Имперский Грааль
Шрифт:
Тут много ветров, целый клубок или, вернее, слоеный пирог из ветров. Возьмешь чуть выше, и тебя потащит-повлечет к башне – это работает засасывающая система. Метров на десять ниже – и отбросит с силой выдуваемым кислородом. Этим системам башня как таковая вовсе не нужна: преобразование происходит в капсулах-кавернах, каковых множество заложено вокруг башни, и по виду не отличить, какие из них работают на забор, а какие – на подачу. У техников есть схема. А у крошки-«реполова» – только шкура и крылышки. И крошка-«реполов», не задумываясь, ныряет в эти потоки.
Я словно лист на ветру, но это бы ладно. Ветер перебрасывает меня
Весело ль тебе?
Мне – в самый раз, если только крылья не вырвет. Очень неудобно получится перед телом в кабине, оно не переживет. Дорого оно мне? Ну как сказать, учитывая, что оно более не есть необходимое условие жизни… Для чего оно мне так уж нужно? Разве для любви? Женщины, правда, обладают необъяснимой способностью любить весь семантический спектр: как истребителей, так и истребители, правду говорю, сам видел. Первая… ну не так, чтобы совсем уж первая, но первая из тех, кто имел значение, вошла в жизнь под нестерпимое сияние «Nessun Dorma». Моя Турандот… ладно, уже не моя. Меня всегда тянуло к тем, кто задает загадки. Поэтому вторая – как «Призрак оперы», пламя под слоем льда, свет во тьме и тень на свету, разгон и отрыв, если кто понимает. И кодовое слово, обладающее надо мной волшебной властью: «Зиглинда». Но «Призрака» поют вдвоем. Но-но, это кто тут Призрак? И значит ли это, что где-то ходят мои «Зеленые рукава» или «Siuil a Ruin»?
Почему всю дорогу меня преследует «Полет Валькирий»? Ну не люблю я Вагнера! Эй! Ты в белый свет стреляешь от отчаяния или прицельно?
Ну ладно, парень, сам виноват, мог бы и оторваться без ущерба для чести, я тебе полно возможностей предоставил. И то сказать, держать меня за хвост занятие более благородное, чем расстреливать фермеров на косогоре. Доброй тебе кармы.
«Реполов» мысленно вздохнул и выключил двигатели. А тот, что следом, не успел.
Зацепило обоих. Выносимый ударной волной на облаке черно-красного дыма, «реполов» оглох и ослеп, и потерял верх и низ. Нет, кислород, конечно, сам не горит, но с какой радостью он вступает в громкий и роскошный «бум» со всем, что воспламеняется так легко, как партия подготовленных к вывозу азотных удобрений, ждущих только искры! Я нарочно шел над ними низенько, почти траву стриг.
Неправда, я об этом не думал. Я пришел в себя в пяти метрах от разбитой машины, корпусом наполовину в кустах. То есть я еще не пришел в себя, потому что совсем не помнил, кто я нынче, и ко второй машине, лежащей на боку и смятой взрывом, словно стрекоза – бейсбольной битой, подскочил, даже не прихлопнув тлеющий на груди комбинезон, и припал к фюзеляжу с криком:
– Сестра!
– Медленно, – прошипел ему голос в висок, – руки вверх, чтобы видно.
А холодный раструб лучемета под ухо придал этим словам убедительности.
Рубен забыл о лучемете, стоило ему увидеть петлицы и нарукавный шеврон. Молот Тора на фоне золотой луны – он сам носил такие две вечности назад. Военно-космические силы Зиглинды. Родина тянется ко мне обеими руками? Мудрено ль, что все эти руки – женские?
Впрочем, женские – это сильно сказано. Девчонка в возрасте Брюса, белые волосы все в копоти и в грязи, длинные. Крупные черты лица, большой нос: а все вместе смотрится совсем неплохо.
Лейтенант? В этом возрасте?!
– Я
– Теперь знаешь. А что бы это изменило? – Она перехватила оружие другой рукой.
– Не знаю. Добавило бы сожаления и горечи, наверное.
Девица пожала свободным плечом. Она не знает, о чем он говорит.
– Как тебя зовут?
– У меня лучемет, а у тебя – нет. Значит, вопросы задаю я.
– Ну, задавай.
Она подавилась смешком: видно, ей нравилось быть хозяйкой положения.
– Сейчас задам. Ну… и как тебя зовут, «кукурузник»?
– Рубен, – сказал он. – Р. Эстергази.
– Сука! – И спустила курок.
Рубен невольно зажмурился. В нем самом, в сознании образовалась черная дыра, и он подумал было, что в нее глядится старая знакомая – смерть. Но она смотрела так долго, что стало ясно: не в этот раз.
– …но счастливый, – хмуро признала девушка, встряхивая лучемет, в котором что-то заклинило. – Положим, я психанула. Повторяю вопрос, только теперь попрошу без дурацких шуточек.
– А он не выстрелит, – сказал Рубен, до которого начало доходить, какими возможностями он располагает, если воспользуется хоть малой толикой воображения. – Даже хуже. Эта штука начнет стрелять, когда я разрешу. Так что вопрос, кто тут сука, предлагаю решать в более комфортной обстановке.
– Что за бред?
Вместо ответа Рубен кивком указал на ближайшее черное «дерево». Незнакомка встала в полоборота, раздраженным жестом отбросив волосы с лица. По взгляду, брошенному искоса, Рубен понял, о чем она думает: о возможности быстро развернуться, и еще – а не прыгнет ли он. Беда с молодежью. Понятие о чести исключительно теоретическое.
– Брось, – сказал он ласково. – Это ничего не даст. Я знаю планету лучше, чем ты. Без меня и без крыльев тебе не выжить, даже если ты все тут пожжешь.
– Меня будут искать!
– Меня тоже.
Больше для соблюдения уговора она спустила курок, ветка, воздетая в небеса, вспыхнула и прогорела, осыпаясь наземь искрами, как от сварки. И только сейчас стало ясно, что темнеет. Кажется, это первая ночь, которую придется провести здесь без крыши над головой.
– Работает. Только не грузи мне вакуум!
– Не буду. Так как твое имя, валькирия?
– Меня зовут Миранда Гросс.
– А… отец твой уважаемый – не замминистра? Она поджала губы. Ясное дело, дети шишек – по определению заложники. Что ж, я не удивлен. Она должна быть старше Брюски на год, рожденная на Зиглинде под бомбами. Девчонке нужна бездна характера, чтобы встать наравне с парнями в элитных войсках, и никакие папы тут не помогут: по себе знаю. А получить лейтенанта во… сколько?., девятнадцать, прикинув на пальцах? У нас, я помню, за красивые глаза…
Громоподобный треск швырнул обоих наземь: совершенно военное и исключительно рефлекторное действие. Показалось – рушится одно из черных «деревьев», но то была лишь тень «дерева», скользнувшая через поляну. Само дерево, узловатое и когтистое, не сдвинулось, но «почки» его раскрылись и выстрелили в небо лиловым фейерверком, а после – еще и еще: взрывалось одно, а потом те, что вокруг. Огни летели вокруг и осыпались пеплом.
– Магний, – пробормотала Миранда черными от копоти губами. – Или марганец? Кто из них горит фиолетовым? Они что, сдетонировали? Или это – тоже ты?