Имперский ястреб
Шрифт:
Я достал из мешка сменную рубаху и оделся. Большинство же воинов, натянув только штаны, щеголяли обнаженными крепкими торсами. Я обратил внимание, что у многих тоже имеются амулеты. Правда, не столько, сколько у меня и далеко не у всех. Хороший амулет стоит недешево. А возможно, Ястребы привыкли полагаться на собственные силы. Кроме того, у некоторых я заметил на груди магические татуировки клана Драконов. У Добба, например, красовался серебристый крылатый зверь – знак мастера меча. Что—то похожее, по—моему, мелькнуло на груди Хамара, когда он, стоя ко мне лицом, натягивал рубаху. Но разглядеть
– Лейтенант! – окликнул меня Эцони. – А ты что же? Садись.
Я уселся, чувствуя себя не очень—то уютно под острием его бритвы. Капрал, в два счета убрав с моего лица многодневную щетину, спросил. – Голову тоже брить?
– Не сомневайся, лейтенант! – подбодрил Сайм. – Жарко не будет, опять же, вошь не заведется.
Вши… ну уж, нет! Довольно я от них натерпелся в воспитательном доме!
– Брей! – решился я, и на макушку мне шлепнулся ком мыльника.
– Годится! – оценил работу брадобрея Добб, когда я встал, сверкая лысым черепом. – Вот теперь ты – настоящий Ястреб!
После меня к цирюльнику уселся Дрианн и без сожаления распрощался с рыжими вихрами. Глядя на белую кожу его головы, никак не сочетающуюся с загорелым лицом, я улыбнулся. Наверное, и я так же выгляжу. Забавно! Теперь из всей роты похвастаться прической мог один Лютый. Но он не спешил избавляться от волос, и разглядывая наши с магом сияющие макушки, откровенно ухмылялся. На лице Ома почему—то не было растительности, оно светилось юной, почти детской чистотой.
– Того, этого, лейтенант! – обратился ко мне Добб. – Давай—ка, пока время есть, потренируемся до обеда.
– А… – попытался было возразить я, но его поддержал Зарайя.
– Не ленись, лейтенант, к проводнику все равно под вечер пойдем. Пускай еще повялится.
Мы с Доббом отошли от купальни на пару фихтов и отыскали небольшую ровную лужайку.
– Защищайся, лейтенант! – безо всяких предисловий выкрикнул капрал и атаковал меня.
Вы дрались когда—нибудь с Серебряным Драконом? Впрочем, о чем это я? Если живы, значит, не дрались. Конечно, Добб, доставая меня, сдерживал руку и лишь фиксировал удар, объясняя мои ошибки. Но, несмотря на отличный меч, паурониевую цепь на руке и отводящий удар клинка амулет на шее, это был не просто тренировочный бой, а, мягко выражаясь, избиение щенка. Однако капрал подбадривал меня, снова и снова заставляя повторять одни и те же движения. Раз на десятый мне удалось все же не пропустить атаку и даже отклонить его клинок в сторону. Не задумываясь и не рассуждая, я сам, закрепляя успех, бросился на него. Надо ли говорить, что через какой—то миг меч был выбит из моей руки. Но Добб, остановившись, смерил меня таким взглядом, словно видел впервые.
– Отлично, – сказал он. – Еще!
Снова несколько пропущенных ударов, одна неудавшаяся атака – и вдруг я сумел пригнуть клинок капрала к земле. Не знаю, как это выходило. Но это сделал я сам. Произошло настоящее чудо, но сотворенное именно мной, а не кем—то другим. В случае с Темными заклятиями мною двигала чья—то чужая воля, от меня не зависело ничего. Здесь же я точно понимал, что должен сделать, и тело подчинялось рассудку как идеальный инструмент. Сознание успевало молниеносно проанализировать действия противника, разработать защиту, контратаку, отдавало приказы рукам и ногам.
– Хорошо, – мрачно проговорил Добб. – Еще!
На этот раз его атака была подобна вихрю, движения неуловимы, а хищный блеск клинка слился в одну серебряную полосу. И все же я сумел уловить, куда будет нацелен удар, и блокировал его. Провести контратаку капрал мне, конечно же, не дал. Казалось, мой успех привел его в состояние ярости. Он снова выбил меч из моих рук, потом сказал:
– Достаточно.
Я наклонился было, чтобы подобрать свое оружие, когда Добб, нахмурившись, попросил:
– Можно, того, этого, мне посмотреть поближе, лейтенант?
Я протянул ему меч. Капрал несколько мгновений рассматривал его, затем почтительно, чуть ли не благоговейно принял в свои руки.
– С волшбинкой, серебряная сталь… откуда он у тебя?
Пришлось сознаваться, что меч – подарок императора.
– Император ерунды не подарит, – авторитетно заявил Добб.
Он, как когда—то Зарайя, нежно провел по клинку пальцами, трепетно, словно касался щеки любимой женщины. Впрочем, нет, думаю, его женщинам так никогда не везло. Такие чувства у Дракона может вызывать только благородное оружие. С некоторым оттенком зависти Добб спросил:
– Что ты знаешь о его свойствах?
– Ну, как и все оружие с пауронием, он прочен, никогда не тупится, увеличивает силу удара, а еще его нельзя украсть или отобрать, – как ученик на уроке, оттарабанил я.
– Того, этого, есть еще кое—что, лейтенант!
Похоже, о мечах капрал знал все, и еще немножко больше. Он указал на маленький зеленый камешек в основании клинка:
– Знаешь, что это?
– Изумруд, – глупо ответил я.
– Ну да, а что он означает? Что ж ты, лейтенант, – упрекнул он. – Таким богатством владеешь, и ничего о нем не знаешь. Изумруд – знак мудрости. В твой меч при ковке Обучающие чары были вплетены. Великий мастер его делал, таких теперь нет.
– А вот и есть! – раздался вдруг резкий голос. – Б’хойч еще и не такое могут!
На краю лужайки в траве вольготно развалился мастер Триммлер.
– Старый Колхен в Гольтенвейер делает такое оружие.
– Ну, тогда объясни, почему свойства меча проявились только сейчас? – спросил я капрала.
– Надо подумать… того, этого… – Добб почесал свежевыбритый затылок. – А как его имя?
– Честный, – вспомнились мне слова Ридрига.
– Такое оружие защищено чарами имени. Оно само решает, подходит ему хозяин, или нет, – опять вмешался гном.
– Да, конечно, того, этого! – воскликнул Добб. – Меч понял, что ты ему годишься.
– То есть, достоинства вашей души соответствуют имени меча, – уточнил мастер Триммлер, внезапно переходя на высокий стиль.
– И что теперь?
– Теперь меч будет обучать тебя владеть им. С каждым разом, того, этого, ты станешь драться все лучше.
– А что самое примечательное, – перебил капрала гном. – Ваши умения останутся при вас. Например, если вы возьмете в руки другое оружие, ваша боеспособность от этого не пострадает.