Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии
Шрифт:
Более сильная раса вскоре начала притеснять более слабое коренное население. Некоторые арабские племена разводили верблюдов, некоторые — коз, кто-то называл себя баггара, или пастухи коров. Но все они без исключения были охотниками на людей. На протяжении сотен лет нескончаемым потоком шли чернокожие невольники на большие рынки Джидды. Изобретение пороха и применение арабами огнестрельного оружия способствовало развитию работорговли и еще более усугубило и без того бедственное положение чернокожих. Таким образом, все, что происходило в Судане в течение нескольких веков, может быть описано следующими словами: господствующая раса арабских завоевателей смешивалась с местным населением, неустанно навязывая ему свою религию, обычаи и язык; в то же самое время они угнетали его и обращали в рабов.
Внешний мир не замечал всего этого, ведь Судан отделен от него пустынями. Жажда завоеваний, заставившая в свое время французов и англичан
С 1819 по 1883 г. Египет владел Суданом. Правление северного соседа не было ни мягким, ни мудрым. Целью новых властителей была эксплуатация, и они даже не пытались хоть как-то улучшить жизнь местного населения. На смену власти меча и грубой силы пришли сети коррупции и взяточничества. Страна была бедна и неразвита, и едва ли могла прокормить собственное население. Новое бремя — значительный по численности иностранный гарнизон и толпа жадных чиновников — еще более ухудшили экономическое положение страны. Люди постоянно голодали. Продажные и некомпетентные генерал-губернаторы сменяли друг друга с ошеломляющей быстротой. По мнению египетского правительства, успех того или иного губернатора зависел от денег, которые они смогли выжать из местного населения. Суданские же чиновники полагали правление губернатора тем успешнее, чем больше ненужных должностей он смог придумать. Было среди них и несколько честных людей, но они, по контрасту, лишь делают более яркой общую картину бесчинств.
Правление египтян было чудовищно несправедливым, при этом оно сохраняло величие и блеск имперской власти. Губернатор жил в особняке у слияния рек. Представители иностранных держав селились в Хартуме. Вся торговля южной части страны была сосредоточена в этом городе. С экватора сюда привозили слоновую кость, из Кордофана — страусиные перья, из Дарфура — ароматные смолы, из Сеннра — зерно; налоги, собранные по всей стране, также рано или поздно прибывали сюда. Каждый год составлялись запутанные и внушительные по размерам отчеты о доходах и расходах. Между Египтом и его огромной колонией поддерживалась оживленная переписка, в которой местные власти постоянно вводили в заблуждение правительство[9]. Лишь штыки заставляли людей платить непомерные налоги, вводимые властями по своему собственному усмотрению. Если вождь какого-нибудь маленького племени не мог заплатить требуемой суммы, на него натравливали его соседей. Если какое-нибудь племя выказывало неповиновение, то против него сразу же направлялась карательная экспедиция. Способность арабов платить налоги была напрямую связана с ходом дел в работорговле. Чем больше чернокожих им удавалось захватить, тем большей была и прибыль. Египетское правительство в свое время присоединилось к международной лиге против работорговли, но продолжало сознательно, хотя и тайно, делать на этом деньги[10].
Тираническая власть египетского правительства в Судане держалась за счет присутствия в этой стране армии, по большому счету совершенно небоеспособной. Около сорока тысяч солдат было разбросано по восьми основным и куда большему количеству мелких гарнизонов. Отделенные друг от друга огромными расстояниями и естественными преградами, в стране, лишенной дорог, среди дикого, фанатичного и воинственного населения, войска египетского наместника могли положиться только на находчивость своих офицеров, железную дисциплину и превосходство оружия. Но в то время египетские офицеры были известны лишь своей некомпетентностью и дурным нравом. Скверная репутация Судана и его климат отпугивали наиболее образованных или наиболее богатых от службы в этих отдаленных краях, каждый, кто имел хоть малейшую возможность избежать поездки на юг, старался ею воспользоваться. Здесь офицеры служили подолгу, некоторые всю жизнь проводили в безвестности отдаленных провинций. Военные оказывались здесь, попав в опалу или немилость. Многие становились беспробудными пьяницами. Почти каждого можно было уличить в недобросовестной службе. Все без исключения уклонялись от исполнения своих обязанностей, да и едва ли они были способны исполнять их.
