Имя твое – номер
Шрифт:
– Вихляй выпросил первого «лжеца» для своего друга. Сказал, его Костей зовут.
Романов кивнул:
– Это я.
Левкоев продолжил рассеянно:
– Не могу понять, почему аккумулятор до сих пор работает. У него ресурс давно вышел. Думаю, зарядки хватает на пару минут разговора, минут десять-пятнадцать проработает в фоновом режиме.
– Приблизительно так.
– Пару месяцев назад Вихляй об этом же говорил. Я как увидел «А-35» у него в руках, сразу закричал: «Мне шесть лет черти в погонах снились». Ладно бы я там нагрел сотовую компанию хоть на копейку. А как объяснишь, что ты просто художник? В общем, «лжец» Вихляя крякнул. Номера в опции «свой номер» начал сбрасывать. Что ни набираешь, он на цифру 200 сбрасывает. Раньше ему такая штука для работы нужна была. Короче, ничего я исправлять не стал. Его «лжец», как и твой, и минуты в рабочем режиме не проработает. Он говорит: «Ладно, буду как память хранить». Так чем я могу помочь?
– Слышал что-нибудь о системе слежения «Обсервер»?
– Не помню, что заглядывал в него. Но краем уха – да, слышал.
– «Обсервер» в моей машине. Можно загнать ее в гараж?
Токарь указал рукой место возле стены с неприметной дверью, ведущей в капитальный гараж, примыкающий к ангару.
– Вещь громоздкая? – спросил Токарь. – На что похожа?
– На миномет с треногой. Плюс несколько коробок…
– С минами. Я догадался.
Токарь первым вышел из конторки и направился к воротам. Открыв их, пропустил Романова. Когда его «БМВ» въехал в гараж и остановился напротив двери, Токарь присоединился к нему, помог перенести массивный фанерный ящик с «Обсервером» и детекторы, упакованные в фирменные коробки.
Пока Романов оглядывался в новом помещении, Левкоев распаковал ящики, распознав в содержимом видеокамеру, тепловизор, устройство улучшения изображения, одобрительно покивал на моток отличного кабеля, принялся изучать инструкции. На первом же предложении запнулся:
– Почему инструкции на русском языке?
– Оборудование российского производства, – просто объяснил Романов.
– Это оборудование уже нельзя назвать специальным. Оно, можно сказать, широкого применения. Его нужно модернизировать?
Романов покачал головой, сел на капот старенького «Рено», еще раз огляделся в гараже и пришел к выводу, что крыша и капот этого разухабистого «Рено» – площадки для местных стриптизерш, фанатеющих от натруженных рук и изголодавшихся ртов специалистов по установке хрюкалок, квакалок, мигалок. Пять или шесть стульев, объединенных металлическим швеллером, – либо ряд в партере, либо стулья напротив барной стойки. Цветомузыку тщетно пытались спрятать за шторой, и уже совсем не замаскирован приличный музыкальный центр, «вытягивающий» ватт на сто пятьдесят.
Токарь перехватил взгляд гостя и равнодушно пожал плечами: да, ты прав, ты все увидел, разгадал, а что дальше? Хмыкнул:
– Я тут дольше десяти вечера не задерживаюсь. Я не старый, просто это не мое. Мне хреново не от водки и ершей, которые тут называют коктейлями. Меня мутит от музыки. По молодости лет я мечтал о музыкальной колонке с огромными динамиками, о басовом монстре. Сейчас в музыке басов не осталось. Есть сабфувер – этакая силиконовая титька. Где там чистый бас? Так, стонущие буфера. Порой мне хочется просто набухаться – без музыки, вдвоем, втроем, молча, вполголоса помурлыкать про музыканта и его сюртук. Я могу выжрать втрое больше, чем раньше, но разве это бухалово? Сгинуло не поколение, сгинул настрой. Сгинула обстановка, боязнь какого-то таинства. Исчез запах подвалов, подъездов, чердаков, где тискали и уламывали телок, изобретали запрещенное. Сейчас запрещенное никто не запрещает. Нет, я не старый, не брюзга. Даже когда я пьяный, я отвечу «нет» на предложение потрахать телку у ее же отполированного шеста. Я что-то в памяти хочу оставить. А так я не запомню ее лица, лишь блеск ее шеста, словно я держался за такую же, как шест, блестящую спинку своей кровати и онанировал. Так зачем ты пришел?
