Инамората
Шрифт:
Это все обрывками поведал мне Стонлоу, забившись в угол на своей кровати в ожидании еще одной ночи, полной галлюцинаций и дрожи, которые сопровождают наркотическую ломку. Он ввел последнюю порцию морфина два дня назад и весь день рыскал по окрестностям в поисках своего обычного поставщика, но тот, как оказалось, перестал платить дань за покровительство местному воротиле, чем обеспечил себе бесплатный билет в Моко, известную также как тюрьма Мойаменсинг.
И вот Стонлоу едва добрел до «Либерти», где ему оставалось последнее средство наркомана — «колоться пустой иглой». Я думал, что он попросит меня уйти или хотя бы отвернуться, но он этого не сделал. Видимо, тяга
Вдруг Стонлоу насторожился, словно услышал в отдалении какие-то звуки. Он прислушался. Внезапно глубокие морщины словно растаяли и рот приоткрылся. Я покосился на забытый шприц в его руке, а потом вгляделся в его разгладившееся лицо. Неужели его блаженство было таким же, как если бы он кололся полным шприцем?
Он не спал, но сигарета выпала изо рта и лежала, тлея, на груди. Когда я потянулся, чтобы убрать ее, он поблагодарил меня, не открывая глаз. Я знал, что если хочу еще задать вопросы, то мне надо поторопиться. Поэтому я наклонился и тихо спросил его, как завершился их брак с Миной.
— Кроули.
— Она ушла от вас к нему?
— Он забрал ее, — пробормотал Стонлоу, а потом издал какой-то булькающий звук, будто полоскал горло; казалось, чувства клокотали у него в груди. — Забрал и ее… и мальчика…
Я чуть отпрянул.
— Мальчика?
— …был мальчик…
— Что значит «был мальчик»?
Нет ответа.
— Стонлоу?
Он отключился, казалось, отлив уносил его в море. Я попытался вытянуть его на берег.
— Стонлоу!
Я шлепнул его.
Так мы разговаривали, если это можно назвать разговором, еще с полчаса, за это время мне удалось вытянуть из него, что же произошло — по крайней мере, по мнению Стонлоу. Беременность. Осложнения. Больница…
И тут в этой мрачной истории, покручивая вощеный ус, появлялся Кроули. В голосе Стонлоу зазвучала злоба, когда он стал рассказывать мне о том, как ему сообщили, что «состояние жены ухудшилось» и началось внезапное «кровотечение». Кроули уверял, что он сделал все возможное, чтобы спасти ребенка, сына Стонлоу.
Потом гнев утих и сменился раскаянием. Стонлоу рассказывал о выздоровлении Мины столь же равнодушно, как школьник, отвечающий домашнее задание: как она впала в глубокую депрессию, как с горя поддалась наглым ухаживаниям Кроули и как в конце концов спутала благодарность с любовью, приписав свое естественное выздоровление почти мистическим целительным способностям Кроули.
Теперь глаза Стонлоу приоткрылись, превратившись в две черные щелочки — два одинаковых шва. Дракон выбросил его из волн, и он лежал, съежившись на кровати, словно выловленный из моря утопленник.
— Мина, — произнес он, будто увидел ее перед собой.
Я спросил, когда он последний раз видел ее. Его ответ удивил меня.
— На прошлой неделе. — Он нахмурился, словно был не уверен в своем
— Чего она хотела?
— Ничего.
— Я не понимаю — она разве не сказала?
— Она никогда не поднимается.
— Вы хотите сказать, что она приходила и раньше?
Он ответил слабым кивком.
— Она оставляет передачи на стойке внизу. Продукты. Кое-что из одежды…
Он дернул за рубашку, которая была на нем. Она была мятая, пропахшая его кислым потом, но видно было, что она отлично сшита; в моем гардеробе все рубашки были похуже. И тут я заметил запонки: двойные кадуцеи, крылатые жезлы, перевитые змеями.
— Ваши запонки, — сказал я, — они принадлежали Кроули?
Он злорадно хмыкнул.
— Почему вы не заложили их?
— Они еще могут пригодиться.
— Пригодиться?
Стонлоу просветил меня в моем неведении.
— Они помогают мне выдавать себя за врача.
Его замысел был прост: одетый в дорогой костюм Кроули, с выставленными напоказ золотыми запонками, Стонлоу отправлялся на электричке в пригород, где уверял местных аптекарей, что он остановившийся проездом литовский врач, специалист по легочным заболеваниям, и просил отпустить ему микстуру от кашля и кое-какие патентованные лекарства. Количество морфия, кокаина и героина в этих лекарствах было минимальным — всегда не больше четверти грана на унцию, как предписано Актом Харрисона, — поэтому к этой уловке Стонлоу прибегал лишь в крайних случаях. Но в последнее время он настолько исхудал, что не мог провести даже самых доверчивых аптекарей. Что возвращало нас к моему изначальному вопросу: если запонки ему больше были ни к чему, отчего он не заложил их?
Но Стонлоу дал понять, что не желает отвечать на этот вопрос, тогда я задал другой:
— А Мина знает, в каком вы состоянии?
— Нет.
— И вы не пытались встретиться с ней?
— Чего ради?.. Она влюблена…
Он равнодушно махнул в сторону окна, ладонь болталась в запястье, словно плохо приклеенная.
— Как-то раз я был у голубей на крыше, случайно посмотрел вниз и увидел, как она садилась в такси. Я окрикнул ее. Она подняла голову. Она была такая… — Нужное слово застряло у него в горле. — Красивая. Она даже похорошела. Я подумал, что она, наверное, очень счастлива.
— Не думаю.
Хотя я и в самом деле так считал, жестоко было говорить это. Но я этого не понимал: я был слишком молод и неискушен в дипломатии разрывов. Стонлоу посмотрел на меня испытующе, а потом со злобой: он злился на меня за то, что я в последнюю минуту вселил в него надежду, и на себя за то, что страстно хотел поверить мне.
Он отвернулся.
— Зачем вы пришли?
Он уже спрашивал об этом, когда обнаружил меня в своей комнате, и тогда я рассказал ему о сеансах Мины, о зашифрованных посланиях его бывшего шурина и о голубе. Теперь, когда он вновь повторил свой вопрос, я понял, что Стонлоу ждет от меня другого: он хочет услышать правду.
И я честно сказал ему:
— Я ищу сообщника Мины.
Он обернулся.
— Так вы думаете, что нашли его?
Я посмотрел на Стонлоу, на его череп, обтянутый воскового оттенка кожей, и покачал головой.
— Нет.
— Значит, поищите хорошенько и обязательно найдете.
— Так вы не верите, что она разговаривает с мертвыми?
— Если бы я верил, то давно бы перерезал себе глотку, — сказал он, кивая в сторону острой бритвы на умывальнике. — Нет, у нее должен быть помощник, «сообщник», как вы выразились. Возможно, любовник, а может, и нет. — Он криво улыбнулся. — Возможно, это вы.