Иная судьба. Книга I
Шрифт:
В их лесу, хоть и не было ровных дорожек, зато красиво смыкались над головой кроны, и никто не пугал птиц — они гомонили до одурения, а не чирикали деликатно, как здесь. Правда, можно было наступить на змею — но это если не знаючи, да под ноги совсем не глядя… Девушка быстро научилась угадывать и волчьи ямы, и приближение баронской охоты… Она всегда старалась держаться неподалёку от какого-нибудь большого дерева, чтобы, едва заслышав далёкий лай гончих и пение рогов, быстро вскарабкаться и переждать опасность в густой листве. А то и сама добычей станешь… Но барон, скручиваемый нехорошими недугами, охотился всё реже, а потому — Марте везло.
Лес был настоящим кормильцем. Весной можно было надёргать стебельки молочая и кислицы, похрустывающие на зубах, собрать дикого лука для постных пирогов, молодой огуречной травы. Нет-нет — да находились забытые беличьи схроны с вкусными орешками. В мелких прудах было полно речных лилий, чьи корневища с виду чёрные, страшные, а очистишь — и появится белая сочная мякоть, хоть сырой грызи, хоть запеки. Можно было отыскать в примеченных местах россыпи рыжиков и сыроежек, невероятно вкусных, если их поджарить над крошечным костерком на прутике, особенно когда есть в кармане в тряпице хоть толика драгоценной соли. А уж если заранее под кострище подложить утащенное из курятника яичко, только прикрыть дёрном, чтобы не лопнуло, то и вообще — знатный обед получится. Грибы в деревне почему-то не ели, считали их несъедобными, поэтому Марта спокойно обирала свои деляночки. С ягодой тоже было хорошо. Только поглядывай и послушивай во время сбора: не треснет ли ветка под медвежьей лапой?
А здешний лес был куда гуще Сарского, наполовину сведённого угольщиками. Так и манил, притягивал… К тому же, откуда ни возьмись, закрутился под ногами знакомый котяра. Девушка уже знала, что зовут его Маркиз, что он — герцогский любимчик и гуляет сам по себе и где вздумается, а уж крыс душит! Иногда к утру по пять-шесть, в рядок уложенных, находят перед амбарами. И верно, гуляет сам по себе: куда он давеча подевался из хозяйской спальни — непонятно, а теперь вот тёрся об ноги, искрился лохматой шерстью. А потом, словно бы это и не он ласкался — пошёл себе вперёд, прямо к просвету в живой изгороди, отделяющей господский парк от дикого; как раз, куда и хотелось Марте.
Украдкой оглянувшись, девушка пошла следом. С виду всё пристойно: хозяйка хочет догнать зверька и погладить, или домой отвести… Далеко садовники или близко — а её, Марту, упрекнуть вроде бы не в чем. Да и не запрещали ей на ту половину ходить, только не… Она повторила по слогам умное словечко: не ре-ко-мен-до-ва-ли. И порадовалась, какая у неё хорошая память.
В общем, боярышника там было полно, но не кустистого, а разросшегося в деревья. Обойти без вреда для нарядного платья можно. Пришлось только подол подобрать, чтобы не цеплялся, да придерживать одной рукой, а другой — отводить ветви, то и дело норовящие ткнуть в глаз. Но Марта была привычная, уворачивалась, где нужно — и голову наклоняла, и пригибалась ниже… Приятно пружинили под ногами прошлогодние листья. Знакомо пахло прелью и грибами. И почему-то… жареным мясом?
Она даже остановилась в расстройстве. Да что с ней творится? Уже несколько раз поела досыта, а все мысли — о еде… Маркиз, шествующий впереди, призывно мяукнул, выводя Марту на большую поляну, затем как-то победно оглянулся и вспрыгнул на небольшой уступ странной горы, занимающей середину свободного пространства. Гора, холм, скала — одним словом, странная каменная глыба, что-то напоминающая… Да, точь в точь — окаменевший дракон из книжки с картинками, которую до дыр засмотрели Мартины племянники! Конечно, каменный, откуда здесь взяться настоящему, о них уже, говорят, лет десять ничего не слыхивали.
