Ин$айдер
Шрифт:
– Не дам!
– глухо ответил Петя.
Выплюнув в лицо обидчику несвойственные для себя слова, молодой человек внутренне подобрался, готовясь как минимум услышать потоки брани или даже отбить попытку алкаша вступить в рукопашную, но тот сегодня был явно не в своей тарелке. Он как будто не услышал слова Пети и продолжил свой пьяный рэп с еще более умоляющими интонациями, сразу превратившись в обычного бомжа - мерзкого и беззащитного:
– Слышь, ну помоги, правда, а! Ну, пять хоть дай, а!… Верну завтра, слышь, гадом буду!
Такого за Лехой раньше не водилось - выпрашивая или скорее вымогая деньги у населения, он никогда и никому не обещал их вернуть. Петя ощутил в себе желание швырнуть пятирублевую монету на асфальт в темноту, но, почувствовав прилив адреналина,
– Отвали, - бросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно и веско, и, набычившись, шагнул вглубь подъезда, рискнув даже попутно задеть главного микрорайонного бузотера плечом.
Лишь на подходе к третьему этажу мозг Пети выдал первую осмысленную, не окрашенную бурым цветом оценку ситуации - только что Петя делал не что иное, как нарывался на драку. Почти наверняка он бы ответил ударом на удар и никак не смог бы охарактеризовать такой ответ как вынужденный - он ударил бы с удовольствием и не один раз, вымещая на подвернувшемся алкаше накопившиеся за день (за день ли?) обиды.
Однако за ночь внутреннее состояние Пети претерпело существенные изменения, и маячащая сейчас у подъезда фигура алкаша уже не вызывала кровожадных мыслей. Напротив, мозг Пети озаботился анализом имеющейся информации о том, насколько хорошей памятью обладал Леха. Пете даже пришлось стыдливо выдернуть из кармана руку, бессознательно начавшую нащупывать откупную мелочь.
Выглянув утром в подъездное окно между вторым и первым этажом, Петя понял, что стоящий у подъезда человек совсем не похож на Леху. Тот был гораздо выше и как-то… менее суетлив, что ли. Выйдя из подъезда, Петя убедился, что все это время наблюдал Шпыня - постоянного собутыльника Лехи. Обычно тот не подходил к их дому, свято соблюдая границы охотничьих угодий - «просекал поляну», да и вообще постоянно находился в тени своего более молодого, более сильного и, несомненно, более властного приятеля. Возраст Шпыня, как, собственно, и любого алкоголика со стажем, определить было трудно, а его голос Петя услышал, пожалуй, впервые.
– На Лешаню, уж будьте так любезны… на Леху, помянуть ба надоть… - сгорбившись, заглядывая как-то искоса в глаза и тут же пряча взгляд, алкаш по дуге засеменил вокруг вышедшего из подъезда Пети.
– В каком смысле «помянуть»?
– остановился Петя.
– Дык, как водится, помянуть ба… сколько можете, собираю, вот.
– Шпынь продемонстрировал Пете раскрытый темный пакет для мусора, в котором виднелась кое-какая мелочь и пара десятирублевок.
– Поминают умерших.
– Так это… как же - убили Лешаню-то нашего, так что царствие ему небесное…
– Кто убил?
– ошарашенно уставился на Шпыня Петя.
Шпынь заозирался и засеменил на месте еще активнее:
– Так это… менты застрелили вечером вчера, ага. Худо ему совсем было вчера-то, - Шпынь обхватил ладонью свою шею и сделал движение, как бы пытаясь ослабить душащий его невидимый галстук.
– Хреново совсем, извиняюсь, было… а не давал никто, - Пете показалось, что Шпынь глянул на него с укором, но тот уже продолжал, потупив взор в мешок с мелочью: - Вот он в палатку и двинул, без денег-то. А Нинка, как назло, заболела, слышь, и взамен ее какую-то мымру посадили новую. Нинка-то, она завсегда выручит, если кирдык совсем. А эта, она ж Лешку-то не знает - не дала ему ни хрена. Ну, он вспыльчивый же, знаешь, взял ей камнем по витрине ё… ну, разбил, короче, и схватил с кассы что успел… там, сотню, ну, можь, пару мелочью. Та дура давай визжать, а тут как назло менты откуда ни возьмись нарисовались, фиг сотрешь, блин… И, главное, свои ж менты-то. Они его знают, Леху - ну, брали сто раз - а тут вдруг че-то им моча вдарила… Он во дворы, они за ним. Ему б дальше дворами, а он к свалке рванул… Вообще-то правильно, они ж туда не суются - собаки там… Он же не знал че у них на уме, так ведь? Так один из пекаля ему вслед… И ведь вон как бывает - главное, говорят, они бухие были, менты-то, а с одного выстрела да на такой дальности он Лехе прям в башку зарядил… Небось ведь и не целил, пужал только, а видал, как вышло…
– Как же он в безоружного-то стрелял? Его же посадят теперь.
– Кого? Ментов то?
– искренне удивился Шпынь.
– Говорю ж, бухие они были. Им это как игра… пейнтбол, блин, - Шпынь исподтишка глянул на Петю, видимо, в надежде насладиться его реакцией на неожиданное в устах бомжа «навороченное» словечко.
– А им чего? Подобрали они его и увезли. Выкинули, небось, где-нить подальше - хрен найдешь теперь… да и кто искать-то будет?
– А свидетели?
– Какие?!
– снова изумился Шпынь.
– Не было никаких свидетелей…
– А ты тогда откуда все это знаешь?
– Так это - люди видели, рассказали…
– Ну! Значит они - свидетели!
– И-и-и… - отмахнулся Шпынь.
– Это ж свалковские мужики видели. Какие они нахрен свидетели, им бы слинять теперь отсюда надоть на время, шуганут их теперь… вот токмо помянем с ними Лешку-то, - вспомнив о главном, Шпынь снова выразительно протянул к Пете пакет с мелочью.
«Видать и впрямь Леху вчера приперло, - думал Петя, - и не дал никто… и он, Петя, тоже не дал - обиды вымещал на прижатом к стенке алкаше. Достойную мишень выбрал, нечего сказать».
Он, не глядя, бросил в грязный мешок первую попавшуюся купюру - судя по раздавшемуся уже за спиной возгласу Шпыня, довольно крупную (ну и хрен с ней!), - и решительно зашагал к остановке. В маршрутке, а затем и в метро было тесно. «Ездим так, чтоб людям было тесно, а мыслям просторно», - занявшись перефразированием классика, Петя, тем не менее, все еще не мог избавиться от мыслей о невинно убиенном алкаше Лехе. Внутренний голос, раз десять обозвав Петю «интеллигентом собачьим», наконец плюнул и полностью уступил инициативу нравственным терзаниям.
Невелика потеря? А где взять критерий человеческой полезности? Вот он, Петя, по какой такой системе ценностей матери-природе более полезен? Или эфемерному обществу, будь оно неладно. С природой все понятно - ей, как известно, все едино, - апатиты иль навоз… Да еще посмотреть надо, кто есть кто. От безработного Лехи пользы обществу, может, и не было, но ведь и Петина полезность весьма сомнительна. Ну, работает он экономистом в коммерческом банке: составляет отчеты, анализирует, выдает некие прогнозы, и что в итоге? Помогает кучке хозяев заработать еще немножко денежек?… А с учетом напророченных Серегой изменений с сегодняшнего дня Петина работа будет направлена еще и на то, чтобы помочь красотке Оленьке более продуктивно утолять сексуальные потребности босса среднего звена. То есть вся его польза ограничивается помощью в создании дополнительного капитала и содействием в удовлетворении сексуальных потребностей группы граждан - полный идиотизм. Никакого созидания, полезности ноль. Не пашет, не ваяет… даже не удобряет, не воняет. От Лехи пользы тоже ноль, так и выходит, что нет между ними никакой разницы… Да и неизвестно еще, не измеряется ли Петина полезность в отрицательных числах, ибо как знать, на что идут зарабатываемые с его помощью деньги? Может быть, на них потом покупают оружие или наркотики? Леха, тот хоть одного себя губил… ну, мать свою еще… ну, пусть даже всему микрорайону жизнь подпорчивал время от времени, а если Петины денежки стреляют сейчас где-нибудь в Чечне или… где у нас там сейчас еще горячие точки?
Пете представилась совершенно сюрреалистическая картина - он переливает монеты в пули и сворачивает листы со своими отчетами в аккуратные пакетики с наркодозами… Расшалившаяся фантазия внезапно решила оставить упражнения в «достоевщине» и отдать должное учениям старика Фрейда. Впечатлительный молодой человек мысленно увидел себя рядом с совершенно обнаженной Оленькой и в окружении господ явно начальственной наружности… Однако Пете было не суждено узнать сюжет и наверняка нелицеприятные нюансы своей роли в этой аллегории, явно связанной с темой его собственного косвенного участия в удовлетворении сексуальных прихотей руководства. Поезд резко затормозил перед станцией «Китай-город», - Петя очнулся от полудремы и поспешил протиснуться к выходу.