Иная терра
Шрифт:
Эрик сидел на подоконнике, рамы были широко распахнуты. Невидимый, но ощущаемый взгляд Палача устремлен в золотые и необычно-темные, багрянистые всполохи рассвета. Коста остро чувствовал присутствие живого человека в его обиталище, где многие годы не было никого, кроме хозяина. Эрик находился здесь, полностью физический и реальный — и в то же время находился где-то невероятно далеко отсюда, там, куда самому Косте никогда не будет дороги.
На мгновение подумалось, что Палачу, быть может, тоже заказан путь в это неведомое, прекрасное далеко, и оказаться там он
Поймав себя на столь странной и даже в чем-то еретической мысли, крылатый немедленно ее отогнал. Палач — это Палач. Его логику смертному, пусть даже и такому, как Коста — не понять. Его мысли и замыслы — терра инкогнита для тех, кто не приблизился к подобному уровню. Его мечты… нет, об этом не хотелось даже думать. Коста не мог предположить, о чем может мечтать существо такой силы, обладающее колоссальным опытом и прожившее не подлежащее осознанию число тысяч лет.
Крылатый не мог понять только одного: плеера. Зачем Эрику плеер, почему он слушает терранскую музыку, когда может слышать мелодию Гармонии Сфер?
Конечно, он никогда не решился бы спросить. А если бы решился — ответ его очень сильно удивил бы. В том случае, если бы Палач ответил.
Песня закончилась, смолкла мелодия. Крылатый почувствовал непреодолимое желание попросить оставить ему копии песен, но плеер Эрика был с той, другой Терры, где еще не забыли, как петь, и еще не научились использовать микрочипы в качестве карт памяти для плееров.
— Здравствуй, Коста, — произнес Палач, не оборачиваясь. Коснулся панели плеера, выключая его.
Крылатый на мгновение растерялся, не зная, что ответить. Потом поднялся, подошел к окну.
— Ты все еще не передумал, — Эрик не спрашивал, он утверждал. — Это хорошо. Я не хотел бы разочаровываться в тебе.
— Я тоже, — голос со сна был хриплым, Коста сам удивился его звучанию.
— Знаю. Иначе я не пришел бы.
Несколько минут прошло в молчании. Эрик смотрел в гаснущий восток, где необычайное нежно-багряное зарево сменялось по-зимнему ослепительным голубым небом, по которому медленно поднимался ярко-золотой солнечный диск. Коста смотрел на Эрика, и белизна волос казалась ему не менее слепящей, чем солнце.
Светило поднялось над горизонтом, и молчание, до того казавшееся легким и свободным, стало сгущаться, липкой пленкой оседая на губах. Крылатый не смог выдерживать его долго.
— Закон все еще нужен этому миру? — негромко спросил он.
Палач помедлил, кивнул. И добавил:
— Но «закон» — это далеко не единственная ваша проблема. Я рассчитываю на то, что ты это понимаешь.
— Братство? — уточнил Коста.
— И братство — тоже. Я не дам ответов, ты должен найти их сам. Они перед тобой, осталось только открыть глаза и увидеть.
От странных речей и неожиданной безапелляционности Эрика Косте почему-то стало не по себе. Но уточнять он не решился.
— Теперь ты свободен от наблюдения этого «закона» и его подручных, — продолжил тем временем визави, и крылатый вздрогнул, не в силах сразу осознать услышанное. С губ сорвалось только донельзя нелепое:
— Что, уже? Но как?
Эрик обернулся, взгляд его, не замечая преграды непрозрачных очков, поймал взгляд Косты — и внезапно Палач усмехнулся. Не зло, скорее даже доброжелательно.
— А ты ждал молний, светопреставления, магических пентаграмм и древних заклятий? — иронично произнес он. — Должен тебя разочаровать, этого не будет.
— Нет, я… — Коста смутился. В первый раз за многие, многие годы.
— Бывает так, что самое важное случается буднично, — обронил Эрик, вновь переводя взгляд в небо.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — нет, он понимал. Но боялся так, как никогда в жизни. Боялся проснуться.
— Я имею в виду то, что ты услышал. Ты свободен от «закона»… если это можно так назвать. Ты — свободен. Но не приведи Создатель тебе заставить меня пожалеть об этом, — Палач произнес эти слова негромко, даже почти мягко, но Коста почувствовал, как встают дыбом тонкие волоски на загривке. А Эрик тем временем продолжал: — Они об этом не узнают столько времени, сколько ты сам себя не выдашь. Наложенные на тебя запреты я снял. Теперь ты сам себя ограничиваешь. Не ошибись, это будет страшнее, чем если бы ты попал под наказание этого «закона». Это все… пока что. Мы еще встретимся. И не забывай о том мальчике, которого ты оставил сиротой, выполняя преступный приказ.
Коста вздрогнул, подался вперед, открыл рот, желая объяснить, оправдаться — в первую очередь, верно, перед самим собой — но Палач уже растворился в воздухе. Несколько минут крылатый молча смотрел туда, где только что стоял самый необычный из всех возможных визитеров, и думал о том, что перед Эриком оправдываться было бы глупо — тот и так все знал и понимал. Но — сказал. Обвинил — зная, что Коста не мог иначе.
Или мог?
Или — не обвинил? Может быть, просто преследовал некую цель, смысл которой Косте еще только предстоит постичь?
Только спустя несколько минут крылатый заметил, что маленький плеер, который Эрик за миг до ухода накрыл ладонью, лежит на подоконнике. Промелькнула и исчезла мысль, что Палач мог его забыть — не тот он… человек, чтобы что-то забывать.
Коста осторожно притронулся кончиками пальцев к белому металлу корпуса. Реликвии ценнее у него не было.
Управление оказалось простым — наверное, в силу отсутствия множества лишних функций, которыми грешили современные плееры. Крылатый настроил воспроизведение в случайном порядке, закрыл глаза и нажал на «пуск».
Звенели струны, пела скрипка, мелодия летела к звездам, и Коста летел вместе с ней, наконец-то понимая, что могут дать ему крылья, до сих пор воспринимавшиеся исключительно как оружие и инструмент передвижения. Осознание накатывало волна за волной, минута за минутой расцветали, обретая смысл своего движения.
Он больше часа просидел, невидяще глядя в голубой квадрат неба за окном. Он осознавал.
А потом резко поднялся на ноги, одним прыжком взметнулся на подоконник, и прыгнул, расправляя крылья.