Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
— Ты очнулась, — одновременно благодарно выдохнула маленькая девушка, сжавшись у скорбного узкого ложа. — Господин Вхаро! Господин!
Служанка кинулась к дверям, чтобы доложить о выздоровлении пленницы. Котена устало прикрыла глаза, однако больше не теряла сознания. Ее мутило от качки и слабости. Она смутно помнила, как в детстве облазила весь корабль отца. Он охотно показывал все потаенные его места, рассказывал, как называются паруса, правда, маленькая девочка ничего не запомнила. Теперь слишком взрослая Котена безразлично отмечала, что лежит где-то в каюте. Судя по скрипу снастей и наклону кровати, корабль преодолевал нешуточные волны.
— Мы идем по Круглому Морю? — догадалась пленница. Как же не нравилось вновь называть себя именно так! Жена — это радостное прозвище, жена Котена, мать Котена. Если бы еще стать матерью, если бы… Вен Аур остался жив. Теперь она просто пленница на корабле Вхаро, расколотая, изгнанная, бесконечно одинокая, не имеющая сил и смысла дальше бороться.
— Да, — сказала вернувшаяся служанка. — В Империю Велла.
— На рынок живого товара, — заключила Котена, безразлично уставившись в потолок. Лучше бы она не просыпалась, лучше осталась в ужасах темноты вечно сражаться со Змеем, вечно отвоевывать у него Вен Аура.
Теперь же она распласталась раздавленной лягушкой. Она больше не слышала песню. Боль от утраты не прорывалась слезами, не находила выхода в стонах или гневе. Котена просто лежала на спине, скрестив руки на животе, как труп в гробу. И чувствовала себя живым трупом. Молоко, мед и вода вернули ее в мир живых, но душу ее Вхаро отправил в мир мертвых. Он знал, как отомстить по-настоящему. Именно ей, а не Вен Ауру, потому что почившим уже все равно. Много больнее тем, кто остается.
— Не бойтесь. Вхаро обещал продать вас султану! За большие деньги, — где-то над ухом увещевала глупая служанка. Султану. Продать. Значения слов не улавливались. Продать султану Империи Велла. Ах да, у них же еще не запретили работорговлю, а правители имели по множеству жен. Из Империи Велла и происходил отец Котены. Торговый гость Юлкотеон, назвавший дочь в свою честь лишь за тем, чтобы покинуть.
— Это я, считайте, на «родину» возвращаюсь! — хохотнула она, нервно дернувшись всем телом. Но она выгнулась, как от удара плетью.
«Почему все так? Почему?» — думала Котена, ощущая на месте сердца совершенно пустое место. Она приложила к груди руку и подивилась, что там, под клеткой ребер, еще что-то колотится. Зачем? Что за нелепость! Она умерла вместе с мужем. И лишь в горячечном сне вновь встретилась с ним, тянула к нему руки и даже помнила, как коснулась теплого меха маленького волчонка с короной из ветвей. Она посмотрела на свои ладони в поисках шерсти, но руки оказались пусты, истончившиеся, отливавшие восковой зеленью. Котена недоуменно рассматривала собственные пальцы, когда дверь в каюту распахнулась.
— Хе-хе, кто очнулся-то! — прорезал слух отвратительный торжествующий голос. Вхаро стоял на пороге. Облаченный в алый парчовый халат, он позвякивал нелепой золотой цепью с крупными необработанными самоцветами. В таком виде он напоминал заморского торгового гостя, а не чудовище, которое лишило Котену судьбы и желания сражаться за саму себя.
Она лишь монотонно повернула голову. Присутствие убийцы Вен Аура не отзывалось привычным гневом, как не возникало и желания отомстить. Котена с безучастным ужасом поняла, что видит во Вхаро… саму себя. Теперь-то она слышала тот мерзкий звук, который постоянно исходил от него вместо песни. Вернее, не звук — тишину. То, что приносил Змей. Тишину погибели, тишину пепелища.
