мы придержим Белый меч.
Он отклонил возражения Эусебии, и по тому, как быстро она уступила, я понял, что все было решено заранее.
– Сэр Феликс.
Кастелян выступил из тени, и я побледнел. Сэр Феликс, лучший после Гибсона мой учитель, был одет не в боевые доспехи, а в черно-белые религиозные одежды. Рядом с ним появился катар Капеллы, с бритой головой и с повязкой из черного муслина на глазах.
Не произнеся ни слова, сэр Феликс проводил палача вниз по лестнице к столбу, у которого стоял Гибсон.
– Стойте! – закричал я и метнулся к ним.
Охранники схватили меня под локти закованными в броню руками. Катар подошел к Гибсону, достал клинок, горящий в дневном свете жаром далеких звезд. Не колеблясь ни секунды, он ввел тонкое, как игла, лезвие в нос Тора Гибсона и резко выдернул. Окруженная плазмой кромка разрезала ноздри старика до самой кости. Гибсон завопил и обмяк, хватая ртом воздух. Теперь он всю оставшуюся жизнь будет носить клеймо преступника. Плазменный нож одновременно прижигал рану, так что кровь не залила лицо старика.
Лорд Алистер взмахнул ладонью, и два пельтаста сорвали мантию с Гибсона. Она забилась на ветру над его худыми плечами, словно сломанные крылья, обнажив бледную кожу. Сэр Феликс, как доверенное лицо отца, принял у катара треххвостую плеть для предстоявшего истязания.
– Пощади его, отец!
Я попытался вырваться из рук охранников. Отец словно и не слышал меня.
Двое солдат прижали Гибсона к столбу, лицом к грубым волокнам дерева. Кастелян вознес плеть, и та разорвала кожу схоласта, словно марлю. Звук, который испустил Гибсон, потряс меня: это был жалобный, выворачивающий душу вой. Я не видел старика с того места, где стоял, удерживаемый за руки, но мог представить кровавые полосы, которые плеть оставляла на его теле. Она опустилась вновь, и всхлипы Гибсона сменились воплем. На мгновение я увидел его лицо, поразительно изменившееся. Добродушный старик, которого я знал, с его бесконечным потоком цитат и тихих наставлений, исчез. Боль превратила его в слабую тень человека.
Плеть опускалась снова и снова. Пятьдесят раз, и после каждого удара всхлипывания схоласта сменялись криком. Я никогда не забуду его лицо. Под конец он перестал кричать и стиснул зубы, чтобы вынести боль. Когда я думаю о силе, то на ум мне приходят не армии, которые мне довелось видеть в своей жизни, не сражающиеся солдаты. Я вспоминаю Гибсона, сгорбленного, истекающего кровью, но не утратившего достоинства.
Отец смотрел на него, не проронив ни слова. Когда сэр Феликс с плетью в руке снова встал рядом, архонт Мейдуа лишь распорядился:
– Унесите его! – и добавил, обращаясь ко всем логофетам и секретарям, собравшимся во дворе: – Возвращайтесь к работе! Все до единого!
– Почему ты это сделал?
Я освободился от стражи, двинув охраннику локтем по лицу. Толпа внизу начала утекать обратно в замок, погруженная в молчание жестоким зрелищем. Как бы ни радовал их вид крови во время Колоссо, вся доблесть и все веселье пропали, когда жертвой стал кто-то из своих.
– Потому что это не мог быть ты, Адриан, – ответил отец тихим голосом, уже не усиленным динамиками.
Я замер на месте, ошеломленный не столько жестокостью его откровений, сколько тем, что он снова назвал меня по имени. Отец взмахом руки отослал Феликса и сцепил пальцы, словно для молитвы. В этот день он надел полный набор колец, по три на каждую руку. Все они были украшены большими рубинами, гранатами или сердоликами, красное на серебряном – символ его положения и в каком-то смысле могущества. Но обручального кольца я среди них не увидел. Как не видел никогда прежде.
– Я? – наконец удалось выговорить мне тонким, высоким голосом, как у Криспина.
– Мальчик, я знаю, что ты просил старика придумать способ попасть в атенеум, – сказал лорд Алистер приглушенным тоном.
Остатки толпы удалились через Рогатые ворота и дальше по тропе, ведущей вниз с нашего акрополя.
– Не знаю только, как он собирался это сделать… наверняка что-то связанное с корабельным схоластом.
«Ты в это поверил», – подумал я, стараясь скрыть злорадство, но вспомнил о письме Гибсона и понял, что часть его содержания теперь бесполезна. Что бы ни планировал мой наставник, его замысел раскрыт.
Лорд Обители Дьявола сделал два шага вперед и остановился, нависая надо мной. Криспин держался в стороне, с любопытством наблюдая за нами, тонкая усмешка играла на его пухлых губах.
– Ты не станешь схоластом, понятно?
Я не нашелся, что ответить. Совсем ничего. Через пять дней я улечу и никогда не вернусь. Мне нечего было ему сказать, кроме как:
– Да пошел ты!
На этот раз отец ударил меня по лицу кулаком. Кольца рассекли мою щеку тонкой рваной полосой.
– Отведите его домой. Он так ничего и не понял из этого урока.