Иная терра
Шрифт:
— А вы — недостаточно опытный телепат? — Олег был напряжен до предела, он чувствовал в собеседнике одновременно и опасного противника, и полезного союзника, и понимал, что только от него зависит, станет ли светлоглазый первым или вторым.
— Нет, я просто не настроен по отношению к вам враждебно, Олег Андреевич, — улыбнулся Вертаск. Черканов смотрел прямо в светлые глаза и никак не мог понять — ошиблось его чутье, и перед ним просто хороший — первоклассный! — психолог, способный действительно предугадать мысли по выражению лица и позе, или же визави и правда тот, кого обычно называют экстрасенсом. Впрочем, проверить было несложно — Олег выпустил на поверхность несколько не особенно важных мыслей, и едва заметно улыбнулся, не отводя взгляда. В глубине светлых
Сраженный, Олег поднял руки в шутливом жесте, спешно натягивая маску «свой парень».
— Все, все, убедили. Я вам верю, — улыбнулся он.
Дориан покачал головой.
— Этот образ вам не идет.
Черканов мысленно выругался. Потом мгновение подумал — и выругался уже вслух.
— А какая разница? — пояснил он удивленно приподнявшему бровь Повелителю. — Все равно услышите.
— Не преуменьшайте достоинства своей защиты, — покачал головой тот. — Я, конечно, могу сломать ее, и достаточно легко, но вряд ли — незаметно для вас.
Олег сделал вид, что поверил.
Дориан сделал вид, что не заметил.
— И какой же образ мне, по-вашему, идет? — успешно подавив нервозность, осведомился Черканов.
— Смотря с кем, — Дориан ответил, не задумываясь. — С толпой — один, с избранной частью толпы — другой, с теми немногими, кто к толпе относится только тогда, когда ему это выгодно — третий. Ну а с тем, кто вас понимает, лучше и вовсе обойтись без образа — в таком случае сильно уменьшается вероятность неверной или даже превратной трактовки слов, да и просто в целом способствует увеличению понимания.
Наверное, случись этот разговор год назад, Олег бежал бы от странного практика со всех ног. Да и полгода назад тоже едва ли стал заводить разговор с опасным сумасшедшим, какие бы аргументы в пользе реальности своего телепатического умения тот не приводил. Но после визитов Арийца, сиречь, Теодора, верить в нечто паранормальное стало как-то легче.
— Что ж, как скажете, — теперь он смотрел на Дориана серьезно и без тени насмешки. — Тогда перейдем сразу к делу. Чем я вас заинтересовал, что вы от меня хотите и что можете предложить взамен. Или же наоборот — что есть у вас такого, что нужно мне и чего вы хотите в качестве благодарности?
— Какая четкая позиция, — практик тоже перестал улыбаться. — Обозначить приоритеты, выяснить интересы, уточнить выгоду, договориться о стоимости. Удобно, точно, конкретно. В большинстве случаев я бы согласился остановиться на этом, но не сейчас. И мне от вас, и вам от меня нужно гораздо больше, чем то, что можно решить за один-два разговора. Помимо того, мои планы простираются довольно далеко и достаточно во многом совпадают с вашими, чтобы можно было говорить о каком-либо планомерном сотрудничестве. Нет-нет, я вас не тороплю.
Олег почувствовал, что голова начинает раскалываться. Слишком, слишком много всего одновременно! И именно тогда, когда он еще не оправился от резкой смены обстановки, от неожиданного выпадения в шумную реальность цивилизованного мира, к которому не успел морально подготовиться!
Вертаск же тем временем продолжал:
— Для начала можно поговорить об одном деле, в котором наши интересы совпадают.
— И что же это за дело?
— Знаете, как говорили в древности? «Враг моего врага — мой друг». Это одно из тех крылатых выражений, что с годами не утратили актуальности. Исходя из него, я могу утверждать, что вы мне друг, как и я вам.
— И кто же наш общий враг? — осторожно уточнил Олег, все еще не решаясь поверить в свое везение.
На губах Дориана появилось хищное подобие улыбки, больше похожее на оскал.
— Станислав Ветровский, разумеется.
II. VII
Темную, темную ночь нельзя обмануть
Спрятав огонь ладонью руки.
Счастливы те, кто могут заснуть…
Довольно часто в разговоре о природе и ее явлениях можно услышать такой вопрос: какое время года вы любите больше всего? Каждый раз, слыша этот вопрос, Стас недоуменно пожимал плечами, не понимая, как вообще на него можно ответить? Как можно любить какое-то время года полностью? Нет, наверняка есть люди, которым по душе ледяная промозглость и гнилые листья конца осени — не календарной, а реальной, есть те, кому нравятся лютые холода до минус тридцати пяти градусов и завывающие за окном метели, есть поклонники холодной мартовской слякоти и липкого снега с дождем, найдутся и любители июльского пекла при полном отсутствии ветра. Но, наверное, их все-таки не так много. В свою очередь, мало кто не оценит ароматное тепло и густо-индиговое небо в августе, усеянное россыпью звезд, сложно не признать прелести мягкого, пушистого снега, укрывающего город фантастическим белым покрывалом. А многих ли оставят равнодушными трогательные листочки, лохматыми пучками вылезающие из лопнувших почек, мать-и-мачеха, золотыми солнышками пятнающая железнодорожные насыпи, неуверенно обступающая ноздреватые посеревшие останки сугробов майская трава?..
Вот разве что осень — даже золотую, воспетую Пушкиным — любят немногие, невзирая на всю ее красоту.
А Стас не понимал, как можно ее не любить. Он упивался поздним сентябрем, до последней капли вбирая в себя желтые листья с зелеными каемками по краям, резную хрупкость златобагряных кленов, шелест палой листвы под ногами на дальних, оставленных нетрудолюбивыми дворниками в первозданной запущенности аллеях. Он любил бродить по лужайкам и газонам между деревьями, нарочито шаркая ногами и при каждом шаге подбрасывая в воздух осенние ворохи, любил медленно идти между кленов, иногда наклоняясь и поднимая особенно красивый лист. А порой Стас просто прислонялся к ровному стволу, перебирая пальцами ало-золотую охапку, и закрывал глаза, слушая медленный и печальный полет осколков осени — и это времяпрепровождение было ему куда приятнее, а главное — полезнее, чем пустая трата времени в аудитории.
Первого сентября он радовался началу занятий, но достаточно быстро заскучал: из всех предметов по-прежнему представляли интерес лекции и практики от силы четырех педагогов. Все прочее вызывало выворачивающую челюсть зевоту и острое сожаление о потерянном времени. Уже через две недели Стас решительно взялся за изменение своего институтского расписания, безжалостно повычеркивав половину лекций и примерно треть практических занятий. К счастью, ему было, у кого скопировать конспекты, узнать темы лабораторных работ и даты внутрисеместровых зачетов, все остальное же проще было выучить самому. Практически, Ветровский перевел себя на вечерне-заочную форму обучения, продолжая при том числиться на дневном.
Зато у него появилось время на такие вот прогулки, дающие возможность спокойно, без суеты подумать о делах Ордена… да и своих личных тоже. Например, о том, как найти хоть какие-нибудь следы существования загадочного Дориана, или как встретиться с Годзальской, до сих пор избегавшей встречи с ним — Стас видел ее пару раз, но девушке всегда удавалось в последний момент ускользнуть. Катя определенно не хотела с ним разговаривать — что, впрочем, и не удивительно.
Время шло, золотая осень сменилась промозглым октябрем, зарядили дожди — мелкие, но не прекращающиеся целыми неделями. Мокрый город замерзал под порывами налетающего с моря ледяного ветра, в общежитии включили отопление на две недели раньше, чем обычно. Деревья, еще недавно стоявшие в хоть и поредевших, но все еще ярких кронах, облетели за считанные дни, а багряные, алые, золотые, пестрые листья, размокнув в лужах, укрыли пожухшую траву грязным темно-коричневым ковром.