Имя Бога

Воронцов Андрей Венедиктович

Чаще всего мы встречались у Адама, в его однокомнатной квартире. Жил он один, как-то неустроенно, даже грязновато, хотя и вовсе не бедно. Книг у него, как и следовало ожидать, было великое множество; некоторые лежали у стен, связанные в пачки. Адам, как я понял по отдельным намекам, в ближайшем будущем собирался отбыть на постоянное место жительства в Израиль.

Он читал мне собственные переводы из каббалистических книг «Сефер Иетцира» и «Зогар». Это было нечто среднее между магической геометрией и астрологией. Некоторые куски на меня произвели впечатление, особенно тот, где говорилось, что Бог вырубил большие столбы из воздуха: «Он создал нечто из хаоса и из ничего сделал нечто, и вырубил большие столбы из воздуха необъятного, и вот знак: одна буква — со всеми и все — в одной. Он смотрел, перемещал и сделал все созданное и все слова одним способом, и знак этому: двадцать два предмета в одном теле».

Мне не нужно было подталкивать Адама к разговору о каббале, он сам неизменно все сводил на эту тему, даже если начинал говорить о чем-то другом. Поначалу ничего принципиально нового по сравнению с первым разговором я от него не услышал. Прорыв

произошел месяца через три после нашего знакомства. По-видимому, Адам к тому времени уже сильно втянулся в каббалу.

— Ты спрашивал, какова конечная цель каббалистического метода. Об этом не принято говорить прямо, но ты был внимательным слушателем и достоин узнать. Все Пятикнижие, — заявил, блестя глазами, — является гигантским шифром для четырех букв, из которых состоит имя Бога. Оно называется по-гречески тетраграмматон. Мы знаем, как оно пишется. — Адам взял лист бумаги и написал справа налево: «». — Видишь? Звучит это примерно так: «йуд-хэ-вав-хэ». По-русски обычно переводят — Яхве, Иегова. Но мы не знаем, как точно звучит имя Бога, ведь в иврите нет гласных. При произношении согласные просто разделяются произвольным горловым звуком. Это как если бы ты мог произносить слово «Бог»: «Буг», «Бег», «Биг» и так далее. А в переводной еврейской религиозной литературе оно пишется через дефис: «Б-г». Между тем, по древнему еврейскому преданию, тот, кто правильно произнесет тетраграмматон, получит ключ к божественному знанию. В древности посвященные раввины иногда передавали тайну произношения своим ученикам. Но после разрушения храма и рассеяния евреев эта традиция была нарушена. Есть и другой, куда более сложный способ получить божественное знание. Надо расшифровать Пятикнижие, перемножив и поделив в правильном порядке все числовые соответствия букв в книге, чтобы, как при решении уравнения со многими неизвестными, в итоге осталось цифровое значение слова «йуд-хэ-вав-хэ» — 26. И лишь тогда, гласит предание, когда все значения сойдутся, ты произнесешь имя Бога правильно. Теперь, с появлением компьютеров, — он кивнул на мигающий экран своего «Пентиума», — задача вроде бы упростилась. Но как найти правильный порядок решения? Указание на это ищут в «Сефер Иетцира» и «Зогаре», — для этого они, собственно, и создавались. И я, — торжественно произнес Адам, пристально глядя на меня, — кажется, нашел. Слушай, — он открыл тетрадь и прочел: — «Два камня строили два дома, три — строили шесть домов, четыре — строили двадцать четыре дома, пять — строили сто двадцать домов, семь — строили пять тысяч сорок домов. В силу этого иди и считай то, что рот не может выразить, то, что твое ухо не может выслушать». Так прямо сказано: «иди и считай»! И даны последовательные математические соотношения: два к двум, три к шести, четыре к двадцати четырем и так далее. Осталось лишь понять, что на что делить. У меня уже есть догадки на этот счет.

— Прямо-таки теорема Ферма, — сказал я с почтением, почесав «репу». — Но получается, перед тобой чисто математическая задача? А как же новое прочтение Библии, расшифровка ее тайных значений?

