Имя твое – номер
Шрифт:
– Он набрел на московский салон, – ответил на свои мысли Андрей Вихляев, складывая трубку телефона. – Подруга запоздала со звонком, но все же вспомнила. Сейчас торчит со своим парнем в «Летчике».
Курбатова начала утомлять эта игра. Он знал, где его заказчик, и не знал, где исполнитель его заказчика. Если устранить заказчика, то самоустранится ли исполнитель? С ума можно сойти.
И все же Гриневич играет по-крупному. Кажется, что у него есть поддержка наверху. Но эта фраза рассмешила бы Курбатова, если бы он был трезв. Он бы рассмеялся утром, вдруг припомнив, что фактически его безопасностью занимается человек, который едва не грохнул его по заказу своего шефа. Глупость? Обычно так и бывает. Волк, отделившийся от стаи, обречен на голодную смерть или смерть от пули. Он будет долго кусать бок, прошитый пулей, не понимая, не осознавая, что жалит его, что убивает. А что-то убивает его точно. Он не знает, что пуля не просто вошла в мякоть или задела кость, она раздула в едином болевом пузыре огромную, горящую огнем рану. И это – только начало. Горит все тело, очаг боли хочется выдрать зубами, но он так глубоко, он так болит, и нет сил дотянуться до него. Приходится вырывать зубами то, до чего можно дотянуться. Рвать себя зубами – это и есть смертельное ранение. Кувыркаться по снегу, по земле, по песку, бешено пытаясь найти в этом смертельном танце облегчение, – это и есть смертельное ранение. Иногда смертельное ранение – не боль, а лишь ощущение приближения к смерти, понимание того, что ты обречен, что за тобой послали свыше, ты выискиваешь в небе средство передвижения и суетишься насчет последнего слова на этой земле: кому его сказать, и надо ли? Пока соображаешь, не замечаешь, что местность вокруг другая, воздух другой, точнее, воздуха нет.
Смерть – она разная, но всегда страшная, болезненная. Смерть – это пот. Что еще? Слезы? Да, порой и слезы. Не всегда, но часто смерть связана с лицами родных, эти лица плачущие, скорбящие. Спасибо вам. И прощайте. И простите за желтые пятна на одежде, за стоны простите, за руку, которая долгие дни, недели, а может, и месяцы лежала на выключателе надежды…
Курбатов последнее время часто вспоминал старые добрые советские времена. Хреново на работе, зашился, тебя ли зашили, всегда найдется полезный, как стакан водки после бурной ночи, совет: «Скройся на месячишко». Раньше все само как-то утрясалось, просто удивительно. Кто все утрясал – Курбатов не мог понять до сих пор.
Собственно, к чему он возвратился к навсегда ушедшим временам?
Сегодня утром он услышал до боли знакомую муть: «Тебе нужно отдохнуть». На вопросы – зачем и где – предвидел сочные ответы.
С Павлом Шаньгиным он не виделся лет пять или шесть. Сегодня прозвучал в трубке телефона его радостный голос. Из всей той ахинеи, что нес Шаньгин по телефону, Курбатов выделил одно: его приглашают в далекий Алтайский край – отдохнуть, поохотиться, причем ровно на месяц.
Он отыскал глазами ненавистный полуторакилограммовый телефон 1959 года выпуска и нажал на одну из десяти клавиш, вызывая шефа личной охраны. Почему-то был уверен: тот придет не один, а с личным доктором.
– Шаньгин – твоя идея?
Последний был губернатором края и некогда близким другом Курбатова. Получить от него приглашение мечтали многие депутаты, министры.
Шеф группы защиты по имени Виталий Жуков присел напротив шефа и прикурил. Курбатов стерпел эту вольность, всегда означающую нелицеприятную беседу. Телохранитель начал без вступлений, называя вещи своими именами.
– Говоря охотничьим языком Шаньгина, на вас устроили охоту. Мы знаем, кто охотник, но не знаем, где он. Мы знаем имя заказчика, который скрывается на вилле генерала Фали. Нами этот факт установлен абсолютно точно. Еще мы не можем действовать официально. Но, кажется, я нашел решение этого вопроса.
