Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— Весь институт видел фотографии тебя с Алексеем Каноровым, на которых вы почти что целуетесь. Также на компе Канорова найдены голографии тебя же в, гм, обнаженном виде и очень, так сказать, откровенных позах.
Стас открыл рот. Потом закрыл его. Медленно, осторожно опустился на скамью. И участливо поинтересовался.
— Ребята, вас по голове не били? Мы с Лешкой дружим, да, но мы не… геи. Я не представляю, откуда эти фото и голограммы.
— Леша — гей, — тяжело обронил Алик. — Он, эээ, встречался с Бекасовым.
Бред. Бред, бред, бред же!
— Что ты несешь? — в голосе Ветровского звучал неподдельный ужас.
— Стас, выслушай меня внимательно и не перебивай. Я тебе расскажу все, а ты потом это прокомментируешь, — тихо сказал Женя. — И да, на всякий случай — учти: мы тебе верим. И все, что ты скажешь, мы будем считать правдой.
— Спасибо…
— Не за что. Мы твои друзья, и… мы твои друзья.
— Рассказывай.
— На следующий день после твоего ареста ректор подписал распоряжение для инспекционных бригад — проверить всех, кто плотно с тобой контактировал, в особенности — тех, кто работал в детдомах. В том числе — Канорова. При инспекции в его компе была найдена фотография. Вы сидите в кафе, едите мороженное и почти что целуетесь. Там реально видно, что вы только что целовались.
Стас скрипнул зубами и сжал кулаки.
— Одним из свидетелей был Костя Малюткин, главный сплетник ВИПа. Он ухитрился перефотографировать снимок с экрана и эту свою фотографию выложил в институтскую сеть. Через несколько часов после этого несколько человек с кафедры информатики взломали комп Канорова и покопались в его файлах… основательно так покопались. Ничего по ордену там, естественно, не было, зато было дофига порнухи. Ну, не совсем порнухи… так называемых эротических рассказов с тобой в главной роли — причем твое тело описано с редкой точностью, до последней родинки на заднице, пардон.
— Если ты помнишь родинку на моей заднице, походив со мной и остальными в душ после спортзала, то почему бы и ему не запомнить? — язвительно поинтересовался Стас. — Тем более, раз уж он специалист… по задницам. Ладно, ладно, молчу. Продолжай.
— Кроме рассказов были очень хорошо сделанные голограммы и фотки, про которые я говорил. Мы изъяли их из сети — спасибо Галине Викторовне, она не верит в твою виновность и считает, что тебя подставили, в том числе с этими фотками. Исследовали — они обработаны в программах, причем конкретно так обработаны. В тот же день, когда ему взломали комп, Каноров уехал из общаги. Куда — неизвестно. Дома его нет. Комп он, соответственно, забрал с собой. Пушистый зверь песец заключается в том, что мы переусердствовали при изъятии материалов из сети — копий не осталось нигде, кроме как у нас. И теперь мы не можем доказать, что это не мы обработали снимки. Нам не верит почти никто.
— П…ц, — емко прокомментировал Стас, не прибегая к смягчающим сравнениям из разряда северной фауны. — Полный п…ц. Значит, так: я общался с Лешей только как с другом, о его ориентации понятия не имел — хотя мог и догадаться, конечно. Любая информация с его компа — лажа и подстава. Это все, что я могу сказать по данному вопросу.
— Я так и думал, — кивнул Женя. — Но не уточнить мы не могли.
— Я понимаю. Вы пытались с ним связаться, объяснить ситуацию?
— Да. По мобилу он не отвечает, я написал письмо на электронку. Согласно уведомлению, письмо прочитано, но ответ так и не пришел. Я считаю, что он смылся, спасая собственную задницу. В конце концов, с его деньгами он может и переехать в Москву, например, или еще куда-нибудь. Да и в Питере живет больше миллиона человек, он вполне может затеряться среди них. Его даже уголовно преследовать не за что, у нас тут… свобода нравов.
— Это же надо — так ошибиться в человеке… — верить в предательство Леши было больно, но как Стас не искал, он не мог найти объяснения даже не поступку — молчанию в тот момент, когда ответ мог бы многое исправить. — Что ж, не будем больше о нем. Что с Орденом?
На столе вновь возникло нечто, заслуживающее детального изучения. Подождав около минуты, Ветровский тяжело вздохнул.
— Говорите, не тяните. Хуже уже некуда, по-моему. Впрочем, догадаюсь сам: остались только вы двое? — произнося эти слова, Стас больше всего хотел, чтобы Алик вскинул голову, посмотрел возмущенно, и назвал две-три фамилии ушедших.
— Ну, не совсем… Еще Инга, Витя, Саша Годин, Азамат. Остальные ушли с Алисой. Вика вообще ушла ото всех, сказала, что не может разорвать себя пополам, — Женя вкратце пересказал события на последнем собрании Ордена.
— А регионы? — тихо спросил Стас.
В голове шумело, а перед глазами все расплывалось.
— Большая часть отвалилась. Осталось несколько человек… в Москве раскол, они сместили Антона, потому что он поддержал тебя. С ним еще двое. И по мелочи раскидано — где один, где двое. В Архангельске и Череповце тихо — пока что не отреагировали никак. Точнее, не решили, что делать.
— Значит, Ордена больше нет? — слова Стаса едва удалось расслышать.
Алик вскинул голову, глаза его сверкали.
— Пока есть мы — есть и Орден. Считай это естественным отбором. Кроме того, я думаю, что многие вернутся, когда тебя освободят.
— Во-первых, не вернутся. А даже если и вернутся — обратно никого не принимать. Кроме Вики — она ушла по уважительной причине, — Стек поднял холодный, жесткий взгляд на Гонорина. — Во-вторых — увы, меня не освободят. Два обвинения из пяти мне не опровергнуть хотя бы потому, что они соответствуют действительности. Остальные три… Нет, меня не освободят. И я хочу, чтобы вы знали: если мне не удастся избежать обвинения в педофилии, я покончу с собой сразу после вынесения приговора. Сами понимаете, с таким не живут.
Повисло тягостное молчание. Потом Женя неуверенно кивнул.
— Мы понимаем. И принимаем твое решение. Но только после того, как будут исчерпаны все средства, хорошо?
— То есть, как только будет вынесен приговор. Апеляции не будет — я не являюсь официально гражданином страны, и для меня не предусмотрены права граждан. Мне даже адвоката не выделили.
— Твоим адвокатом буду я, — Алик первый раз за весь разговор улыбнулся. — На самом деле, у нас есть план… но о нем нельзя здесь говорить. Стас, мы ничего не можем обещать. Но мы сделаем все.