Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
«Да отец стал важным человеком, — подумала Котена, когда ее усадили в паланкин и понесли. — Смогу ли я уговорить его помочь мне? Смогу ли?»
19. Тайна песен
Заморское угощение таяло ореховым привкусом на языке. Котена давно уже не пробовала ничего сладкого. В пути два изгнанника обходились дарами природы. Зимой все больше дичью, а летом к ней добавлялись коренья, кашица из желудей, грибы и ягоды. А на корабле Вхаро всякая еда отдавала привкусом тлена. Но с возвращением Вен Аура жизнь вновь заиграла теплыми красками. Впрочем, испытания и не думали заканчиваться.
Котена сидела на мягких подушках подле низенького столика, закутанная с ног до головы в чужеземные одежды. Под длинную рубаху лазоревого оттенка, напоминавшую платье, по местному обычаю полагалось надевать шаровары. На ногах, с которых в купальнях срезали все грубые мозоли, красовались тонкие туфельки с загнутыми носками. Котена знала, что наряд Империи Велла подходит ей, делает ее похожей на прочих южанок. Видимо, так же счел и отец, когда отдавал распоряжения служанкам.
Сперва Котена поразилась тому, как много вокруг снует людей. Юлкотеон не был султаном или визирем, но из торговых гостей он выбился в кого-то вроде местных бояр. Котена не ведала, как называются в этой стране почтенные мужи, которые советуют правителю, как лучше поступить.
Очевидно, об отмене рабства никто из них даже не задумывался. Ведь отец сам купил двух невольниц. А в гареме его числилось еще около пяти законных жен. Много лет назад он всходил на корабль с таким обещанием, небрежно откидывая от себя матушку. Что ж, он его исполнил. И в его дворце с множеством богато украшенных комнат, слышались бойкие детские голоса сыновей. Котена понимала: она здесь чужая и ненужная. Но все же она сидела напротив отца, скрывая половину лица тонкой синей вуалью.
— Значит, Юлкотена, — с тяжелой задумчивостью проговорил Юлкотеон. Он сменил дорожный кафтан на домашнее одеяние — длинный расписной балахон. Впрочем, новая одежда не умаляла богатого великолепия почтенного мужа своего народа. По-прежнему в нем читалось горделивое самолюбование.
— Да, отец, — послушно кивала Котена, но ощущала себя в клетке с опасным хищником. Во всем этом распрекрасном дворце с расписными мозаичными стенами и пышными коврами пришедшая из-за Круглого Моря дочь оставалась чем-то лишним и неправильным. Она бы и сама с радостью сменила все эти увитые виноградом и алым олеандром колонны на привычные стены серой избы.
После пережитых ужасов и гонений Котена невольно ждала от Юлкотеона новых бед. Мысль о том, что это перед ней восседал отец, человек, которого она беззаветно любила в детстве, почти не посещала ее. Видно, что-то оглохло в сердце, отмерло вместе с его отплытием.
— Как матушка твоя? — почти дружелюбно осведомился отец, наливая себе и дочери ледяной сок из высокого кувшина с тонким носиком.
— Жена ваша… — начала Котена, намеренно напоминая о матушке, подчеркивая, кем она приходилась влиятельному «боярину» Юлкотеону.
— Уже не жена. Я трижды отрекся от нее. По законам моей страны этого достаточно, — строго оборвал он, но смягчился: — Возможно, следовало забрать тебя с собой за море, это тоже предписано законами моей страны. Но твоя матушка слишком умоляла оставить тебя. Так как она? Жива ли вообще?
— Матушка жива, — сглатывая ком в горле, ответила Котена. — У нее… У нее все хорошо.
Она сжала кулаки, пряча их в складках шелковых одежд, стиснула зубы, чтобы слезы не подступали к глазам. Не здесь, не место. Возвращение в отчий дом не означало теплый прием и безопасность. Она вела сложную игру с этим человеком, при этом не ведая правил.
— Рассказывай, Юлкотена-кызым, как ты попала в Империю Велла. Не меня ли искала? — спрашивал отец и улыбался краем ярких губ. Котена поражалась, обнаруживая сходство в их чертах. Мать всегда говорила, что девочки рождаются похожими на отцов. Вот и она так же. Взяла от родной только цвет глаз и чуть вздернутый нос. Но и сходство не будили в сердце никаких теплых чувств. Перед ней сидел чужеземец из недоброй страны, купивший ее на рынке. Зато он хотя бы избавил от общества Вхаро. Только за это Котена его и благодарила.
— Признаюсь, отец. Не искала. А шли мы с мужем из Ветвичей, — ответила Котена. Покровительственный вид Юлкотеона доказывал, что лгать ему бесполезно. Она держала чашу с питьем, но не подносила к пересохшим губам. Горло ее сдавливали незримые цепкие пальцы. Они словно вырастали из самих стен, из каждого витка мозаики, от которой рябило в глазах.
— Вот как. Ушли, вероятно, не по своей воле, — отозвался отец, самодовольно откидываясь на подушках.
— Не по своей.
— Значит, изгнали твоего мужа и тебя.
— Изгнали, я за ним пошла, как и должно честной жене. Нас освятили духи, — кивала Котена, опуская голову. Отец оказался слишком проницателен. А его темные с зеленью глаза пытливо впивались в нее острым взором.
Юлкотеон как будто что-то знал или о чем-то догадывался. И от этого на его лице появлялась хмурая улыбка превосходства. Котена осознавала, что в чужой стране она теперь находится полностью в его власти. «Поскорее бы Огневик и Генерал Моль вызволили Вен Аура. Вчетвером мы бы что-нибудь придумали!» — посетовала она.
Пребывание в доме отца вызывало в ней день ото дня все больше опасений. Ее держали на женской половине в маленькой комнатке. У отца долгое время не находилось случая поговорить с ней, будто ее вовсе не существовало. К нему, судя по звукам, идущим снаружи, прибывало множество важных гостей с донесениями и поручениями от самого султана. Котена терзалась от неведения. Хоть бы кто-то из этих мужей рассказал, где теперь Вен Аур. Зверинец султана — это звучало не так страшно, как, например, весла и цепи галеры. И все же мужа вновь посадили в клетку, а он так мучился тогда, в Ветвичах, когда их бросили в темницу! Он ненавидел замкнутые пространства, привыкнув к простору. «Я должна попасть к нему. Любой ценой. Мы выберемся откуда угодно, лишь бы вместе», — решила Котена, сжимая кулаки.
— Это мужа твоего увезли в зверинец султана? — с торжеством заявил Юлкотеон, самодовольно подаваясь вперед. Котена обмерла, неубедительно пролепетав:
— Что? Какой зверинец?
Но отец лишь махнул рукой, повелевая замолчать, сам же недобро усмехнулся, точно умел читать мысли. Он допил сок, закинул в рот несколько ломтиков медово-орехового лакомства, затем с ленцой откинулся на подушки. Ему, очевидно, нравилось созерцать, как обескураженная дочь застыла в напряженном ожидании. Котена выпрямилась, глаза ее предельно расширились. И в голове лишь билась мысль: «Откуда? Как он узнал?»