При таком командовании даже самый лучший солдат мог превратиться в свою противоположность.
Говоря о том моменте, когда этот карточный домик рухнул, необходимо упомянуть двух храбрых и благородных людей. Один из них был английским генералом, другой — арабским священником. Несмотря на огромную разницу в положении, между ними существовало определенное сходство. Оба были честными и верящими в свою правоту людьми, тонко чувствующими и вспыльчивыми. Оба знали, что такое религиозный пыл. Оба оказывали большие влияние на тех, кто был с ними знаком. Оба были реформаторами. В конце концов они столкнулись в смертельной схватке, но значительную часть своей жизни они делали одно и то же дело. О Мухаммеде Ахмаде «Махди» мы поведаем в свое время. Но сначала — рассказ о Чарльзе Гордоне.
Совершенно невозможно рассказать об одном из этапов жизненного пути Чарльза Гордона, не упомянув все остальные. Переменчивая фортуна вела его из Севастополя в Пекин, из Грейвсенда в Южную Африку, из Маврикия в Судан — читатель может лишь затаить дыхание и проследить за всеми этими передвижениями. Пребывание в каждом из этих мест было полно ярких, невероятных, а порой и ужасных эпизодов. Но как бы ни были впечатляющи декорации, главное действующее лицо всегда производило еще большее впечатление. Властители различных рангов из многих стран мира — китайский император, бельгийский король, премьер Капской колонии, египетский хедив — все они пытались привлечь его к себе на службу. Уровень занимаемых им должностей был так же разнообразен, как и характер его деятельности. Он мог быть младшим офицером в отряде саперов, а на следующий день — командующим китайской армией; он мог руководить приютом, а затем становился губернатором Судана, распоряжаясь жизнью и смертью людей, обладая правом заключать мир и начинать войну. Но кому бы он ни служил, он всегда оставался человеком с незапятнанной репутацией. Когда он резко критиковал тактику штурма Редана, или с негодованием размахивал перед изумленным взором сэра Холлидэя Маккартни извлеченной из-под собственной кровати головой Лар Вана, или в одиночку въезжал в лагерь повстанцев Сулеймана, где его приветствовали те, кто собирался его убить, или сообщал хедиву Исмаилу, что ему «нужен весь Судан, чтобы он мог там править», или уменьшал в два раза свое жалование от положенного ему, поскольку считал, что «это слишком много», — он никогда не обращал внимания ни на хмурые лбы мужчин, ни на улыбки женщин, не испытывал тяги к жизни в комфорте, богатству или славе.
И достойно всяческого сожаления, что этот человек, свободный от условностей общества, обладал вздорным и капризным нравом, с трудом владел своими страстями, принимал поспешные и непоследовательные решения. Тот, кто еще утром был его заклятым врагом, к вечеру мог стать надежным союзником. Генерал мог возненавидеть друга, которого вчера еще боготворил. Новые идеи постоянно возникали в его голове, они теснились там, соперничая друг с другом. Временами он с жаром пытался воплотить их в жизнь, временами с пренебрежением от них отказывался. Люди знали о достоинствах генерала. Его отвага и изобретательность могли изменить ход войны. Его энергия могла вдохнуть мужество в целый народ. Но необходимо сказать и о том, что немного найдется людей, разбиравшихся в дипломатии и управлении государством хуже, чем Гордон.
Несмотря на то, что египетское правительство громогласно заявило об отмене работорговли, его действия в Судане вызывали некоторые подозрения у европейских держав, особенно Великобритании. Желая доказать свою честность, хедив Исмаил в 1874 г. назначил Гордона губернатором Экваториальной провинции вместо сэра Самуэля Бейкера. То формальное поручение, которое получил Гордон, вскоре стало принимать зримые очертания. Наверное, не было таких злодеяний, которые не совершили люди, занимающиеся самым гнусным на земле ремеслом. Но когда они, подстрекаемые Зубейром Рахамной, отказались платить годовой сбор, в Каире поняли, что пришло время возмездия за все чудовищные преступления.