Имперский Грааль
Шрифт:
Стоп. Дальше хода нет. Мари уперлась в прозрачную стену: путь перекрывали двери из матового пластика, помеченные большим красным крестом, и двери эти были закрыты. Мари поспешно набрала код, но он не сработал. Повторила попытку – снова ничего. Ну естественно, генератора-то нет, и аварийная система тоже глюкнулась. Теперь пройти в двери можно, только взорвав их. Брюс погасил фонарик и увидел, что прямоугольник двери сереет светом.
– Сейчас я поищу каталку, – сообразил он. – Положим на нее что-нибудь и протараним. Пластик же, не пласталь.
Ага, сам лягу – головой вперед, сгожусь хоть на что-то.
– Нет времени.
Мари огляделась. В каждом отсеке возле двери полагается пожарный шкаф, и тот не заперт. Нажми красную кнопку с буквой «А», прозрачная панель выпадет сама, бери, что хочешь, только учти, что воды нет – насосы тоже электрические. Были.
Мари ударила по кнопке: правильно, со знанием дела – основанием ладони. Она схватилась за топор, и Брюс непроизвольно вздрогнул. Тяжелый треугольный клин на длинной, с пол-Мари, ручке. Попыталась его поднять и занести, но равновесия не удержала: ее повело в сторону и назад. Пришлось уронить его и на него же опереться, чтобы не упасть.
«Дай, я» и «помоги мне» прозвучали одновременно. Жестом указав, куда ей встать, чтобы не мешаться, Брюс двумя ударами разнес дверь вдребезги. Пригодился. А что? В этом что-то есть! У некоторых вон мускулов ровно столько, чтобы кнопку нажать.
Еще не все осколки осыпались, а Мари уже кинулась вперед. Брюс замешкался посмотреть на датчик маски. Минут на двадцать кислорода еще есть. Слишком много бегаем, учащенно дышим.
– Топор захвати! Да я и сам догадался.
Здесь, в переходе меньше дыма, чем где бы то ни было. Мари потерялась где-то впереди, а потом появилась снова в луче фонарика, интерферирующем на пыли.
– Куда перенесли оборудование из кабинета Монти? Вспоминай, я ж не знаю!
Брюс тоже не знал, но Тирод говорил, что поступили просто: с наземного яруса все переместили в подземный, и заново почти ничего не подключали. Мера безопасности, не больше, уступка паранойе: напряженная ситуация разрешится, все вернется на круги своя, а пока – каникулы! Время бояться, смотреть в небо и ждать.
Дождались.
Ладно, расслабься. Есть люди, которые ищут виноватых. А есть те, кого зовут, когда больше некого, кто ликвидирует последствия. Мы, Эстергази, традиционно из вторых.
– Скажешь ты наконец, – крикнул он, – что мы ищем?
Мари вынырнула из проема:
– Рог, – лаконично ответила она.
Первый подземный ярус конструктивно копирует надземный, ориентироваться в нем просто – с поправкой на темноту и буханье разрывов где-то там, над головой. Но тут больше дыма.
– Он был в личном кабинете миз Монти, – сказала Мари. – В большой круглой комнате. Логично было бы предположить, что его перенесли в большую круглую комнату. Кто приглядывал за аппаратурой Монти, когда она была уже мертва, а меня держали под замком?
– А никто! – осенило Брюса. – Ее ж опечатали, лабораторию. Там произошло убийство, ее осмотрели, сфотографировали и опечатали. Оттуда ничего не выносили. Если Рог был там сразу после убийства…
– Он был там. Его как раз принесли на зарядку аналитических картриджей. Я сама и заряжала.
Лестницу на верхний ярус обнаружили по серому, сочащемуся сверху свету: она стояла в нем, как в водопаде. Брюс сделал Мари знак следовать за ним и пошел первым,
– Есть тут чему взорваться?
Мари только плечами пожала, и Брюс потихоньку полез наружу.
На первый взгляд тут не было ничего целого. Поперек площадки рухнула балка – тавровая, как отметил про себя Брюс, а к дыму, от которого никуда не деться, добавилась еще не осевшая пыль.
Они стояли на площадке, незаметно для самих себя взявшись за руки, и шарили фонариком вокруг, пытаясь сообразить, с чего начать. Здесь была несколько другая картина: горело во многих местах, но помалу. Общие очертания длинного корпуса сохранялись, отсеки можно было отсчитывать по обнажившимся или упавшим балкам. Внутренние переборки либо выгорели, либо искрошились, смешно и нелепо торчали посреди руин герметичные двери-диафрагмы. Они закрылись автоматически, и их пришлось обходить сбоку.
Светлело. Тени сделались мягче, огонь поблек. С неба, как пепел наших надежд, сыпался редкий снег, а на него оседала копоть. Круглый оконный проем, обращенный к заливу, выглядел как пустая поврежденная глазница. Рухнувшей балкой смяло какой-то ящик, похожий на морозильный шкаф, только серый. Мари в напрочь промокших тапочках без задников все кружила подле него. Брюс оперся на свой нелепый топор, как усталый средневековый воин, и глубоко вздохнул.
Второй раз в жизни его накрывало мутной волной: существование зла, в которое не веришь в обычной своей ежедневной жизни, которое привычно раскладываешь по векторам интересов, приговаривая, что все, дескать, относительно. Они, кто сделал это, категориями не оперируют, они исполнили приказ и возвращаются на базу, обмениваясь смешками на волне эскадрильи. Мама говорила: они всегда смеются.
Твоя жизнь и твоя смерть в этом раскладе не учитываются. Тебя все равно что нет. Ребенка, мужчины, женщины, ученого или солдата – без разницы. Кто вас считает? Разве что пострадавшая сторона, да и то потом.
Мы хотели жизни, а получили смерть.
Куча пластиковой крошки перед Брюсом исходит ядовитым дымом, полузасыпанный ею продолговатый предмет в мягком черном чехле – это… ну да, холодильники тоже разбиты, а Игнасию Монти оставили в холодильнике до выяснения причин. Это неправильно. Они должны были ее похоронить, в том смысле, что теперь это ее планета.
Теперь – наша. Мы пролили на ней свою кровь.
Ыыыыыыыыййййй!
Этот звук, в доли секунды нарастающий до предела, за которым ты не можешь его выносить и только падаешь лицом вниз, возник и приближался снаружи, а они стояли тут и светили фонариком – дескать, мы здесь!
Свои не заходят на бреющем. У него, кто бы он ни был, осталась еще торпеда.
Прежде чем она ударила в стену, Брюс успел одним безумным прыжком достать Мари, сбить ее на землю, в осколки, щебень и снег, накрыть ее собой, а себя – снесенной с петель лабораторной дверью, помеченной темным в сумерках крестом, должно быть красным.