Indileto [poмaн в 22 уровнях]
Шрифт:
Андрей Матвеев
Indileto
(роман в двадцати двух уровнях)
Лапидус I
Лапидус долго не мог сесть в троллейбус, а когда сел, то понял, что сделал это зря.
Троллейбус был потным и душным, полным дурного июньского люда. Лапидус стоял на задней площадке, зажатый между резко и неприятно пахнущей теткой и каким–то дачником с большим рюкзаком.
Рюкзак норовил ткнуть Лапидуса
Было восемь часов утра, дачник явно ехал на дачу, тетка — скорее всего — на работу, а Лапидус ехал просто так.
Ехал он просто так потому, что ехать на самом деле ему было некуда — работы у Лапидуса не было где–то с полгода: из фирмы, в которой он служил менеджером по рекламе, его уволили под Новый год, то есть тридцать первого декабря прошлого года Лапидус уже знал, что работы у него больше нет и надо искать новую.
И он начал искать, но не сразу, потому что искать работу в январе бессмысленно, в январе холодно просто выходить из дома, а не то, что искать работу.
В феврале тоже было холодно, да еще начались ветра. Лапидус смотрел из окна на улицу, понимал, что никуда не пойдет и звонил родителям — чтобы прислали денег.
Родители прислали денег в феврале, прислали и в марте. В апреле наступила весна и стало грязно. В грязь работу найти тоже было нелегко — по крайней мере, Лапидус так и не смог.
А в мае найти ее он и не пытался, потому что в мае у всех в голове одно лето и новые работники никому не нужны. Но Лапидус не стал отчаиваться, он решил дождаться июня и вчера июнь настал.
Так что на самом деле Лапидус ехал не просто так, он ехал искать работу, хотя абсолютно не понимал, как это сделать.
Троллейбус подошел к остановке, и дачник с рюкзаком вышел.
Когда–то давно Лапидус тоже ездил на дачу, и у него тоже был рюкзак. Он доезжал до этой самой остановки и выходил из троллейбуса, вставал в очередь на автобус, садился в автобус, пытаясь держать свой рюкзак так, чтобы не въехать им кому–нибудь в лицо. Но это было давно, когда родители еще жили в Бурге.
Сейчас они в нем не жили и Лапидус на дачу не ездил — дачу продали в тот год, когда родители уезжали.
Троллейбус отошел от остановки, и Лапидус увидел, что освободилось место. Точнее, два. Одно — у окна, второе рядом. Лапидус сел к окну и начал смотреть.
Он смотрел в окно, за окном была ранняя будничная улица. В троллейбусе народа было много, на улице — отчего–то — нет. День обещал быть жарким, небо было безоблачным. Лапидус начал думать о том, на какой остановке ему лучше выйти из троллейбуса.
Лучше всего выйти было в самом центре, потому что по центру было приятно пройтись пешком. Идти, смотреть на людей и думать о чем–нибудь, что абсолютно не связано с поисками работы и с его, Лапидуса, жизнью.
Например, о женщинах.
Или о славе.
Или о тропических островах.
Хотя, в общем–то, все это было одно и то же: что женщины, что слава, что тропические острова.
Лапидус машинально посмотрел на свои колени и подумал, что джинсы уже вытерлись настолько, что скоро в них появятся дырки. В этот момент рядом кто–то сел.
Лапидус скосил глаза налево и обнаружил, что рядом с ним сел мужчина. Мужчина был в светлой рубашке с короткими рукавами и в темных очках. Короткая стрижка, гладко выбритое лицо. Волевой подбородок. Мужчина развернул газету и начал читать.
Лапидус продолжил смотреть в окно. Если бы рядом с ним села женщина, тогда Лапидус не стал бы смотреть в окно, а начал бы думать о том, что эта за женщина. Хотя если бы рядом с ним села та самая тетка, то он не смог бы думать — резкий и неприятный запах, исходивший от нее, не дал бы ему этого сделать. Но тетка вышла через остановку после дачника, а мужчина на соседнем сиденье читал газету.
У Лапидуса всегда было обостренное восприятие запахов. Пота, парфюма, дезодорантов, перегара, чужого человеческого тела. Красок, эмалей, растворителей и разбавителей. Газа, бензина, керосина и ацетона. Дождя, земли, воды. Дерьма, в конце концов. Дерьма и мочи. Поэтому больше всего Лапидус ненавидел общественные туалеты, которые — как их не пытались отмыть — все равно пахли. Поэтому если Лапидусу на улице вдруг очень хотелось помочиться, то он искал какой–нибудь закуток, где мог сделать это спокойно и без насилия над своим обонянием.
Мужчина перевернул газетную страницу. Лапидус задумался над тем, чем от мужчины пахнет и вдруг понял, что ничем. Мужчина в рубашке с короткими рукавами и в черных очках сидел рядом с ним и читал газету, но от мужчины ничем не пахло, а такого быть не могло. Ведь пахло всегда и от всех.
Лапидус обернулся и посмотрел вглубь троллейбуса. Народа в нем стало меньше, троллейбус подходил к центру, минутная стрелка на часах — к двадцати минутам девятого. Ближе к задней площадке Лапидус увидел еще одного мужчину в рубашке с короткими рукавами и в черных очках, который сидел в ряду напротив и тоже читал газету. Мужчина был похож на соседа Лапидуса как близнец.
Лапидус заерзал на своем сиденье, а потом решительно привстал и выжидательно посмотрел на соседа. Сосед даже не взглянул на него, а просто отодвинулся и дал возможность Лапидусу встать и выйти.
Лапидус встал и начал протискиваться к тому месту, где сидел второй мужчина в рубашке с короткими рукавами и в темных очках. В троллейбусе было посвободнее, но еще не так свободно, чтобы Лапидус мог сделать это без труда, Лапидусу проходилось протискиваться и извиняться.
Тут троллейбус вдруг резко затормозил и Лапидуса прижало к спине какой–то дамы, стоявшей в проходе. Дама возмущенно заорала и стукнула Лапидуса локтем в живот. Лапидус, успев уловить носом сладковатый и одновременно приторный запах дамы, отлетел к очередному окну. Троллейбус двинулся дальше, Лапидус открыл глаза и посмотрел на волю.