Империя звёзд
Шрифт:
— Я вам принесла ваш завтрак, благородная госпожа.
Эйлия открыла дверь, и горничная шаркающей походкой вошла в комнату и поставила поднос на стол у окна.
— Прошу вашего прощения, принцесса, — сказала она, поднимая крышку, — но его высочество велел нам первыми пробовать все блюда, на случай, если ваше высочество опасается яда.
Эйлия рассеянно кивнула, думая, что маловероятно, чтобы Мандрагор пощадил ее этой ночью только чтобы убить ядом. Какой был бы в этом смысл? Она смотрела, как служанка пробует блюда из риса, яиц и вареной рыбы. Потом она попросила служанку посидеть с ней и поговорить, пока она будет есть. Удивленная и несколько встревоженная, та подчинилась.
— Можно ли спросить, как вы здесь оказались? — начала Эйлия.
— Меня предложили
Эйлия слушала с сочувствием. Бедняга никогда не видела в жизни доброты — естественно, что теократы стали для нее благодетелями. Ее использовали они, а теперь — лоанеи. Это было возмутительно, но сейчас Эйлия ничего сделать не могла.
Она попробовала рис с блюда, но обнаружила, что есть ей не хочется.
Остальное утро она бродила по замку сама по себе.
— Здесь всегда спят днем, — объяснила ей та же старая служанка, — и просыпаются вечером. Они, драконы, — создания ночи. Боюсь, госпожа, что до вечера вам придется самой себя развлекать. Сегодня ночью будет бал, как я понимаю — в вашу честь.
Замок действительно был величествен, очень напоминал Халмирион: мраморные палаты самых разных цветов, прекрасные изваяния в нишах, золотые канделябры размером с сажень — куда ни глянь. Помимо пиршественного зала и огромного тронного зала имелся еще и бальный зал с позолотой и фресками на стенах и оранжерея таких размеров, что гравийные дорожки вились, скрываясь, вокруг деревьев в кадках — все под стеклянным куполом. Эйлия нашла дверь во внутренний двор, куда выходило окно ее комнаты, двор, где был бассейн с золотыми рыбками, деревья и кусты роз. Жар от солнц обжигал шею дыханием кузнечного горна, когда Эйлия вышла на траву. Сад был недвижен. Даже карпы застыли в тени листьев кувшинок. Может быть, поэтому лоанеи предпочитали вести ночную жизнь: не из-за жутковатого пристрастия к темноте, а просто чтобы избежать гнетущей жары.
К вечеру, однако, тишина и пустота дворца стали вызывать беспокойство. Эйлия ушла в свою комнату и увидела, что здесь кто-то побывал: на столе стояли холодные закуски, а на кровати лежало красное шелковое кимоно и великолепное вечернее платье. Платье было цвета роз, вышитое на юбке и рукавах шелковыми цветами, отороченное у воротника, манжет и у подола кружевами тоньше инея. Эйлия приложила его к себе: вырез был на ее вкус слишком глубок. Предыдущая его владелица, очевидно, была шире в плечах, и руки у нее были длиннее, и подол явно был укорочен. Но в общем и целом оно неплохо подходило ей. А цвет очень Эйлии шел. Оглядевшись, она увидела пару розовых шлепанцев, также украшенных розетками, и примерила. Они подошли идеально: конечно, легко было, пока она спала, снять с ее ноги мерку. Но что-то было в этом почти магическое, и Эйлия, к собственному неудовольствию, ощутила какой-то дурацкий радостный трепет. Она быстро убрала все вещи и пошла в ванную.
Ванная была так же величественна и роскошна, как все палаты Эйлии, с большой мраморной ванной, утопленной в пол, с кранами с горячей водой. Эйлия подумала, не из горячего ли озера в горе она берется. Были здесь и ароматическое мыло, и притирания, которые используют арайнийцы. Только зеркальные стены ванной заставили ее остановиться. Здешние жители наготы не стесняются: Эйлия каждое утро с удивлением видела десятки голых купальщиков обоего пола, плещущихся в горячем источнике у гостиницы Маг. Да, она выросла на Мере, в обществе, где стыдливость и скромность были давней традицией. Только на Арайнии начала она чувствовать, одеваясь в одиночестве своей спальни, невинное животное удовольствие от того, что у нее есть плоть — что она воплощена. В такие минуты она оживала так, как никогда в одежде, и разум тоже узнавал дрожь радости без вины. Но эта ванная с таким обилием зеркал — нет, это слишком много, чтобы просто радоваться своему телу. У Эйлии возникло чувство, будто ее подталкивают к самовосхищению, и она отвела глаза от своих отражений и шагнула в пенную ванну.
Она долго отмачивала и отмывала волосы. Потом вытерлась насухо, надела кимоно и поела. Надо было ждать, пока наступит ночь и появятся лоанеи.
Совсем по-другому смотрелся бальный зал, когда в нем собрался народ. Он был живой, наполнен светом, красками, звуками. Эйлия нерешительно остановилась у дверей, глядя на танцоров, крутящихся под быстрые ритмы музыки, на пары, обнимающиеся на мягких диванах и стоящие за большими пальмами в кадках. У женщин были тщательно уложены волосы, крупные кудри и локоны громоздились на головах, платья вздувались кринолинами. Цветы повсюду — вываливаются из изящных ваз, оплетают подсвечники, рассыпаны на столах с закусками. Посреди зала — хрустальный фонтан, и в середине его фонарь освещает летящие капли. Все это обманчиво приятно и обманчиво знакомо: такое вполне могло быть на любом из официальных приемов, которые посещала Эйлия как принцесса Арайнии. Нет сомнения, что программа развлечений хорошо продумана именно с этой целью: чтобы она почувствовала себя свободно — и ослабила защиту. Поддаваться этому Эйлия не должна. Это не легкое веселое развлечение, а опасный отвлекающий маневр, задуманный сильным и умным противником.
Она настороженно огляделась, но Мандрагора нигде не увидела.
Она вошла в комнату, высоко подняв голову, чтобы не выдать собственное напряжение. Диадемы у нее никакой не было, но она уложила косы короной в напоминание о своем титуле. И все же ей не слишком понравилось, как смотрят на нее другие гости.
— Добрый вечер! — произнес голос у нее над ухом, когда она остановилась рассмотреть фонтан. Она резко вздрогнула, к собственному неудовольствию, и обернулась.
Мандрагор был великолепен в бархатном черном камзоле, черных брюках и сапогах. Короны на нем сегодня не было, и густые светло-каштановые волосы свободно спадали на плечи. На груди у него был медальон: красный эмалевый дракон, вставший на дыбы в золотом круге. Эмблема Морлина, принца-дракона. Может быть, та самая вещица, которую он носил пять веков назад при дворе на Мере…
— Ну, как тебе нравится? — вежливо поинтересовался он, обводя рукой зал.
— Это… это великолепно, — ответила Эйлия, взяв себя в руки. Она разглядывала искусно подобранные букеты, каскады цветов, придающие величественному залу вид огромного дерева. — Ты не пожалел сил.
— Случай того стоил, — ответил Мандрагор и предложил ей руку в бархатной перчатке. — Бал дается в твою честь, если тебе это неизвестно. Оставь, принцесса, — сказал он тоном легкого упрека, — неужто ты до сих пор мне не доверяешь? Ты прожила под моей крышей ночь и день, и я не причинил тебе ни малейшего вреда. Но, быть может, ты предпочла бы свой двор, где десятки влюбленных поклонников добиваются твоего внимания, читая тебе плохие стихи?
— У меня нет поклонников, — ответила она, неохотно принимая его руку.
— Нет?
Он приподнял бровь, и она поняла, что он сам это отлично знает.
Она отвела взгляд.
— А кто этот человек с длинными черными волосами, который впервые привел меня к тебе? Почему он так сердито на тебя смотрит?
— Это Эррон Комора. Сердито смотрит, потому что он меня ненавидит, — объяснил Мандрагор. — Я убил его деда, бывшего великого дракона.
Он не хвастался, он говорил с холодным безразличием, которое почему-то отталкивало сильнее бахвальства.