Имяхранитель
Шрифт:
– Не нравится мне сегодня Пантеония, – покачал головой имяхранитель. – Возни больно много.
– Возни, говоришь?
– Пока сюда шел, три автомобиля покинуло дворец.
– Какие?
– Типа курьерского. А ведь неурочное время для разъездов.
– Ишь ты, – шеф охранки усмехнулся. – И это разнюхал! И куда, по-твоему, они направились?
– Куда – не знаю. Но и в совпадения не верю.
– На-ка вот, – Оломедас достал из ящика и положил на столешницу давешнюю зубастую шестерню. – Цацку свою забыл. Едва выковырял ее. Сейчас со мной пойдешь.
– Куда?
– На кудыкину гору! Покажу кое-что.
Оломедас вылез из-за стола, воздвигся во
– Твои коллеги потеют, – усмехнулся Оломедас, кивнув в сторону уборной. – Аж двое. А при них мои парни. Неотлучно. Двое внутри, трое снаружи, на крыше. А с линзой ты хорошо придумал.
– Вернуть не запамятуйте. Дорогая вещица. В респираторах ваши-то?
– А как же! Пришли, входи.
Караул впустил шефа охранки в покои императора. Там уже находились Август с обходом и двое медбратьев-сидельцев. По всей видимости, также люди Оломедаса.
– Тут его и нашли поутру без сознания две недели назад. Посмотри своим молодым глазом, может, увидишь чего.
Иван огляделся. Внешняя стена и потолок прозрачные. Неизменные круглые оконца, аж целых два: на смотровой стене и на потолке с противоположной стороны. Интерьер обильно декорирован в гамме бордо-фуксин: бордовый балдахин и фуксиновое постельное белье.
– Вентиляции нет?
– Нет. Две форточки дают достаточно свежего воздуха.
Иван, не мигая, минуту смотрел на слуховые оконца, затем тряхнул чубом и сделал Оломедасу знак.
– Углядел-таки? – с надеждой спросил начальник охранки уже в коридоре. – У всякого глаз может замылиться. Давеча полдня пенсне искал, и нашел ведь! На пуговицу подвесил!
– Не совсем уверен, однако… Выйдем.
Вышли в южный двор. Помимо кухонного блока сюда выходили ворота конюшни Ромасов, мастерские, гараж и прочие вспомогательные помещения. Вокруг кипела жизнь. Из конюшни за ворота одного за другим вывели на прогулку породистых лошадей. Кухонный блок покинул какой-то безымянный и через весь двор потащил за собой огромный ящик на колесиках. Туда-сюда по своей трудовой надобности сновали мастеровые и прочий работный люд.
– А где сейчас сами их сиятельства принцы?
– Да кто где. Один в финансовой канцелярии, второй в комиссии имперских уложений, третий в своем поместье на берегу, верстах в сорока отсюда. Четвертый в городе мутит воду, в дворянском собрании. Заговор лелеет, бездарь.
– Так-таки бездарь?
– Сволочь, конечно, но на фоне остальных – сволочь безобидная.
– Эв Оломедас, там, у ворот, если смотреть прямо, топчутся какие-то типы, – заметил Иван. – Не нравится мне это.
Не делая резких движений, Диего взглянул в указанном направлении.
– И мне не нравится. Слетаются, как мухи на… на мед. Нет, ты глянь, косятся из-за стены, а на глаза не кажутся. Ничего, конюхи здесь – мои люди. Вернутся – хорошенько расспрошу, кого и что видели за воротами. А пока…
– А пока, – Иван, прищурившись, все косил в сторону колона с огромным ящиком, – повернем голову влево и спросим сами себя: куда безымянный потащил ящик с кормом, если конюшня строго напротив, через двор?
– Зоосад у нас там. Императорская причуда. Чего там только нет! Всю фауну собрали, хоть детишек пускай ради потехи.
– Не нашли, значит, ту зверюгу, что его величество покусала? – Иван задрал голову к небу.
– Знаю, на что намекаешь, – шеф охранки скривился. – Да только в зоосад первым делом сунулись. Нет там ничего. Все зверье по клеткам сидит, зубы точит. Каждая тварюшка до последней белочки на месте.
– Кто бы сомневался. – Иван убрал ухмылку с губ и холодно взглянул на Оломедаса.
Тот вернул имяхранителю ледяной взгляд и задумался.
– Да и потом ходили. Чисто.
– Взглянем?
– А взглянем!
Оломедас пошел первым, Иван следом. У самых ворот Диего положил руку на эфес, одернул мундир и, переглянувшись со спутником, первым переступил порог. В нос ударил резкий запах животных.
– Бывший манеж, – пояснил шеф охранки. – Теперь-то лошадей в новом выезжают, а раньше – в этом.
Клетки стояли на песке стройными рядами, и в них угрюмо сидело, металось, безучастно моргало разнообразное зверье. Иван и Оломедас прошли вдоль всех клеток, каждое животное подробно осмотрели. Где-то в начале рядов кормил своих питомцев пожизненно улыбчивый колон.
– Чисто, – вздохнул Диего. – Опять чисто.
Иван, не отрывая глаз, следил за безымянным.
– Тс-с-с-с. – Имяхранитель приложил палец к губам и шепнул: – Уходим. Шумно уходим.
Глава охранной канцелярии бросил на спутника быстрый взгляд, понимающе кивнул. Громко топая по дощатому настилу, оба демонстративно направились к выходу. А после того, как отгремел дощатый настил и доски перестали гудеть, следопыты дождались, когда безымянный отвернется, и тихонько скользнули обратно. Нырнули в стойло за распашными петельными дверями, затаились. Раздача корма продолжалась не более получаса, по истечении которых, колон, лучезарно улыбаясь, удалился. Иван высунулся из двери, огляделся и молнией метнулся к ящику из-под провизии, который звериный кормилец оставил в дальнем конце манежа. Заглянул внутрь и ухмыльнулся.
– Ну?
– Он не все раздал. На дне осталась россыпь пшена, бобов, полкочана капусты и кусок мяса. Еле разглядел, темновато здесь.
– Та-а-ак! – Оломедас тяжело сглотнул и дернул шеей. – Стало быть, ждем?
– Ждем.
Внутрь свет проникал лишь через дверь. По непонятной причине дощатые ставни окон оказались закрыты. В луче света плавали пылинки и соломенная труха, весь остальной манеж тонул в полумраке. Иван сел так, чтобы обозревать видимую часть помещения поверх куцых дверей, а шеф охранки сделал то же самое с другой стороны. Он по-прежнему держал руку на эфесе. После часа напряженного ожидания, внезапно, даже не слухом и не глазами, а чем-то нутряным имяхранитель уловил перемещение сгустка мрака под самым сводом. Нечто темнее темного осторожными рывками бесшумно кралось по потолку в дальний конец помещения. Имяхранитель легонько тронул компаньона и показал пальцем наверх. Оломедас вглядывался во мрак изо всех сил, щуря глаза, как моряк на вахтенной площадке. Иван, стиснув зубы, плотоядно полыхал глазами и стискивал рукоять кистеня. И вдруг кто-то, видимый из манежа как черный силуэт, непринужденно насвистывая модный мотивчик, вплыл с улицы в полосу солнечного света и остановился на самом пороге, шаря по карманам. И надо же было такому случиться – весьма некстати под Оломедасом пронзительно скрипнул ящик. Сгусток тьмы под потолком быстрее молнии прянул куда-то в угол, а человек на пороге вынул руку из кармана и громко вопросил: