Имя для парохода
Шрифт:
— Погодите-погодите, а теперь-то что?
— Ну что… Ордер-то испорчен. Как ни крути, а к серьезным людям снова придется обращаться. Нужно доплатить.
— Что, столько же?!
— Нет, слава богу, только половину.
Муж с дочерью узнали о деяниях Гертруды от следователя. Придя домой, Нателла набросилась на мать:
— Зачем ты все это затеяла?! Ведь можно было продать катер, на дорогу хватило бы, а там вы с дядей Ромой уж как-нибудь устроились бы: земли в Австралии много, климат благодатный, за скотом ухаживать не надо — сам плодится… А главное — ты ведь врала им!
Мать побагровела:
— Я за этот катер здоровьем заплатила, а они чем — за свои особняки и «Волги»? Их сынки с любовницами с курортов не вылезают, икру жрут, а ты у меня где была, что видела? Да
— Мама, ты сама-то себе веришь? О какой справедливости ты говоришь?
— Справедливость — это когда каждому по делам его, а не когда всем поровну!
Когда Гертруде пришло время отвечать за дела свои перед презираемым ею законом, вся площадь перед зданием суда была заполнена новенькими дорогими автомобилями и сам судья, слушая показания потерпевших, не мог сдержать восхищения:
— Молодец Гертруда Ивановна!
Тем не менее она получила одиннадцать лет с конфискацией имущества. Случай получил огласку в прессе. Фельетонист не пожалел красок, расписывая, как коварная Гертруда подводила доверчивых клиентов к первому попавшемуся дому и, указывая на ряд темнеющих в вышине окон, шептала с придыханием: «Вот оно, ваше будущее гнездышко!»
Когда судебные исполнители явились на квартиру, они были поражены скромностью обстановки. Ни приличной мебели, ни даже обычной люстры в доме не оказалось. В углу у окна стояла раскладушка, под потолком на витом проводе болталась одинокая лампочка, скудная домашняя утварь была расставлена вдоль стен.
— Когда успели, суки? — озадаченно прошептал один из визитеров.
Роман, стоя перед ним в своей неизменной майке, спокойно отвечал, что жили они так всегда, а деньги супруга, видимо, раздавала нуждающимся — он не в курсе.
Отчасти сказанное им было правдой. Где деньги, он действительно не знал, так как с женой не разговаривал с самого начала следствия. Нателле объяснил: не бывает в этом деле красоты, слишком широко мать сети забрасывала — наверняка в них оказалось много мелкой рыбешки. Так и вышло. Ущерб обманутым матерью коллегам по работе Нателла, сидя на макаронах, несколько лет возмещала из своего кармана.
9
Из ателье Юрия уволили. Общение с клиентами, которые платили за услуги коньяком, не прошло даром. Да и сам он под конец уже совсем потерял интерес к работе: щелкал гостей города фотоаппаратом без пленки, увещевательные письма равнодушно бросал в корзину — поэтому, получив расчет, даже испытал облегчение. Вакансий повсюду было предостаточно, и уже пару недель спустя его приняли учеником слесаря на карбюраторный завод. Гадать, что такое карбюратор и как он выглядит, Нателле долго не пришлось.
— А чего такого? — оправдывался Юрий. — У нас все выносят. Это же и воровством даже не считается, а как бы неофициальной добавкой к зарплате.
Нотаций мужу она не читала. Просто садилась на кухне и утыкалась в книгу. При этом с досадой отмечала про себя, что ей обидно даже не то, что ее муж — «несун», а то, что все равно он эти карбюраторы пропьет. Так и выходило.
Друзья продолжали приходить к ним, но Юрий участия в традиционных вечерах уже не принимал — дома появлялся поздно, ему освобождали место за столом, он старался сидеть ровно и молчал, улыбаясь то иронично, то ядовито.
