Имя ветра
Шрифт:
— Пять — это смешно, — сказал он. — Тебе повезет, если ты их вообще получишь.
Я выдавил из себя беспечное пожатие плечами.
— Ну так и быть, согласен на четыре.
— Лучше соглашайся на один, — настаивал Амброз. — Я не идиот.
Глубоко вдохнув-выдохнув, я смирился:
— Сомневаюсь, что смогу отдать за столько… один и четыре? — спросил я, с отвращением слушая, как жалобно звучит мой голос.
Амброз по-акульи осклабился.
— Вот что я тебе скажу, — великодушно начал он. — Я дам тебе один и три. Время от времени я не чуждаюсь
— Спасибо, сэр, — смиренно сказал я. — Это очень ценное качество.
Я чувствовал разочарование толпы: я, как собака, опрокинулся на спину за Амброзовы деньги.
— Не стоит, — самодовольно сказал Амброз. — Всегда приятно помочь нуждающимся.
— В винтийских деньгах это будет два нобля, шесть битов, два пенни и четыре шима.
— Могу посчитать и сам, — оборвал меня он. — Я с детства путешествовал по миру с отцовской свитой. Я умею считать деньги.
— Конечно-конечно, — склонил я голову. — Глупо с моей стороны… — Я с любопытством поднял взгляд. — И в Модеге, значит, побывал?
— Естественно, — рассеянно сказал он, продолжая выгребать монеты из кошелька. — Я был при высоком дворе Цершаена. Дважды.
— А правда, что модеганское дворянство полагает торговлю презренным занятием для благороднорожденных? — невинно спросил я. — Я слышал, они считают это явным признаком того, что у человека или низкая кровь, или настали действительно отчаянные времена…
Амброз посмотрел на меня, его глаза сузились.
— Потому что если это правда, то ужасно милосердно с твоей стороны опуститься до моего уровня ради такой ничтожной сделки, — ухмыльнулся я ему в лицо. — Мы, руэ, обожаем торговаться.
В толпе, которая разрослась уже до нескольких десятков человек, раздались смешки.
— Все совершенно не так, — сказал Амброз.
Мое лицо превратилось в маску сочувствия.
— О, простите, м'лорд. Я не думал, что для вас пришли тяжелые времена… — Я сделал несколько шагов к нему, протягивая свой жребий. — Пожалуйста, вы можете получить его всего за полпенни. Я и сам не чуждаюсь благотворительности. — Я стоял прямо перед ним, протягивая ему жребий. — Пожалуйста, я настаиваю, всегда приятно помочь нуждающимся.
Амброз яростно зыркнул по сторонам.
— Да подавись, — прошипел он мне. — И помни об этом, когда ешь бобы и моешься в реке. Я останусь здесь, когда ты вылетишь ни с чем, — хорошо, если руки в карманах останутся.
Он развернулся и ушел, весь оскорбленное достоинство.
В толпе раздались аплодисменты. Я картинно откланялся во всех направлениях.
— Какой счет сегодня? — спросил Вил Симмона.
— Два — три в пользу Квоута. — Сим посмотрел на меня. — Не лучшая твоя игра, правда?
— Я мало спал прошлой ночью, — отвертелся я.
— Продолжительность сна влияет на результат, — заметил Вил.
— Мы можем только огрызаться друг на друга, — возразил я. — Магистры за этим следят. Любое жесткое действие — и нас исключат за «поведение, неподобающее члену арканума». Думаете, почему я до сих пор не превратил его жизнь в ад?
— Потому
— Лень — одно из моих лучших качеств, — охотно согласился я. — Если бы я не был ленив, я бы мог проделать работу по переводу «эдамете тасс» и ужасно обидеться, обнаружив, что это значит «эдемова сопля». — Я снова поднял руку с оттопыренными большим и средним пальцем. — А я считаю, что это переводится прямо как название болезни: «немсеррия», таким образом предотвращая ненужные трения в нашей дружбе.
Наконец я продал свой жребий отчаявшемуся ре'лару из артной по имени Джаксим. Я выдержал трудную торговлю, продав ему свой жребий за шесть йот и услугу, о которой расскажу позже.
Экзамены прошли так хорошо, как только можно было ожидать, учитывая, что я не мог учиться. Хемме все так же лелеял обиду. Лоррен был холоден. Элодин положил голову на стол и, кажется, заснул. Моя плата за обучение поднялась до шести талантов, что опять ставило меня в сложное положение…
Длинная дорога в Имре была практически пустынна. Солнце пробивалось сквозь ветви деревьев, а ветер приносил только намек на холод, который вскоре наступит. Я шел в «Эолиан», чтобы забрать лютню. Станчион вчера настоял, чтобы я оставил ее там, дабы не разбить по дороге домой — долгой и пьяной дороге.
Подойдя к «Эолиану», я увидел Деоча, прислонившегося к дверному косяку и катающего на ладони монетку. Он улыбнулся при виде меня.
— О, привет! Думал, ты и твои ребята окажетесь в реке — вы здорово петляли, когда уходили.
— Мы шатались в разных направлениях, — объяснил я, — и уравновешивались.
Деоч расхохотался:
— Твоя леди там, внутри.
Я поборол смущение, удивившись, как он узнал, что я надеялся найти там Денну.
— Не знаю, могу ли на самом деле называть ее моей леди.
В конце концов, Совой был моим другом.
Он пожал плечами.
— Ну, как ни называй, а Станчион держит ее за стойкой. Я бы лучше забрал, пока он не перешел на фамильярности и не решил поупражнять пальцы.
Ярость вспыхнула во мне, но я умудрился проглотить все ругательства. «Моя лютня. Он говорит о моей лютне». Я как можно быстрее протиснулся внутрь, резонно предполагая, что Деочу сейчас мое лицо видеть не стоит.
Я прошел по всем трем уровням «Эолиана», но Денны нигде не обнаружил. Зато наткнулся на графа Трепе, который с энтузиазмом стал приглашать меня посидеть.
— Вряд ли у меня получится убедить тебя нанести мне визит? — робко спросил он. — Я подумываю о небольшом обеде и знаю нескольких людей, которые были бы счастливы познакомиться с тобой. — Он подмигнул. — Слава о твоем выступлении уже распространяется.
Я почувствовал укол тревоги, но решил, что потереться среди благородных — необходимое зло.
— Я буду польщен, мой лорд.
Трепе скорчил гримасу:
— Неужели обязательно «мой лорд»?
Дипломатия — большая часть мастерства странствующего актера, а значительная доля дипломатии — соблюдение титулов и рангов.