Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— Где ты его видел?
— Подожди, давай не здесь поговорим, — сказал он, нервно оглядываясь. Помедлив секунду, она кивнула.
— Хорошо. У тебя еще сколько пар?
— Это последняя.
— Замечательно, у меня тоже только одна осталась. Давай после пары внизу, на крыльце встретимся и пойдем куда-нибудь, поговорим, — девушка сделала несколько шагов от Стаса, судорожно сжимая рисунок.
— Хорошо. Только… — он протянул руку за рисунком.
— Можно, я пока что у себя оставлю? — она посмотрела на юношу с мольбой. — Пожалуйста…
Несколько секунд поколебавшись, он согласился.
— Оставь.
До начала пары оставалось
Когда он пришел в себя в камере и более-менее осознал произошедшее, первая мысль была апатична и самоубийственна: да ну их всех к чертям, катись оно все в пропасть, теперь уже все равно… Стас лежал на нарах, отвернувшись к стене, и беззвучно плакал. Он не собирался ни отрицать что-либо, ни подтверждать, апатия овладела им почти полностью. К счастью, подобное не понравилось уже Стеку, который прекрасно понимал что, во-первых, говорить полиции правду нельзя — в лучшем случае, упрячут в психушку, а во-вторых — полицейские никогда не смогут поймать убийцу. И смерть Вениамина Андреевича останется неотомщенной. Как раньше остались неотомщенными гибель Тайгера и Сивого — Стас не хотел расстраивать приемного отца, который уж точно не одобрил бы убийства Джонни. Стас вообще постоянно «не хотел расстраивать», и превратился из молодого волка в домашнего, ухоженного, ласкового и не драчливого пса — да, сильного и большого, но старающегося избегать любых неприятностей тому, кто был так добр с ним. И скрывшемуся до поры в глубинах подсознания Стеку это не нравилось. Слишком грандиозным, сложным и важным было то, чему он-цельный решил посвятить свою жизнь. А теплая, уютная жизнь под кровом Вениамина Андреевича, дающего юноше все то, чего он был лишен на протяжении многих лет, сделала его слабым. А Стек не хотел, чтобы он-целый становился слабым — слабый не смог бы выполнить то, что должно. И потому сейчас он заставлял себя продумывать предстоящий допрос, на котором нужно было убедить полицейских в своей невиновности и в то же время ни слова не сказать о настоящем убийце.
Все получилось. Теперь можно было на время отпустить жесткий контроль над собой. Только на время, совсем ненадолго. Потому что впереди — вечер, который должен быть проведен на максимально высоком уровне, потому что впереди — сессия, которую надо было сдать на высшие баллы, потому что впереди — долгий и тяжелый бой за мир.
Стас ни словом не обмолвился друзьям о своей потере. Он вел себя почти как обычно, и никто не мог разглядеть за напускной небрежностью и веселостью его голоса боли и ненависти, снедавших юношу. Он заставлял себя думать о благотворительном вечере, о сессии, о работе — только не о мести. Это потом. Сперва то, что должен сейчас. Месть — блюдо, которое стоит подавать в холодном виде.
Но иногда мысли все же появлялись. Он представлял, как найдет крылатого, как убьет его, в последнее мгновение сказав, за что тот умирает… вот только стоило перейти от мечтаний к реальности, как все упиралось в одну неразрешимую, казалось, проблему.
Как найти крылатого?
Сегодня повезло. Повезло невероятно, фантастически. Кто бы мог подумать, что знающий убийцу человек учится в том же институте, что и Стас? Кто бы мог подумать, что очередная попытка нарисовать крылатого увенчается успехом именно в тот момент, когда это было необходимо? Похоже, после всего кошмара последних дней, судьба решила смилостивиться, и черная полоса все же сменилась белой.
Едва войдя в аудиторию, Ветровский тут же выкинул из головы все посторонние мысли. Учеба, снова учеба и ничего, кроме учебы.
Получив заслуженные двенадцать баллов и сдержанную похвалу от Галины Викторовны, он одним из первых вышел в коридор и тут же бросился к лестнице.
Девушки на крыльце еще не было, но Стас успел только прикурить сигарету, когда она, на ходу застегивая курточку, выбежала из дверей. На бледных щеках горел яркий румянец, большие серые глаза полны старательно скрываемого страха и надежды, не накрашенные губы кажутся слишком яркими — искусала, пока сидела последнюю пару.
— Пойдем в парк, хорошо? — она нервно огляделась. — Я бы не хотела, чтобы нас слышали…
— Конечно.
Отойдя от крыльца метров на двести, они свернули на аллею, окончательно пропав из поля зрения толпившихся у выхода из корпуса студентов.
— Кстати, меня Катя зовут, — первой нарушила молчание девушка. — Катя Годзальская, я на третьем курсе финфака учусь… — она замолчала, сама прекрасно понимая, что ее фамилия, курс, факультет и все прочее совершенно не волнуют собеседника. Скорее, сказала просто для того, чтобы хоть чем-то разрядить тишину.
— Стас Ветровский. Психфак, первый курс. Извини, но давай…
— Да-да, конечно, — понимающе перебила Катя. — Так откуда ты его знаешь, и…
— Расскажи сперва ты, — жестко оборвал ее Стек.
Девушка вздрогнула, непонимающе на него посмотрела.
— Почему ты разговариваешь со мной таким тоном?
Ветровский понял, что выбранная тактика неверна.
— Извини. Просто мне очень нужно его найти, вот я и…
— Понимаю. Прости, я не уверена, что смогу тебе помочь. Я и сама хотела бы его найти, но… — она опустила голову, несколько секунд помолчала, и продолжила уже совсем другим тоном, приглушенно и грустно: — Мы познакомились очень странно, совсем случайно. Я почти ничего не помню, только глаза и эти крылья… Такого ведь не бывает — чтобы у человека были крылья! Крылья — это нечто такое, что…
Не зайди речь о убийстве Вениамина Андреевича, Стека бы смело ураганным ветром. Но увы — сейчас он не думал ни об Ордене, ни о Крылатых. Только о мести.
Но та часть Стаса, что желала добра и взаимопонимания для всех живущих, к неудовольствию Стека не позволила ему лгать.
— Как показывает практика, крылья не всегда являются показателем личностных качеств, — Стас взглянул ей в глаза.
— Ты знаешь так много крылатых? — усмехнулась Катя.
— Нет, только одного. Того, которого нарисовал. Того, кто убил моего приемного отца, — жестко проговорил он, делая шаг вперед и оборачиваясь к собеседнице, вынуждая ее остановиться, едва не натолкнувшись на него.
Она вздрогнула, часто-часто заморгала. И без того большие, сейчас ее глаза казались огромными.
— Ты что-то не то говоришь. Он не может быть убийцей.
— Может. Он убил человека у меня на глазах. Ни за что. Он убил моего приемного отца.
— Что ты несешь?! — Катя отшатнулась, во взгляде — страх, неверие, отрицание.
— Я видел своими глазами. У него острые перья, и он очень сильный — одним ударом пробил грудную клетку сердце, и расколол лопатку, — шаг за шагом, Стек надвигался на нее.