— А, — погрозил пальцем Адам, — хитрец! Все ему расскажи! Ты что думаешь: каббалисты ходят друг к другу и делятся своими открытиями? Божественное знание предназначено для одного, а не для всех. Впрочем, у тебя, кроме меня, нет знакомых-каббалистов, и ты не знаешь иврита. Так и быть, слушай. Я думаю, указанные математические прогрессии одновременно являются и ключом для расшифровки Библии. Всего соотношений шесть, по числу лучей «звезды Давида». Берем первое: «Два камня строили два дома». Обрати внимание: это не математическое тождество, ибо два камня не равны двум домам. Поэтому сразу отказываемся от соблазна прочитать первые две буквы Пятикнижия так, как они написаны. К цифровому значению этих букв прибавляем двойку и полученную сумму делим надвое. Например, сумма числовых соответствий букв «вав» и «йуд» — шестнадцать, прибавляем два и делим надвое: получается девять. Первая буква найдена. Это — «тет». Дальше: «Три камня строили шесть домов». Берем следующие три буквы, прибавляем к их суммарному цифровому выражению тройку и делим натрое. И так далее. По завершении шести действий начинаем все сызнова. А потом, если буквы станут складываться в слова, читаем. Я уже начал эту работу. Признаюсь, пока по смыслу получается что-то весьма мрачное…

— Ну работка! — воскликнул я. — Значит, если ты сделаешь всё это, то сможешь правильно произнести тетраграмматон. А что, если не секрет, тебе даст полученное божественное знание?

— Узнаю русского человека! — воскликнул Адам. — Прямые вопросы, на которые надо давать прямые ответы! Готов ли ты слушать сии ответы, пытливый славянин?

— Всегда готов, — пробормотал я.

— Тогда слушай. Мир был создан одним только словом — «свет». Я тоже могу произнести: «Да будет свет», — но ничего из этого не получится. Дело опять-таки в произношении. — Он помолчал и добавил, остро глянув на меня: — Если я сумею правильно произнести имя Божье, я стану равен Богу. Я создам свой мир и вдохну жизнь в голем — человека.

Я опешил. Какой мир? Какой голем? Сдвинулся он, что ли, на своих расшифровках?

Адам, с понимающей улыбкой поглядывая на меня, рассказал мне несколько преданий, как на лбу фигуры, вылепленной из глины, раввин или его ученики писали слово «жизнь», потом произносили тетраграмматон, и она оживала. Побасенки эти не произвели на меня впечатления. Одно дело — каббалистическая космогония, таинственные мистические шифры, другое — бредовые фантазии полуграмотных, фанатичных цадиков-хасидов (я уже кое-что почитал о них). Я сказал это Адаму. Он исподлобья посмотрел на меня (раньше мы не спорили, я слушал его, открыв рот) и ответил, что и то и другое суть божественные эманации.

— Вот как? А мне кажется, что оживление глиняных истуканов все же ближе к черной магии.

— Витя, ты разбираешься в черной магии? — язвительно осведомился Адам. — Каббала учит, что Вселенная является делом рук несовершенного

Божества, доля божественности которого стремится к нулю. — (Я насторожился, какое-то воспоминание ворохнулось в моей памяти.) — Поэтому созданный им мир несовершенен, а порой и ужасен. В сущности, он — антипод Бога, Первоначального Существа, называемого по-еврейски Эн-Соф — Бесконечная Пустота. Оно бесконечно — стало быть, непознаваемо. Как же можно из Бесконечного и Непознаваемого создать что-то конкретное и материальное? Мы неизбежно придем к выводу, что Бог не может создавать мир из самого Себя, ибо, в отличие от нас, не существует во времени и пространстве. Ему необходим ряд перевоплощений, в каббале они называются сферическими истечениями, сефирот-эманациями. Чтобы тебе было понятно, как они действуют, приведу в пример то место из Библии, где рассказывается о сотворении мира. Появлению человека предшествовало появление «скотов, и гадов и зверей земных по роду их», появлению скотов — рождение рыб, пресмыкающихся и птиц. А прежде чем приступить к созданию животного мира, Господь разместил светила на тверди небесной. Перед этим Он сотворил сушу и насадил на ней траву и деревья. Для того же, чтобы появилась суша, Ему потребовалось отделить воду, «которая под твердью, от воды, которая над твердью». Но всему этому предшествовало, как я уже говорил, рождение света с помощью одного только слова «свет» и отделение света от тьмы, то есть деяния нематериальные. В начале было Слово, исполненное духа жизни, оно стало материей, из материи Бог произвел жизнь, а из жизни — различные формы жизни. Это и есть принцип действия десяти сефирот-эманаций, возникающих одна из другой, как части складной телевизионной антенны. Но Божественное неизбежно убывает на пути от Слова-жизни к человеку. Мы являемся отражением Яхве, но отражением перевернутым и маленьким, словно в камере-обскуре. Мир Яхве вмещает в себя и эту, с позволения сказать, камеру-обскуру (мы называем ее Вселенной), и нас, и наш материальный мир, и преисподнюю. Постигая имя Божие, мы выходим на свет из темноты космической камеры. Мы обретаем возможность создавать жизнь из духа жизни, как и сам Господь. При чем же здесь черная магия?

