Иначе — смерть!
Шрифт:
— Помню.
— И я. Наизусть: «Вот представьте: ночь, горит настольная лампа, в кресле улыбается труп, и какая-то тень скользит в каком-то ином измерении. А записка уже написана, и все продолжают жить как ни в чем не бывало». Это я продолжаю… понимаешь? Это про меня.
— Катя, ты раскрыла тайну.
— Собственной жизни. И отвечу за собственный грех.
— Эти выродки заключили тебя в «мертвую зону».
— Ты же прорвался? Вот мне и надо было ждать, а не воображать… Ну, ладно, Глеб идет в сарай за ключами, убийца не находит
— Ему надо было поспешить в противоположную сторону — к машине на обочине шоссе, как я понимаю.
— Да он же объяснил свое состояние. Только что на его глазах умер человек. Создается непроницаемая иллюзия самоубийства, убийца уже скрывается за занавесками… вдруг что-то (чье-то присутствие) заставляет его обернуться, взглянуть сквозь прорезь: еще колышутся попугайчики, словно чья-то тень скользит… и в окно смотрит незнакомое лицо. Что видел свидетель? В панике, в ужасе он бросается за ним… как сквозь землю провалился!.. И на станции замечает междугородный телефон-автомат.
— И звонит тебе из «Питера». Гениальный ход.
— Убийца и называл себя «гением». В ту же ночь он возвращается в Питер.
— Его нелегальные поездки туда-сюда установлены?
— По крайней мере — последняя. Проводник опознал по фотографии.
Психиатр:
— Такое состояние в старину называлось «одержимость бесом».
То есть когда он узнал, что Саша остался ночевать…
— Это был уже последний толчок — не забывайте про смерть собаки.
— Уже не забыть… но не верится. Он так любил Патриция.
— И вас любил.
— Его любовь — это смерть.
— Он вас не убил.
— Я знала этот запах… Как Мирон говорил: «Чую вокруг вас некое биополе», прорваться сквозь которое не смог никто. Чтоб подтвердить свою догадку, я позвонила трем знакомым мужчинам… бывшим знакомым… и сказала каждому: «Тебя заставили отказаться от меня под угрозой? Признайся, если не хочешь быть замешанным в убийстве». Как говорится «взяла на понт». И каждый признался.
— То есть ваш тайный влюбленный угрожал…
— Да, по телефону: «Иначе — смерть!» И никто не устоял.
— Правильно. Абсолютная одержимость действует устрашающе, ты чувствуешь: этот человек пойдет на все, до конца, дотла… иначе смерть. Перед этим устоять трудно.
— Но можно! Вам не кажется, что трусость — тоже немалый порок?
— Конечно, но по-человечески понятный… Что рождается от бессилия…
— От бессилия может родиться зло — вы сами разъяснили мне тог давний эпизод на новогоднем вечере.
Следователь:
— А теперь проанализируем сентябрьские события — начало, кажется, синхронно повторяет самую завязку преступлений.
— Да, Вадим в Питере. Третьего сентября Ксения Дмитриевна впервые обращает внимание на Алексея.
— Алексея Палицына. И чутье ее как будто не обманывает?
— Она человек тонкий и очень проницательный. Ну, ведет,
— Но на этот раз он приехал к матери?
— В пятом часу. До этого сидел у себя дома.
— Готовился к убийству?
— Не знаю. Ксении Дмитриевне он сказал, что хочет зайти ко мне, познакомиться и «прощупать» Алексея.
— Что значит «прощупать»?
— Такой же он слабак и трус, как другие… В общем, он смотрел в кухонное окно. Алексей пришел первым — «здоровяк-отставник», — проговорился мне впоследствии Вадим. Но самое главное… самое страшное!.. представляете? Во двор входит юноша.
— Ага! То самое «лицо в окне», что преследует убийцу полгода.
— Да, свидетель. И возможно, выследил? Что он тогда видел? Что делает здесь? Кто он такой?.. Любой ценой избавиться от «ночного кошмара»! Так я представляю.
— Меня, собственно, интересуют действия, а не представления.
— Одно вытекает из другого. Уже в сумерках юноша идет на Павелецкий, едет в «жуткое место», включает свет и ставит на стол бутылку «Наполеона»! Поступки свидетеля обретают все более таинственный ритуальный характер. Он словно провоцирует преступление — и преступник поддается на провокацию. По-моему, в этих повторах сюжета есть нечто ужасающее.
Алексей:
— Понятно, почему на даче он спрятался от Дуни. Вероятно, видел всю нашу компанию во дворе у машины Мирона, как мы прощались. И действительно поверил, что она не одна. Но убита — Агния!
— Да, Агния.
— Этого я не понимаю. Зачем она поехала в Герасимово?
— Она туда не ездила.
— Но я своими глазами…
— Она поехала в Бирюлево к Вадиму. Самый прямой и короткий путь — на электричке.
— Он там живет?!
— Жил. Ты не знал, но я-то знала… А догадалась слишком поздно. А ведь чувствовала в ней потаенный жар, жгучий интерес к Вадиму… Но она с другой кафедры, работала недолго и не знала, что он устраивает себе «прогулки по Петербургу». Конференция уже кончилась. «В пятницу я позвонила Вадиму, нас разъединили. Он был дома», — сказала она со своей таинственной улыбкой.
— «Разъединили», то есть разговора не было.
— Конечно, иначе «гений» не стал бы рисковать с Глебом, машинально отозвался, швырнул трубку — и тут же забыл. Он был одержим. Но она не забыла.
— Ты права. В ней чувствовалось сильное возбуждение, помню, все время смеялась, кокетничала… Я еще подумал — виноват, каюсь: «Перепила матушка!»
— И это тоже. Кофейный ликер… и Дуню понесло на край света, и несчастную Агнию. Господи, как жалко!
— Очень.
— Но ведь не только опьянение, правда? Прикосновение в тайне. Словом, она рискнула продлить праздник. Она погибла из-за меня. Они все…