А потом случилось то, чего больше всего опасалась Нателла, и она, узнав об этом, прокляла тот день, когда уговорила его сменить работу: ведь если бы он остался танкистом, может быть, и не запил бы — и не стал бы чужим. Она приняла решение о разводе. Изменник молил о пощаде, уверял, что все произошло случайно, — она же была непреклонна. От отчаяния Юрий напился какой-то дряни и попал в реанимацию. Когда Нателла увидела его гуляющим в шлепанцах и пижаме вокруг клумбы,
Выйдя из больницы, Юрий некоторое время держался: организовал дома нечто вроде чайного клуба и занимал друзей рассказами о том, как он едва не умер по дороге в больницу, и о сеансах гипноза, которым его там подвергали. Начинались эти сеансы с того, что алкоголиков раскладывали по койкам, после чего из динамиков под потолком раздавались звуки пятой симфонии Бетховена, заставлявшие публику вздрогнуть и на миг оцепенеть. В это время в палату входил гипнотизер и объяснял, что, как только он досчитает до десяти, все уснут, но будут слышать его голос. При этом часть слушателей уже храпела. Досчитав до десяти, гипнотизер начинал размеренно вещать. Страшным голосом он сообщал, что водка — это яд, затем призывал пациентов вспомнить, кем они были раньше, и осознать, кем они стали теперь. Тем временем Бетховена в динамиках сменяла финальная сцена из «Лебединого озера». Юрий таращил глаза в потолок и вспоминал, как под эти звуки в фильме «Кавказская пленница» товарищ Саахов получал в зад заряд соли. В конце сеанса гипнотизер заверял спящих, что после того, как он досчитает до десяти, они проснутся и навсегда забудут о желании выпить. На счет «десять» в палату входили санитары и начинали трясти всех за ноги.
В завершение рассказа Юрий неизменно добавлял, что после ухода медперсонала загипнотизированные скидывались и посылали гонца за водкой. Друзья гоготали, хотя и понимали, что последнее добавлено для красного словца. Юрий отхлебывал чай из кружки и сам себе подмигивал.
10
Когда муж приобрел на заводе две путевки в Болгарию, в душе у Нателлы затеплилась вера в то, что гипнотизер сотворил чудо. Еще более эта вера укрепилась, когда Юрий объявил, что ему предложили вступить в КПСС. Нателла долго колебалась, не зная, стоит ли обсуждать это с матерью во время свидания, но та, выслушав, только махнула рукой: лишь бы водку не хлестал. Что же до зарубежной поездки, тут разговор вышел обстоятельный. Будущим туристам следовало знать, что каждую группу сопровождает информатор КГБ, которому предписано сообщать начальству, кто за границей какие места посещал, с кем встречался, что покупал и что говорил.
— А как узнать, кто этот информатор? — спросила Нателла.
Мать подняла кверху палец и шепотом произнесла:
— Там работают, конечно, подлецы, — но не дураки. Информатор — это всегда тот, кто меньше всего на него похож. Тот, кому ты больше всего доверяешь.
Опытная Гертруда как в воду глядела: информатором был избран ее зять. По возвращении из поездки он признался Нателле, что не смог отказаться, потому что его «зажали в клещи» — и простодушно попросил ее помочь в составлении отчета, который от него требовали.
Коллективный портрет туристической группы, вышедший из-под пера супругов, мог бы служить иллюстрацией к Кодексу строителя коммунизма, однако заказчики труд не оценили и отнеслись к нему с сомнением. Вернуть их доверие несостоявшийся агент не смог бы при всем желании, поскольку вновь запил, и долго еще на вопрос друзей, вступил ли он в партию, отвечал с горечью:
— В г…. я вступил…
11
И действительно вступил. Изгнанный таки из дома, ночевал по осени у новой знакомой, которой приглянулся за простой нрав и, как она позже говорила в кулуарах суда, «выраженное мужское начало». Утром, дрожа от холода и похмелья, втиснулся в одну из кожаных курток, висевших в прихожей. В кармане нащупал золотое кольцо. Ему хотелось выпить, и это был шанс. Он ни секунды не сомневался, что завтра же вернется сюда в этой же куртке и с выкупленным из ломбарда кольцом. Две недели спустя она подала заявление в милицию. Он получил условный срок, она не настаивала на большем. А потом он все-таки попал в тюрьму. За что, и говорить не хочется. Может быть, и стоило бы ради красного словца, которое так любил сам Юрий, изобразить его благородным отступником или, наоборот, приписать ему какое-нибудь из ряда вон выходящее злодейство, но — как было, пусть так и будет. В общем, стоял он у гастронома, останавливал прохожих: