Империя троянов
Шрифт:
– Ты хорошо знаешь эти места?
– Отлично! – гаркнул Костенко. – За чащобой начинаются болота. Сплошная трясина.
– Собаки нас там не учуют. Шагом марш! – Стрельников двинулся вперед, упруго ступая по мшистой почве. Некоторое время люди шли след в след по узкой, едва различимой в листве тропе. Спустя тридцать минут быстрого хода, бугор сбавил темп. Сквозь наслоения мха проступала вода, коричневая жижа с отвратительным чавканьем просачивалась наружу при каждом шаге. Кое – где чернели озерца трясины, бездонная гладь заросла изумрудной ряской. Прямо из – под ног с возмущенным криком взлетел филин. Гордая птица уселась на массивный сук, и круглыми желтыми глазами внимательно созерцала диковинных существ.
– Здоровый черт! – восхищенно крикнул бугор. Похоже,
Посреди зарослей находился сухой островок. На травянистой кочке росла молодая березка, черные полосы опоясывали белую талию лесной красавицы. Кащей достал пачку дешевых сигарет, над болотом поплыли сизые круги дыма. Степа как завороженный смотрел на растекающийся в прозрачном воздухе дымок.
– Дай закурить, Кащей?
– Ну ты и лох, Костенко! – ядовито хмыкнул мужчина. – Рвешь в бега, и не запасся куревом?!
– Я не подумал… – растерянно моргал белесыми ресницами насильник.
– А когда шкур своих деревенских топтал, о чем думал?
– Хорош базарить! – недовольно нахмурился Стрельников. Он извлек из кармана пачку сигарет, и кинул ее подельнику. – Кури!
– Благодарю… Сердечно, благодарю!
– Благодарить потом будешь. Когда выберемся отсюда.
– Нам не пройти болото! – убежденно кивнул Костенко.
– Это почему?!
– Здешние топи только местные лесники знают. Зимой тут лед лежит, по весне трясина шибко жадная. Браконьеры раньше июня сюда не ногой. К середине июня вода спадает немного. Тогда лесники ставят слеги. Это такие палки, тропу в топи обозначают. Окромя лесников в эти болота никто и не ходит. Дичи здесь нет, место гиблое. Топь начинается левее, ближе к лесу. Там дальше озеро будет, и сушь одна.
– Молодец, следопыт! – Старшина одобрительно улыбался. – Быть тебе на следующем сроке вором в законе или старшиной в активе!
Степа зарделся от удовольствия. Он готов был расцеловать эту тяжелую руку, со сбитыми костяшками.
– Надобно ступать вдоль лесной просеки. Там топь неглубокая, едва ли по пояс будет. Расстояние, стало быть, увеличиться шагов на пятьсот, но зато не утопнем. Дальше выберемся, там Змеиное озеро. Ходят слухи, мол в нем черти водятся. Пару лет назад туда туристы ездили, ни один не вернулся! Хакасы говорят, злые духи живут!
– Да ты, брат – прямо Герберт Уэллс!
– Точно говорю! – горячился Степа. – Мужики рассказывали, что лесники свечение видели над болотом, а по ночам картинки появлялись. Ну как в кино. Но ходить туда боялись, да и топь опять же… Зато дальше сушь начинается и тракт до Минусинска.
– Если встретим зеленых человечков, передадим привет от Зубова. Курс на волшебное озеро. Перекур закончен. Первым идет Костенко, я – замыкающий. Вперед!
Люди выстроились гуськом, Ершову пришлось нести тяжелый рюкзак, перед ним шагал Малышев. Степа подобрал длинную палку, и двинулся вперед, старательно обходя маслянистые пятна черной трясины. Угрюмое лицо зека светилось от радости. Первый раз в своей уголовной практике он находился в центре внимания. Конечно, ему показалось, что старшина нарочито скомкал ключевую часть повествования, про инопланетян и волшебное свечение атмосферы, но опыт научил многострадального уголовника не торопить событий. Шибко бьют выскочек – как гласит тюремная мудрость. Длинная слега в его руках балансировала, упираясь в вязкое дно.
