Имя всего Сущего
Шрифт:
Толпа засуетилась. Подарки были импровизированными, их подбирали из запасов, взятых, когда люди убегали от дыма, – и вряд ли без них можно было обойтись. И все же они со всем презрением отдавали их барону. Отдавали с такой злобой, словно готовы были предложить ему яд, нанести удар ножом.
Тамин заплакал.
Он встал, и по щекам его бежали слезы.
– Пожалуйста, Джанель. Пожалуйста, не позволяй им…
– Не позволять им? – На лице у Джанель появилось недоверчивое выражение. – Это их право.
В его глазах вспыхнул прежний гнев:
– Ты лицемерка! Единственная причина, по которой ты находишься
У Джанель перехватило дыхание. На мгновение Коуну показалось, что она ударит Тамина, но вместо этого она лишь сжала кулаки:
– Я не скрываюсь от правосудия. Я скрываюсь от ублюдка, который думал, что сможет купить кантон Толамер и подкупить людей – моих людей, чтобы они Осудили меня, если я откажусь согревать ему постель. Сэр Орет явился со своими войсками, ультиматумами и требованиями о лишении меня имущества, не дожидаясь даже, пока остынет тело моего дедушки, – поправила его Джанель. – Но я не позволяла колдунам, йоранским шпионам и демонам иметь полную свободу действий для того, чтобы отправить души моих людей прямо в ад.
– Я не знал, что делаю это! – выпалил Тамин.
– И это лишний раз показывает, что ты слишком молод и наивен для того, чтобы тобой не манипулировали, заставляя делать это вместо себя.
Его смех походил на сдавленное рыдание.
– Слишком молод? Джанель, я на год старше тебя.
– И намного младше во всем остальном.
Тамин вскочил на ноги, не обращая никакого внимания на одеяла, заплечные сумки и завернутую в ткань еду.
– То есть ты ничего не будешь с этим делать? Ты же граф!
– Я не твой граф! – выкрикнула Джанель.
Разговоры разом стихли. Все, кто готовился к отъезду, замерли, стоило ей повысить голос.
– Будь благодарен за это, – уже мягче продолжила она, – потому что, будь я твоим графом, я бы приказала казнить тебя за то, что ты здесь сделал. Я бы сама держала меч. Понимаешь, Тамин? Я видела, как ты приказал убить человека, которого ты только что признал невиновным. Ты убил своего собственного управляющего за преступление, которое сам же и совершил. Ты смеялся, когда демон, которого ты наделил полномочиями, убил рыцаря и ее оруженосца, превратив поле чести в посмешище. Ты сжег невинных людей на костре, обвинив их в колдовстве. Ты убил бы еще больше, и все ради одобрения этого Релоса Вара и пророчества, которое он сам же, наверное, и выдумал. Не проси меня вмешаться, Тамин. Тебе не понравится, как бы я поступила с тобой, будь я твоим графом.
Брат Коун вдруг понял, что с тех пор, как Джанель вышла сражаться с Дедрю, она ни разу не назвала Тамина бароном.
На несколько долгих, напряженных мгновений повисла тишина. А затем Ган, дочь мельника, – точнее, Ганар, дочь стража Докмара, – вышла вперед, ведя на поводу старую лошадь, и улыбнулась Тамину, хотя это явно далось ей с трудом.
– Я оседлала тебе лошадь. Мне сказали, ее зовут Орхидея. Ночью она плохо видит, так что тебе нужно будет убраться подальше от города до захода солнца.
– Ган… – Тамин выглядел пораженным.
– Не смей, – сказала Ган. – Просто – не смей. Тебе нужно уходить, Тэм, сейчас же. – Ган посмотрела на мужчину, за которого когда-то собиралась выйти замуж. – Я не уверена, что буду мешать Кэлазану, когда он захочет отрубить тебе голову. Думаю, когда он нанесет удар, я даже буду его подбадривать.
Тамин сглотнул. Затем поднял подношения, сунул их в заплечную суму и вскочил на лошадь.
Он поехал на юг. Выжившие молча смотрели ему вслед. А затем, как только он миновал крытое флагом патио самой дальней беседки, все взгляды снова обратились к графу Джанель.
Она настороженно помолчала, а затем отрицательно покачала головой:
– О нет, только не я. Я уже граф Толамер. Я не могу одновременно быть бароном Барсины.
– Ну, и кто же тогда? – спросил Данго. – Уж точно не я. Я точно не хочу.
Брат Коун нахмурился:
– Вы ведь не можете просто… – Он повернулся к Дорне: – Они собираются просто… выбрать… нового барона? Как будто они просто могут его выбрать? Разве тот, кому Тамин присягнул на верность… – Он прикусил губу. – Разве граф, которому он присягнул на верность, не будет возражать, чтобы простолюдины просто решили, что барон Тамин больше не главный?
Дорна уставилась на него:
– Это делается не так, жеребенок. Не знаю, как это происходит у вас в Казиваре…
– Я из Эамитона.
– Неважно. В Джорате жеребец, который не может защитить свой табун, более чем уверен, что он не может им править. Здесь все, что ты защищаешь, – это то, чем ты правишь.
– Но ведь на самом деле не жеребцы являются вожаками табуна, а кобылы! – С тех пор как он приехал в Джорат, это несоответствие доводило его до безумия.
Она закатила глаза:
– Прекрати говорить об обычных лошадях, когда мы говорим о политике. В Джорате вожаками человеческих табунов становятся жеребцы и только жеребцы. Как бы то ни было, если старого жеребца выгоняют, потому что он не может выполнять свои обязанности, кто решит, кем его заменить? Вожак другого табуна, которого никогда не будет рядом? Нет, конечно, жеребенок. Своего вожака выбирает сам табун. – Она склонила голову набок: – Вот почему я не положила подарок в стопку. Он не мой правитель. Я не давала ему никакого тудадже.
От еретичности этой идеи у брата Коуна закружилась голова [65] . А Дорна говорила об этом столь буднично! Конечно, народ сам определится со своим правителем. Конечно, табун сам может выбрать. Разве может быть по-другому? И если вожак плохо справлялся со своими обязанностями, табун просто… просил уйти… даже не спрашивая, хочет ли он этого. Как Тамин, который только что понял, что ему следует уйти.
Ган положила руку на плечо Кэлазана:
– Бароном должен стать ты.
65
О, а мне нравится эта ересь. Подумайте, как джоратцы близки к тому, чтобы отвергнуть саму идею аристократии! Если так пойдет и дальше, они могут даже решить, что человек не должен автоматически становиться главным лишь потому, что таковыми были его родители.