Любая проблема имела человеческое лицо и носила человеческое имя. Сейчас прозвучала кличка: «Вихляй».
– И что? – спросил Курбатов.
– Он в самом начале сказал: «Я уберу Гриневича».
– Ты ошибся. Я ему сказал: «Ты уберешь…»
– Так пусть уберет его, – Жуков пожал плечами. – Это же классика: исполнитель останется без хозяина, заказчика. Если он получил половину денег, то в случае смерти заказчика второй ему не видать.
– Ты говоришь о лишней, бестолковой работе, – Курбатов впервые, наверное, призадумался над личностью Романова. – Я не знаю, получил ли Романов аванс. Но то, как он действовал в Испании, Израиле, наводит на мысль…
– Он работал с нуля, Михаил Георгиевич.
– Я говорю о его настрое, о ритме, в котором он живет. Им движет не страсть к убийству и деньгам, даже о мести я остерегся бы говорить. Может, Романов – человек долга?
– Михаил Георгиевич, сегодня Вихляев говорил с Еленой Красновой, менеджером из салона. По ее словам, он «чуть не изрезал ей лицо». Ему очень нужен «Обсервер».
– Для чего?
– Это уникальная, новая система, – терпеливо объяснял Жуков. – Романов не знаком с ней. Она охраняет твой дом, поддерживает твое спокойствие. Он хочет узнать принцип ее работы, изучить аналог, найти погрешности или нюансы, которые позволят ему оставить «Обсервер» без дела. Уверен: если бы он не нашел такую систему в магазине, то навел бы справки, кому она служит защитой. Проникновение на территорию, защищенную «Обсервером», также принесет пользу, вскроет принцип его работы.
– На это у него уйдет время.
– Высокое качество не терпит спешки.
– Мне эта игра кажется слишком тонкой, – не сдавался Курбатов.
– Для наемного убийцы – нет. Он ищет следы жертвы. И находит их. Его игра вокруг специального оборудования в салоне есть не что иное, как след его намерений.
– Не очень умный киллер. Работает прямолинейно, с колес.
– Нет, – не согласился шеф охраны. – Просто он таким способом обозначил свой стиль и дал в него поверить.
– Сразу.
– Думаю, лишь после того, как узнал о «списке». Он не мог остаться в Израиле, в Испании. Его путь лежал в Россию, и это был его единственный путь.
– Похоже на трафик, – вздохнул Курбатов. – Что ты предлагаешь?
– Сыграть на опережение. Пошлите в Испанию Вихляева. По обычной туристической визе.
– Удивляюсь, почему я взял его в свою команду.
– Тому несколько причин. Одна из них: он замазан на смерти своих товарищей. Он убил их, потому что боялся будущего. Собственно, он сам объяснил все.
Курбатов кивнул: «да». Он не без оснований считал Вихляева универсальным солдатом, специалистом со стажем. В то время, когда прочие спецы тренировались на тренажерах и схожих объектах, Вихляй и его команда работали на настоящих объектах, и им противостоял не условный противник, а реальный враг, которого они сами выбирали. Их – по пальцам пересчитать. Боевиков всего трое, а вместе с шефом, его единственным помощником и водителем-оператором они представляли собой оперативно-тактический центр.
Курбатов долго принимал решение. Точнее, уже приняв его, он обдумывал форму обращения к помощнику. Даже форма была вылеплена, надо только дать ей название, озвучить.
– Придумай Вихляеву какое-нибудь имя, сделай международный паспорт и визу в Испанию. Отель подбери в Аликанте. В Испании у нас есть каналы по продаже оружия?
– Несколько. Он получит любое оружие. Я сегодня же дам команду. Что потом?
– Пусть возвращается. Уберем его здесь. Дай ему минимум средств, чтобы он видел путь через спасение в обратном билете в Россию. Пожестче с ним, чтобы в ласке не заметил притворства. Его не деньгами надо стимулировать. Делай упор на Гриневича. Скажи ему: «Ты просто идешь убивать. Никаких там маскировок под мазню». Сошлись на Романова, что в этом плане ему можно позавидовать. Пусть он представит его конкурентом. Реально, понял? Пусть он даже поведет бровью: «А что?»