Имя Бога
Шрифт:
«Инструкции запрашивает? — похолодел я. — Выйти, что ли, дать ему по рогам?» Но тут двойник спрятал в карман мобильник и, косолапо раскачиваясь, сам двинулся в мой подъезд, открыл дверь со сломанным кодовым замком. «Та-ак». Я вернулся к входной двери, припал к ней ухом. Тяжело сопя, Гайдарчик поднимался. «Идет, Командор долбаный! Милицию вызвать?» Но я устыдился этой мысли. «Может, все-таки мимо?» — без особой надежды предположил я. Теперь я смотрел в глазок. В него вплыла рожа Гайдарчика, обезображенная еще больше благодаря нехитрой оптике. Буравчики его смотрели мне прямо в душу. Я пошел на кухню, взял молоток. Незваный гость не звонил. Я снова посмотрел в глазок. Гайдарчик стоял, глядел не мигая. Я бесшумно открыл защелку и резко распахнул дверь. Незнакомец качнулся вперед и сделал невольный шаг через порог.
— Чего тебе надо? — тихо спросил я, подняв
— Здравствуйте, — глухо и медленно сказал Гайдарчик, косясь на мое оружие. — Вы ведь Виктор Иванович?
— Допустим. А вот вы кто?
— Кадмонов. Мне о вас рассказал Адам К. Он дал почитать мне вашу работу.
Я опустил молоток:
— А почему вы за мной ходите и молчите? Почему стоите здесь, под дверью, без звонка?
Кадмонов натянуто улыбнулся:
— Видите ли, мы незнакомы, но Адам показывал вас мне… и тут вижу, вы идете по улице… Я, конечно, хотел заговорить, а потом подумал: а вдруг я ошибаюсь? Пока вы были в церкви, позвонил по мобильному вам домой — молчание. Значит, я мог и не ошибиться. Решил подождать, посмотреть, куда вы пойдете.
— А под дверью чего вы стояли?
Он вытер пот со лба широким, не очень чистым платком:
— Да как-то… неудобно было. Вы уже давно меня заметили, вот я и думал, как объясниться.
— Да лучше бы вы сразу спросили, Виктор я или нет, — засмеялся я. — Подумаешь, ошиблись бы! Зато не нужно было бы за мной ходить. Ведь я вам голову чуть не проломил. Проходите, присаживайтесь, — пригласил я его в комнату. — Кто вы, откуда?
— Оттуда, — кратко, как Никулин в фильме «Бриллиантовая рука», ответил гость. Он достал из портфеля мою рукопись и все как-то озирался.
— Гм… вы, я вижу, шутник… — озадаченно заметил я. — Только знаете, у меня еще кой-какие дела… И если я из вас клещами буду вытягивать каждое слово… Нельзя ли поконкретней, без этих интригующих «оттуда»?
— «Оттуда» — это название издательства, где я сотрудничаю, — внушительно объяснил Кадмонов. Осмотревшись наконец, он основательно расположился на стуле, поставил портфель на пол между толстеньких ног, положил мою папку на колени и прихлопнул ее короткопалой волосатой лапой.
— Ах, вот как… Оригинальное название, скажу я вам. И откуда же это — «оттуда», простите за нескромный вопрос?
— Откуда? — развел руками Кадмонов и закатил глазки. — Как вам объяснить? Отовсюду. Из космоса. Из Вселенной. Из окружающих нас параллельных миров. Из Зазеркалья. Нас интересует весьма широкий круг проблем, в том числе связанных с мистикой и эзотерикой. Мы получаем поддержку от фонда Педроса. Как я уже говорил, наш общий знакомый предложил мне для чтения вашу рукопись. А я, надо сказать, один из немногих людей, занимающихся в сфере книгоиздательства затронутыми вами вопросами. Работу вашу я нашел весьма любопытной и хотел бы поговорить с вами о ней.
— Очень рад, — пробормотал я.
— Лично я, — Кадмонов повертел шеей, словно ему мешал воротник, — не отношусь к числу критиков каббалы. Но есть критика и критика. Например, многие православные авторы критикуют каббалу бегло, как часть иудаизма. То есть сути учения они не понимают, да и не хотят. Вы же пошли дальше, констатировали некоторую близость отдельных положений каббалы к скептическому гностицизму, а то к научному материализму. Вы остро подметили отступление от принципа монотеизма в фактическом раздроблении сущности Саваофа на ряд эманаций, каждая из которых сама по себе божественна. Занятен, — его пухлые губы сложились в улыбку, — ваш пример с Вием. Но в целом вы недооценили значение и смысл того, что каббалисты называют Бесконечной Пустотой. Современные научные открытия подтвердили, что это не просто философский образ. Вы ведь читали о «черных дырах» в космосе? Ну вот. «Черная дыра» есть идеальное физическое выражение стремления Нуля к нулю во Вселенной. Что же касается филологии и философии, то напомню вам, в частности, о концепции языковых игр Витгенштейна. Он считал, что значение слова варьируется в зависимости от того, в каком контексте оно употребляется. «Значение — это употребление, — говорил он. — Границы моего мира означают границы моего языка». — Слова выкатывались изо рта Кадмонова неторопливо и без помех, как у лектора, давным-давно запомнившего свои конспекты. — Философы, используя опыты средневековых мыслителей, вновь стали изучать не само бытие, а то, как оно является сознанию через естественный язык и другие знаковые системы. Поэтому возникла и структурная лингвистика
— А вы, конечно, один из посвященных, — улыбнулся я.
— Если угодно. И вы можете стать посвященным. Разумеется, не сразу, надо пройти степени посвящения. Но это внутренняя, духовная работа. Ею наша помощь друзьям, конечно, не ограничивается. Скольким мы помогли выйти из безвестности, напечатать свои книги, появиться на экранах телевизоров!
— Степени? — оживился я. — Так вы что — масоны? Вот это да! Нет, знаете, я не хочу быть масоном. Я наигрался в тайные общества в детстве.
Кадмонов искоса глянул на меня:
— Вы полагаете, это игра? Мне казалось, вы лишены обывательских предрассудков. Подумайте, подумайте… У вас правильные воззрения относительно свободы, но вы ее видите не там, где она действительно существует. Что такое ваша «первоначальная свобода»? Ни о какой свободе до грехопадения Адама и Евы в Книге Бытия не идет и речи. Напротив, человеку было сказано: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». Какая же это свобода?
— Да та самая, первоначальная, — ответил я. — Ведь можно было вообще не сажать такого дерева. Мы говорим детям об опасностях окружающего мира не потому, что хотим ограничить их свободу, а потому, что боимся за них. Но им известно от нас, что «нельзя» — существует. Человеку было дано понятие о существовании добра и зла, но одновременно указано, что лучше их не познавать, а быть как дети. Я так понимаю эту притчу.
— Допустим, вы правы. Но вы в своем толковании остановились на полдороге. Между тем чем больше углубляешься в библейский рассказ о грехопадении, тем больше вопросов. Кто же, в конечном счете, искусил людей плодами добра и зла — Бог или дьявол? Согласимся с общепринятым суждением, что дьявол. Но большая часть работы была проделана без него. Он не сажал этого дерева, не создавал из адамова ребра легковерную Еву. И почему тот, о котором сказано, что он «лжец и отец лжи», получил такую великолепную возможность сказать людям правду: что они не умрут, вкусив запретных плодов, что откроются их глаза и будут они как боги, знающие добро и зло? И почему Тот, Кто является носителем духа Истины, сказал неправду? Хотя вы и не хотите войти в число посвященных, все же я открою вам одну тайну. Адам К. уже значительно продвинулся в расшифровке Пятикнижия. Вот отрывок, который он просил меня вам прочесть.
— Любопытно. — Я устроился поудобнее.
Кадмонов достал из портфеля темную папку с вытесненным на ней семисвечником и, откашлявшись, стал торжественно читать:
— «Мир был пустотой, в пустоте был Дух, и в Духе была мудрость. Мудрость же влекла Дух к истине, как влечет далекий свет полуденной звезды. От него родился светлоликий ангел именем Денница. Он был свободен и преисполнен истины. Ему поклонялись многие ангелы. Но дух Адонаи, который носился над темной водой, не любил истины. Он запрещал ангелам подходить к Деннице.