Имя – Смерть
Шрифт:
Она купила печенья с повидлом, йогурты, молоко, сбитые сливки… Потом заглянула в кошелек и увидела, что денег осталось совсем мало, все сплошь мелочь, по тысяче… Ей никак не удавалось спланировать бюджет, чтобы на все хватило и не приходилось потом обращаться за помощью к маме… Она вздохнула и вышла на улицу с пакетом в одной руке и поводком в другой. Но Плюшка никак не желала покидать теплый, хорошо пахнущий мясом магазин.
Она упиралась, упрямо крутила головой, желая вывернуться из ошейника, так что Ира даже слегка хлестнула собаку поводком
– Домой! Я кому сказала, домой! Зверюга паршивая, ты что это, а?!
Она медленно шла по темной улице, вдоль домов, шла знакомой дорогой, не глядя по сторонам, и только изредка дергала за поводок – Плюшка все еще упиралась, нехотя тащась сзади. А вот и та стена, у которой лежал тогда Костя. Ира невольно ускорила шаг, дернула поводок, собака дико взвизгнула. Ира обернулась, воскликнула:
– Больно? Ну, прости…
Она хотела перейти дорогу, но тут в конце переулка появилась машина. Машина шла на большой скорости, что было неудивительно – встречного движения тут нет, час поздний, на улице никого… Ира решила переждать. Она стояла на обочине, глядя на быстро приближающиеся фары, удерживая собаку, которая все куда-то рвалась, не слушалась поводка…
Фары ослепили ее, и она невольно сделала шаг назад. В следующий миг ей в грудь ударило что-то острое и тяжелое. Ей показалось, что колесо машины выбило с земли кусок льда и лед вонзился ей в грудь. Тяжелый, грязный, мокрый лед. Ира покачнулась, тупо глядя вслед машине, уносящейся в темноту, но тут машина развернулась, завизжали покрышки, взлетел фонтан брызг, и фары снова понеслись на Иру Тут она все поняла. Она хотела бежать, но колени ослабели и подгибались, голос не слушался – она не могла кричать. В груди была страшная тяжесть и боль. Фары снова ослепили ее, и второй острый удар бросил ее на колени. Теперь она стояла на обочине, скорчившись, зажимая руками простреленную грудь и левое плечо… «Я в аду… – мелькнуло у нее. – Сейчас она опять вернется…»
Но фары погасли в конце улицы. Наступила тишина. В висках шумела кровь, тело заледенело.
Ей стало очень тяжело держаться на коленях, и она прилегла. Не упала, а сознательно, осторожно легла в лужу, согнувшись как креветка, прижав колени к животу, скрестив руки на груди. В ушах невыносимо шумело, она оглохла от этого шума. Рядом стояла собака. Поодаль валялся пакет из супермаркета. «Меня же убили… – думала Ира как-то очень равнодушно. – Тогда почему я их вижу?»
Плюшка взвизгнула, глядя на хозяйку, и стала пятиться, крутя головой. Ира слабо вздохнула, хотела ее позвать, но вместо этого простонала. Потом она услышала голос:
– Вам что – плохо?
Она не видела, кто это спросил. Попыталась ответить, но вместо этого опять издала жалобный, какой-то ненатуральный стон. Потом у нее в глазах стало смеркаться. Она почувствовала, как ее пытаются перевернуть на спину, вытащить из лужи. Но не увидела, кто это пришел, и не смогла попросить, чтобы этого не делали…
…Белый потолок, духота, больничная вонь и
Сегодня к ней пустили первого посетителя. Она ждала Сашу, мать или отца. А пришел следователь.
Он расспрашивал ее об обстоятельствах нападения, она страшно напрягалась каждый раз перед тем, как ответить, боялась что-то перепутать. И в конце концов очень устала. Следователь ушел. До конца посещений осталось всего сорок минут, когда в палату вошел Саша.
Она не могла его видеть – лежала лицом к окну.
Но вот он встал рядом с ней, потом огляделся по сторонам, придвинул расшатанный стул, присел…
У него на плечах был казенный грязный халат, уже не белый, а желтый от старости. Он кутался в этот халат, покашливал и смотрел на нее так внимательно, что она рассердилась.
– Ну что? – тихо спросила она.
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо. Ужасно. Умираю… – Она закрыла глаза и тут же снова взглянула на него:
– Ты где сейчас живешь?
– У тебя…
– Хорошо. Плюшка там?
– Да ты не переживай, пожалуйста! – торопливо заговорил он. – Я с ней гуляю. Кормлю ее. У нее все есть.
– Откуда у тебя деньги?
Он нервно вздохнул, потом признался:
– Если честно, то занял. Не у Наташи занял, у друга. Клянусь.
Она смотрела в окно, а он быстро рассказывал, виновато касаясь ее руки:
– Работы у меня пока нет. Я же ушел из Киноцентра, ты не знаешь?
– Знаю.
– Да? Пойми… Ну, не мог я больше работать за копейки.
– Потом расскажешь, – оборвала она его. – Ты уже все знаешь?
Он кивнул:
– Ужасно! В тебя стреляли… Два раза. В газетах писали… Это было заказное…
– Помолчи. – Она закрыла глаза, удерживая слезы. – У меня только что был следователь.
– Я знаю. Меня поэтому к тебе не пускали…
Я ждал с четырех часов…
– Он говорит, это из-за телевидения. Говорит, что и Костю убили те же люди… И по тем же причинам. Все из-за информации, которая передавалась в нашем ток-шоу…
– Не надо было тебе идти в это шоу! – убежденно сказал он.
– Я уже поняла… Это из-за передачи… Про Жумагалиева… – прерывисто, с трудом рассказывала она. – Это он меня заказал. А сперва Костю.
Так следователь считает… Я ему тоже все рассказала. Про кассету, про голос на кассете… И конечно, о том, что ты узнал этот голос… Про акцент тоже.
Сказала, что кассета у Игоря. Следователь мне сказал, что Игорь им ее отнес сразу, как только узнал про меня…
– Значит, есть у него совесть… – тихо вставил Саша.
– Жумагалиева, наверное, уже посадили… – сипло продолжала она. – А кто в меня стрелял – мне не сказали…
– А откуда они узнали, что тебя заказал Жумагалиев? – поинтересовался Саша.