Индия. Записки белого человека
Шрифт:
Возле рынка под тентом прячется стайка велорикш. У них в тени +52, а у меня на солнце градусы подбираются к чистому спирту. В воздухе пахнет расплавленным гудроном, и с каждым вдохом этот самый гудрон входит в легкие, на мгновение застревая где-то по пути, заставляя глаза круглиться от изумления — разве такое возможно?! Из-за полнящего душу раздражения я оставляю без внимания велорикш — мне хочется как-то наказать самого себя, хоть бы и солнечной пыткой. Индийцы недоуменно и, похоже, с облегчением смотрят мне вслед: им лень крутить педали в такую жару. А я иду — единственный на весь Дели пешеход. Прохожу мимо старой мечети и банка, построенного еще в XIX веке англичанами, мимо сикхского храма, мимо домов с
То была моя первая поездка на Восток. В последний ее день я вырвался посмотреть знаменитый королевский дворец. Таиланд щедро одаривал меня неподвижным раскаленным воздухом, потоками жидкого золота с крыш буддийских храмов, щекотал ноздри экзотическими ароматами и всячески притворялся другом. Я шел по незнакомому городу и радостно улыбался в ответ на улыбки таиландцев.
На Востоке белый человек должен быть готов к тому, что всё, вплоть до ничтожнейших мелочей, участвует в заговоре против него. Вот кривоногий юноша на мгновенье оторвался от огромной сковороды с жарящимися на ней орешками кешью и вытер пот со лба, и тотчас же чистильщик обуви в ста метрах подбросил и поймал на лету кувыркающуюся щетку, а дальше дважды просигналил мотоциклист, и следом распахнулось окно меняльной конторы. Восток живет своей жизнью, а глупый белый идет и не представляет, что все эти события связаны между собой и что в центре их хитросплетений — он сам.
Десять лет назад я и был нормальным, восторженным первооткрывателем чужих вселенных. На подходе к королевскому дворцу меня встретил молодой человек в сияющей белизной рубашке с короткими рукавами и, грустно взглянув на мою потемневшую от пота майку, спросил: «Господин идет во дворец?» При этом брови его скорбно поднялись и на лбу пролегла вертикальная складка.
От печального юноши я узнал, что в городе объявлен траур по поводу смерти королевы-матери и впервые за двести пятьдесят лет королевский дворец закрыт для экскурсий. Впереди и впрямь виднелись наглухо задраенные ворота с огромным увитым цветами портретом пожилой женщины. При взгляде на портрет мое лицо тотчас же приняло сочувственно-скорбное выражение.
Стоило мне мысленно согласиться с раскладом, предложенным судьбой в лице добровольного гида, как тотчас все вокруг завертелось: в метре от меня остановился моторикша или, как их здесь называют, «тук-тук», и вдруг оказалось, что я уже еду на почему-то бесплатную экскурсию по Бангкоку. При этом водитель ни слова не знал по-английски и молча возил меня по раскаленному городу! Через десять минут в буддийском храме я столкнулся с еще одним молодым человеком, который представился сыном владельца мебельной фабрики. От него я узнал о Всемирной ярмарке сапфиров — единственном легальном способе избежать гигантской трехсотпроцентной вывозной пошлины на камни. «Сегодня последний день работы!» — сказал молодой фабрикант и, усевшись в белый «мерседес», навсегда исчез из моей жизни. И всё — ни нажима, ни уговоров! Но мир вокруг меня крутился все быстрее — до закрытия Всемирной ярмарки оставались считанные часы. Все было рассчитано до мелочей! Через минуту этот круговорот выбросил мне навстречу немецкого бизнесмена — таиландца, конечно! — который только что вернулся с ярмарки и спешил на самолет, чтобы увезти с собой пять сапфиров. В Германии они принесут ему не менее двадцати тысяч долларов чистой прибыли! На быстро раскрытой смуглой ладони загадочно мерцали пять голубых камней. И их сияние
К этому моменту я уже себе не принадлежал. До сих пор даже не помышлявший о покупке драгоценностей, я неожиданно оказался в двухэтажном деревянном сарае с висящей на гвозде табличкой «Всемирный торговый центр». Но даже это меня не озадачило! Со стороны я, наверное, напоминал голубя, которого мальчишки ведут по просяной дорожке к петле, разложенной на асфальте. С важным видом и чувством собственного превосходства — обязательными атрибутами белого человека, оказавшегося среди туземцев! — я лениво поклевывал зерно.
Пожилой ювелир в окружении двух роскошных девиц — то ли эскорта, то ли телохранителей — раскрыл чемодан-складень, и я почувствовал себя Али-Бабой, забравшимся в пещеру к разбойникам. А разбойники только того и ждали! Сквозь тонкие золоченые очки они спокойно следили за тем, как я разглядывал камни. Я же тем временем уже не только интересовался ценами, но даже пытался торговаться!
Тогда, в Таиланде, я убедился, что наивное лукавство белого человека — не более чем детский лепет в сравнении с дьявольской хитростью восточных людей. Позже мне открылась и другая сторона медали: не только белый человек плохо себе представляет туземца, но и этот последний часто видит сахиба в неверном свете. К примеру, поздно седеющие люди Востока видят в седине признак благосостояния. Может быть, именно из-за цвета волос я и показался сапфирным мафиози почтенным голубем при деньгах. Они ошиблись в главном — денег у меня не было!
— Это не страшно, — бодрился ювелир. — Недолго и в гостиницу съездить, машина под окном!
Под окном стоял тот самый белый «мерседес», на котором за час до этого уехал «сын мебельного фабриканта». А денег у меня не было и в гостинице. Трехчасовая восточная комбинация закончилась ничем.
— Но ведь у вас такой дорогой фотоаппарат! — почти с отчаяньем завопил напоследок ювелир, и девицы, как две овчарки, подались вперед.
— Я журналист, фотографирую… — Впервые за весь день мне показалось, что что-то происходит не так. И я повел объективом в направлении драгоценностей.
При слове «журналист» девицы отступили, и взгляд торговца (а вместе с ним и сапфиры в чемодане-складне) потускнел. На выходе из «Всемирного торгового центра» я не нашел свой «тук-тук» — похоже, рикша уже знал о провале операции.
Вечер я провел в разговорах с хозяином отеля.
— Неужели вы не знаете, что пошлин на вывоз не существует? — удивился таиландец, выслушав рассказ. — Всемирная ярмарка сапфиров — это же выдумка двадцатилетней давности! На нее каждый год попадаются тысячи туристов.
Я молчал, потрясенный открывшейся истиной. Но и это было не все! Хозяин отеля достал из шкафа путеводитель по Бангкоку и отыскал фотографию того самого места, где ко мне подошел молодой человек со скорбным выражением лица. На снимке ворота дворца также были закрыты, и рядом висел портрет уже виденной мной пожилой дамы. На титульном листе путеводителя я отыскал год выпуска — 1988.
— Сколько же времени длится у вас траур? — безнадежно спросил я, уже догадываясь об ответе.
Мой добрый консультант по единоборствам с Востоком молча вышел из комнаты и вернулся, держа на ладони небольшой сапфир с серебряной петелькой для цепочки.
— Это чтобы в следующий раз вы не ломились с черного хода туда, где открыт парадный, — сказал он с учтивой улыбкой и протянул мне подарок. — И на добрую память о Таиланде!
Я был смущен и неловко пытался отказаться, но мой собеседник уже не слышал: его отвлек телефонный звонок. Он снял трубку и медленно, как взрослый ребенку, объяснил кому-то на другом конце провода, что из-за Всемирной ярмарки сапфиров свободных номеров в гостинице нет, но для семейной пары из Швеции он что-нибудь обязательно придумает.