Хозяин здешних мест, могучий филин восседал на своем суку. Он проводил странную процессию пристальным взглядом. Круглые желтые глаза, окруженные черным кантом, лучше видели ночью, чем днем. Мудрой птице не понятны намерения пришельцев, но инстинкт подсказывает, что лучше держаться от них подальше. Память пернатого хищника избирательна, большинство событий она отсеивает как ненужные, и выбрасывает их прочь. У филина нет врагов на болоте. Здесь не водятся лисицы и еноты. Ему некого боятся, это он вызывает страх у лягушек, ужей и водяных крыс. Среди зарослей травы мелькнула серая спина ондатры, филин насторожился. Пернатый хищник предпочитает охотиться по ночам, но грех не воспользоваться легкой добычей. Он взмахнул широкими крыльями, и в считанные мгновения накрыл жертву. Нерасторопный зверек слишком поздно заметил угрозу. Он попытался скрыться среди узловатых корней высохшего дерева, но острые когти безжалостно вонзились в спину. Филин неспешно покидал место охоты, неся в когтях сладкую добычу. Он вспомнил про людей, когда насытился, но к тому моменту они уже скрылись из вида. Филин негодующе ухнул, уютно сложил крылья, удобно разместившись на обломке мертвого дерева, погрузился дрему. До наступления ночи оставалось много времени.
Новая эра
Вывеска над рестораном горела расплавленной медью. «Карамболь». Хозяин – фантазер и выдумщик. Не каждому придет в голову этакое экзотическое название. Возможно, по этой причине заведение пользовалось успехом у зажиточных горожан. Распахнулись стеклянные двери ресторана, изнутри пахнуло тушеными в вине рябчиками, печеными расстегаями и табаком. Возбужденно смеялась женщина, оркестр играл хит нынешнего сезона – попурри на восточные композиции. Пронырливый швейцар угодливо распахнул дверь, застыл в полупоклоне, в сложенную ладошку упали золотые монеты.
– Милость дающему! Здоровьица вам крепчайшего, и супруге почтения… – частил он скороговоркой.
Сытый, краснощекий мужик, округлый животик распирает жилет, как арбуз спрятал, массивная часовая цепка ныряет в карман жилета. Камзол нарядный, шитый золотой нитью. На груди сверкает орден войны второй степени. Россыпь алмазов, на серебряной основе – в центре, под арабской цифрой «2», сверкает круглый рубин, огранкой кабашон. Такую игрушку на черном рынке не купишь, по всему видать настоящий орден! Наметанным взглядом определил швейцар. Если и грамота на драгоценность имеется, – серьезный господин, надо с ним уважительнее, хоть сыпет дешевое золото, как роскошью одаривает! Явно – провинциальный фабрикант. Приезжие не сразу ориентируются в ситуации, им время нужно. Сколотил состояние на работорговле или же подвизался на поставках опия сырца из Турции. Деньги дарят ощущение свободы, вот и гуляет купчик на всю катушку! В военные времена предприимчивые дельцы обогащались непомерно.
– Герр Траубе бывает у вас, милейший? – как бы невзначай задал вопрос посетитель.
– Нечасто! – швейцар скорчил сочувственную мину, дескать, ждем не дождемся, пока этот распутник и скандалист посетит наше почтенное заведение. А вслух сказал. – Но рады его приходу! Такой почтенный господин, крепости здравию его, милость дому! А его кошечки – одно умиление!
Швейцар лукавил. Вся столица знала чокнутого немца. Он повсюду таскался со своими котами – здоровенными откормленными мутантами. По слухам, привез животных из Мавритании, где на его личных плантациях выращивали лучший опий. Коты были размером со среднюю собаку, раскосые глаза излучали дикую ярость. Сплетники трепались, немчин кормит своих любимцев адской смесью из гаишиа, опия и азиатской мариуханы. Напившись, Траубе пускал котиков «погулять» по ресторану. Животные кидались на посетителей как демоны, дамочки поднимали визг, а их кавалеры пытались отбиваться от хищников при помощи подручных средств. Личный секретарь Яноша Лютеранина, Первого Советника Императора и поставщика армейских вооружений, Карлос Траубе, имел колоссальные полномочия. Одно его слово могло возвысить до небес, или же низвергнуть неудачника на самое дно. А там, добро пожаловать – жалкие лачуги смердов, а то и казематы Крестов! Досужие трепачи утверждали, что он – троян, но доказательств слухам не было. По наблюдению опытного швейцара, трояны не упиваются в усмерть, и к девок гулящих не жалуют.
– У меня к вам просьба милейший! – торговец мялся, не решаясь сказать.
Швейцар заговорщически подмигнул.
– Желаете девочку в постель? Или мальчугана? Ничего невозможного! И строжайший секрет!
– Тьфу на вас! Какие девочки?! Дело совсем иного рода. Если Герр Траубе, будет у вас обедать, дайте мне знать! Услуги посыльного оплачу втрое! Вот моя визитка…
– Обязательно! Милость дому! Непременно! – не говорил, а лаял швейцар.
– Слово негоцианта?
– Слово, мой господин! Честнейшее слово!