Имя ветра
Шрифт:
Килвин по другую сторону стола басовито хохотнул.
Хемме открыл было рот, но ректор заткнул его взглядом, прежде чем тот успел что-либо сказать.
— Итак, — начал ректор, — я думаю…
— Я тоже хочу задать несколько вопросов, — произнес человек справа от ректора. Он говорил с акцентом, которого я не смог распознать, — возможно, его голос давал особенный призвук. Когда он заговорил, все за столом пошевелились и застыли, как листья, чуть тронутые ветром.
— Магистр имен, — сказал ректор с равными долями почтения и тревоги.
Элодин
Магистр Элодин посмотрел на меня. Я почувствовал это — именно почувствовал — и подавил дрожь.
— Сохекетх ка сиару крема'тетх ту? — спросил он. «Насколько хорошо ты говоришь на сиару?»
— Риеуза, та крелар деала ту. — «Не очень хорошо».
Он поднял руку, оттопырив указательный палец вверх.
— Сколько пальцев я поднял?
Я замешкался на секунду — хотя, казалось бы, вопрос не заслуживал никакого размышления.
— По крайней мере один, — сказал я, — Но точно не больше шести.
Элодин расплылся в широкой улыбке и вытащил из-под стола вторую руку, на ней были подняты два пальца. Он помахал рукой перед носом других магистров, призывая их посмотреть и вертя головой — радостно, как ребенок. Затем он положил руки перед собой на стол и внезапно стал серьезен.
— Ты знаешь семь слов, которые заставят женщину полюбить тебя?
Я посмотрел на него, стараясь решить, есть ли в вопросе что-то еще.
Поскольку больше ничего не добавилось, я просто ответил:
— Нет.
— Они существуют, — заверил меня магистр имен и сел с довольным видом. — Магистр языков?
— По-моему, ответы покрывают большую часть необходимых знаний, — сказал ректор почти про себя.
У меня создалось впечатление, будто его что-то выбило из колеи, но я не мог понять, что именно, — он был слишком сложен для меня.
— Ты простишь, если я буду спрашивать о вещах ненаучных?
Не имея особенного выбора, я кивнул.
Ректор бросил на меня взгляд, затянувшийся, как мне показалось, на несколько минут.
— Почему Абенти не прислал с тобой рекомендательное письмо?
Я колебался. Не все странствующие актеры так достойны уважения, как наша труппа, поэтому, понятно, не все их уважали. Но я сомневался, что ложь — лучший путь.
— Он оставил мою труппу три года назад. С тех пор я его не видел.
Все магистры посмотрели на меня. Я почти слышал, как они производят мысленный расчет, сколько мне тогда было лет.
— Да пойдемте уже, — негодующе сказал Хемме и дернулся, словно собираясь встать.
Ректор бросил на него мрачный взгляд, заставивший его умолкнуть.
— Почему ты хочешь учиться в Университете?
Я стоял огорошенный. Это был
Я поднял глаза на ректора и осознал, что молчу уже довольно долго. Не в состоянии придумать ничего больше, я пожал плечами и сказал:
— Я не знаю, сэр. Полагаю, мне придется узнать и это тоже.
В глазах ректора засветился любопытный огонек, но он задавил его и спросил:
— Есть еще что-нибудь, что ты хочешь сказать?
Он задавал этот вопрос другим соискателям, но ни один из них не воспользовался возможностью. Вопрос выглядел почти риторическим, ритуальным — перед тем, как магистры начнут обсуждать плату за обучение для данного студента.
— Да, спасибо, — сказал я, удивив всех. — Я имею честь просить о большем, чем простой прием, — Я сделал глубокий вдох, заставляя сосредоточить внимание на мне. — Я добирался сюда около трех лет. Возможно, я кажусь слишком юным, но я подхожу этому месту не меньше, если не больше, чем некоторые богатые сынки лордов, которые не отличат соль от цианида даже на вкус.
Пауза.
— Однако на данный момент у меня в кошельке две йоты, и в целом мире нет места, где я мог бы достать больше. У меня нет ничего, что я мог бы продать и еще не продал. Назначите мне сумму большую, чем две йоты, — и я не смогу учиться. Назначите меньшую — и я буду здесь каждый день, а каждую ночь буду делать все, чтобы выжить, пока учусь. Я буду спать на улицах и в конюшнях, мыть посуду за кухонные объедки, клянчить пенни, чтобы купить перья. Я буду делать все, что понадобится.
Последние слова я произнес яростно, почти прорычал.
— Но если примете меня бесплатно и дадите три таланта, чтобы я мог жить и купить все необходимое для хорошей учебы, я стану студентом, какого вам еще не доводилось видеть.
Полдыхания стояла тишина, потом раздался громовой раскат хохота Килвина.
— Ха! — проревел он. — Если бы у одного студента из десяти была хоть половина такого задора, я бы учил хлыстом и стулом, а не мелом и доской, — Он тяжело впечатал ладонь в стол.
Это всколыхнуло всех: магистры заговорили одновременно, каждый в своей манере. Ректор чуть махнул в мою сторону, и я воспользовался шансом упасть на стул, стоящий на краю освещенного круга.
Казалось, дискуссия продолжается невозможно долго. Но даже две или три минуты покажутся вечностью, когда ты сидишь, а кучка стариков спорят о твоем будущем. До настоящего крика не дошло, но руками махали изрядно — в основном магистр Хемме, который, похоже, невзлюбил меня так же, как я его.
Все было бы не так плохо, если бы я мог понять, что они говорят, но даже мои чуткие уши слухача не могли уловить, что происходит за столом.