Кот неспешно потянулся, попробовал заточить когти о каменную чешую — та только заскрежетала — и важно прошествовал вдоль хребта, перешагивая мелкие зубцы на хвосте и лавируя между крупными на спине. Он явно красовался: то тёрся о пластину повыше, то делал вид, что собирается пометить… Ох, будь этот зверь настоящим — он не спустил бы такого нахальства! Наконец кот добрался до головы и спрыгнул…
… прямо на целиком зажаренную говяжью тушу. Марта широко открыла глаза. Так вот оно что! Ей не показалось! Ну, и слава богу, а то она уж испугалась, что от вечной голодухи стали мерещиться запахи, а они, оказывается, настоящие. Девушка даже слюну сглотнула. В двух шагах от каменной морды поверх расстеленного на траве полотна лежала целая груда мяса: помимо говяжьей туши — несколько бараньих, и бессчётно — индеек, кур, гусей… Маркиз уже с урчанием вгрызался в индюшачью ногу.
Марта робко приблизилась.
Кот жрал, а сам поглядывал на неё исподлобья. Но не злобно, как бывает, когда боятся, что отнимут, нет: снисходительно. Мол, что глядишь? Налетай! Зря, что ли, я тебя сюда привёл?
— Но это… чужое, — растерянно сказала девушка.
Зачем здесь столько еды? А главное — кому? Изваянию? И ведь всё — свежее, принесено недавно, иначе запах был бы не такой, да и мухи облепили бы. И… лес всё-таки, хоть волков здесь наверняка не водится — его светлость такой вольности у себя под боком не потерпит — но уж мелкая живность наверняка набежала бы. А пока что — только кот набежал.
Пахло очень уж аппетитно.
Марта сделала ещё один шажок. Никто и не увидит, если она, к примеру, крылышко отломит во-он от той курочки…
Каменные веки изваяния дрогнули и поднялись. По поляне пронёсся шумный вздох.
— Ой, — сказала Марта и от неожиданности отступила — да так и шлёпнулась попой в мягкую траву. Сядешь тут, когда на тебя уставились громадные глазищи… Но почему-то ни капли не испугалась. Здесь, в замке у герцога, все так хорошо к ней относились, были добры и благожелательны, что она ей и в голову не приходило, будто с ней может случиться что-то нехорошее. Да и старый Франсуа — неужели он не предупредил бы, грози ей какая-то опасность? Поэтому она всего лишь растерялась.
«Хммм…» — вздохнул кто-то у неё в голове. Марта почувствовала, как её обдало холодком, колючие мурашки забегали по телу. Красиво вырезанные узкие щели ноздрей на каменной морде затрепетали. Дракон втягивал воздух. Принюхивался… «Хммм… Детёнышшш… Откуда ты взялссся?»
Голос был мужской, низкий, красивый, с лёгкой хрипотцой. Драконьи челюсти не размыкались, но отчего-то Марта сразу поняла: это о н с ней разговаривает.
Янтарные глаза с узкими вертикальными зрачками повернулись в сторону еды, словно на шарнирах. Марте даже послышался лёгкий скрежет.
«И ты здесссь, воришшшка», — насмешливо пробормотал дракон. Маркиз, и ухом не повёл, уписывал индюшку, рыча от удовольствия. «С тобой ясссно… Подрушшшку привёл?» Немигающий взгляд вернулся к Марте. Та смущённо отряхивалась от налипших травинок. «Иди. Поешшшь… Детёнышшши вечно голодны, я зссснаю. Да не бойссся…»
Марте вдруг стало стыдно.
— Нехорошо как-то, — сказала она виновато. — Это же ваше. А я сегодня уже ела.
Ящер как-то странно закашлялся.
«Боишшшься меня объесссть? Думаешшшь, посссле тебя не оссстанется? Ххх…» Он насмешливо фыркнул, выпустив из ноздрей струйки дыма. Со скрипом и шелестом развернул тяжёлый хвост, с которого волной осыпалась каменная крошка — словно глазурь с пасхального кулича — затем весь корпус. В этот раз с него осыпалось куда больше. Оставляя за собой след в виде гранитной розовой пыли, отполз на край поляны.