— Я Божественный промысел принимаю, — сказал я, — но в нем ощущается соразмерность, которую, мне кажется, ты утратил, смешав философию и мрачные сказки хасидов.

Адам поморщился и отвернулся к своему «Пентиуму».

— Не следует с такой самоуверенностью судить о вещах, о которых имеешь лишь приблизительное представление, — промолвил он.

Это меня задело. Вряд ли Адам избрал бы меня в слушатели, если бы видел, что я ни хрена не понимаю, но стоило мне один раз возразить ему, как он, типично по-еврейски, намекнул мне, что я невежда. Однако серьезно задуматься над затронутыми в тогдашнем споре вопросами меня заставило не это замечание, на которое Адам, как человек, собаку съевший на каббале, вообще-то имел право, а воспоминание об одновременной мысли, предшествовавшей нашему знакомству. Я-то, конечно, употребил ее в отрицательном смысле, а Адам, оказывается, в положительном. Мы сблизились, собственно, благодаря этой мысли, но мой незначительный духовный опыт, приобретенный до знакомства с Адамом (увлечение Гоголем и Достоевским), отвергал его трактовку Божественной сущности. Наши воззрения были прямо противоположными — как пересекшиеся, но расходящиеся прямые, как треугольники Давидова щита, направленные вершинами вверх и вниз. Так что отнюдь не уязвленное самолюбие руководило мной, когда я взялся на бумаге возражать Адаму, а мое еще только набиравшее силу личное мировоззрение, доверчиво принявшее когда-то адамову каббалу.

Поначалу я просто хотел написать Адаму письмо, но быстро понял: простым посланием здесь не ограничишься. Адам был более образован, обладал несомненными философскими и литературными способностями, умел в духе Сартра, с помощью остроумного сравнения — каббалистического метода с вращающимся календарем, Вселенной с камерой-обскурой, сефирот-эманаций со складной антенной — дать наглядное представление об очень сложных вещах. Для того чтобы спорить с ним на его уровне, следовало не просто критиковать концепции Адама и каббалистов, а выдвигать свои, чего мне раньше на бумаге делать не приходилось. Я всегда считал себя философом, но философствовал преимущественно наедине с самим собой, будучи сам себе и Сократом, и Платоном.

Работа затянулась на две недели: получилось целое исследование. Я назвал его «Свобода и каббала». Оно открывалось эпиграфом из «Моцарта и Сальери»: «Музыку я разъял, как труп. Поверил / Я алгеброй гармонию». Начинал я с вопроса: почему, при внешней свободе изучения Библии каббалистами, у них полностью отсутствует свобода понимания происходящего в ней? Можно толковать Священное Писание как угодно, но только не в духе тысячелетиями выстраданной человечеством морали. Исследователь становится рабом буквы, забывая о духе Библии. Воззрения безымянных авторов каббалистических книг и русских мыслителей-христиан были столь же противоположными, как наше с Адамом отношение к Божественной сущности.

Зло, как считают каббалисты, существует потому, что божество несовершенно, христианство же учит, что мир — дело рук совершенного Бога, создавшего человека по образу Своему и подобию. Бесконечно бедное Первоначальное Существо каббалистов, Эн-Соф, не имеет образа и подобия, не знает ни добра, ни зла, ни свободы, ни необходимости. Оно не может ничего создать, даже если бы захотело. Невольно возникает мысль, что Эн-Соф вовсе не божество, а то, что атеисты называют материей. Сущность Эн-соф выражается в эманациях, материи — в развитии ее форм. Мир Яхве — антипод Эн-Соф, зло входит в мир в качестве обязательного, как в материализме, атрибута. Бог христиан бесконечно богат и бесконечно свободен, созданный им мир не похож на театр марионеток, где воля кукловода — закон. Да и может ли бесконечно богатый и бесконечно свободный создать иной мир? Разве будет он тогда бесконечно богат и бесконечно свободен? Между Богом и человеком лежит свобода. Если она кем-то нарушается, нарушается связь между Творцом и творением.