Романов с минуту впитывал в себя полуденный бред абсолютно трезвого человека. Ему показалось, Левкоев настолько устал, что ему пенициллинового пузырька водки хватило бы за глаза, чтобы упиться. А похмеляться будет литром. Сухой, чуть лысоватый, небритый, с вечно грустным и в то же время безразличным, наплевательским на всех и каждого взглядом.
Токарь открыл бутылку, отпил из горлышка.
– Так что там с твоей треногой? Ходули для малыша состряпать хочешь?
– Это система слежения, – терпеливо втолковывал Костя, зная, что дурачества Токаря вскоре иссякнут и он к ним больше не вернется. Он не с клиентом, он со своей памятью ругался и спорил.
– Система слежения на куриных ножках, я понял. – Токарь глотнул еще водки и постарался взять себя в руки. – Короче, идея есть? Излагай, чего ты хочешь.
С Левкоевым не трудно было разговаривать. Скорее – забавно. Про него нельзя было сказать, что он отнимает время. Но и время с ним терять не хотелось.
Токарь слушал Романова внимательно. В середине рассказа смахнул с магнитной доски шашки и нарисовал мелом несколько кривых линий.
– Этого ты хочешь? – спросил он.
Романов рассмеялся.
Токарь не разделил его настроения.
– Смотри, что ты хочешь и что имеешь. У тебя есть изделие номер один, и ты хочешь, чтобы оно заглушило изделие номер два, то есть аналог. Почему? Чтобы неисправности искали в аналоге, потому что его частоты и параметры точно совпадают с частотами и параметрами аналога. То есть в случае сбоя системы неисправность будут искать в ней, в системе, на месте, но не на стороне, в глушителе. Умно, ничего не скажешь. Слушай меня, Костя. Мы с тобой в концертном зале, вдвоем. Певец поет так сильно, насколько он способен. Если к нам подсядут еще несколько человек, они же своими ушами не украдут громкость и частоты певца. Твоя идея в том, чтобы один из нас слышал его лучше, но другой об этом не догадывался.
– Да.
– Пожалуй, я возьмусь за эту работу. Мне понадобится предусилители, чтобы добрать мощность, выжать яркость из твоих датчиков. Ты задумал сконструировать новую, мощную машину. Приходи через пару-тройку дней. Кое на что посмотришь, о деньгах поговорим.
На выходе из ангара Румын едва не ослеп. За огнеупорной ширмой шли, по-видимому, сварочные работы. Из-за неплотно запахнутого брезента вырывались пучки ослепительно белого света.
– Парни трубы для каркаса крутого внедорожника варят, – объяснил мастер. Он остановился возле металлического верстака и положил на поверхность два отрезка трубы, оставив между ними зазор. – Эти детали предварительно нагреваются до пятисот или даже семисот градусов, потом зазор заполняется металлическим расплавом, полученным при сгорании термита. Знаешь, что такое термит?
Романов едва не присвистнул: как подрывник, он знал, что такое термит.
– Вижу, в сварке ты ни бум-бум, – заметил Левкоев. – Будь здоров, Костя.
Романов не знал, как объяснить свое состояние. Он припомнил то, что должно было его насторожить сразу. Номер абонента – 200. Не имя абонента, а именно номер.
Гриневич:
«…на мой сотовый приходит сообщение: „Посмотрел? Узнал? Трупы своих недоумков найдешь там-то“. Номер абонента – 200».