— Я обещал, что доставлю редкость для гарема султана — я ее достал, — между тем, усмехался Вхаро.
«Продавай, покупай. А судьбу ты себе не вернешь», — с победным спокойствием подумала Котена, когда дверь затворилась. В них обоих не осталось жизни.
Генерал Моль хотя бы не успел встретить свою судьбу, Вхаро же убил ее собственными руками. А Котена… Нет! Это Вхаро уничтожил ее жизнь, растоптал, выжег. В ней загорелась новая ярость. С детства только она и давал шанс на выживание. Бурлящая ярость кидала вперед, превращая в наглого волчонка, способного впиться маленькими зубками и не отпускать, ни за что не отпускать. Сперва она боролась за свое место в доме отчима, потом вместе с Вен Ауром преодолевала невзгоды судьбы по пути до стольного града, потом и вовсе пережила войну двух князей. Неужто ее сумел сломить какой-то гадкий работорговец? Он не заслужил такой чести. Он… Но он убил ее мужа, ее Вен Аура. И за одно это Вхаро заслуживал самой страшной смерти.
— Мне дадут еду и одежду? — властно приказала Котена, рывком вставая с узкой постели. По вискам ее сочился пот, тело неприятно пахло, но жар спал, если вообще настигал ее. Она ведь не подхватывала никаких дурных недугов, в беспамятство же впала, когда оборвалась их общая с Вен Ауром песня.
— Да, конечно, — повиновалась служанка. Котене выдали ее же рубаху и сарафан. «Ну да, переодевать в шелка уже будет султан, — со злостью подумала она. — Только я ему не достанусь. Что угодно сделаю, а не достанусь».
Она не представляла, как дальше жить, не представляла, куда стремиться. Зато четко знала, кого ненавидеть. Вхаро. Вхаро должен умереть. Или это слишком милосердно? Он ведь больше мучился при жизни, больше терзался от собственной «тишины», оттого и орал громче всех, оттого и рычал на многочисленную команду. Но эти приказы Котена слышала только из-за плотной дубовой двери.
Помимо нее в каюте оказалось еще около десяти девушек. Всех их везли на продажу в Империю Велла. Большинство забрали из Ветвичей, вероятно, Вхаро воспользовался войной, да и умыкал людей.
— Ой, а жених-то мой прикован к веслу. А был-то в дружине Молниесвета, — убивалась одна. Котена завидовала ей: ее жених хотя бы остался жив. Впрочем, если бы их продали разным хозяевам, то не осталось бы чему завидовать.
— Ты из Ветвичей? Эх, я вот из Мале. У нас там спокойно было. И тут эти разбойники на нашу деревню, — рассказывала другая девушка с водянистыми бледно-синими глазами. Мале находились к востоку от Ветвчией, крошечная страна, затерянная в болотах. По рассказам торговых гостей, деревца там стояли вечно кривенькие, жители тоже напоминали тоненьких водомерок или кривоногих лягушек. Но эта девушка могла считаться вполне пригожей. Но что толку? Стать чьей-то игрушкой после продажи? К чему красота? Даже создания Хаоса не додумывались до такого, для них взаимные чувства оставались священным обетом. Среди людей ни зов, ни любовь не имели значения. Зато деньги… Котена в очередной раз убедилась, что главный порок человечества — это жадность.
— А я вообще из Аларгата. Везли меня с собой наемники для увеселений, — задумчиво повествовала меднокожая красавица, сидя отстраненно в дальнем углу. — Была у них сначала увеселением. Стану у кого-нибудь другого. Лишь бы удачно продали, чтоб не бил. И зачем я только родилась на свет… Продали меня еще девчонкой в крепость наемников Аларгата в счет долга семьи. Так и продолжаю.
— В рабстве страшно? — вздрагивала девушка из Мале, поправляя смятый сарафан. Она испуганно мяла пальцы и кусала край русой косы.