Индийская принцесса

Кей Мэри Маргарет

Он отвел взгляд от наступающих полчищ и увидел, как командир артиллерии поворачивается к кавалеристам и складывает ладони рупором у рта.

– Это мой последний залп! – прокричал майор Стюарт. – Дальше дело за вами!

Уиграм Бэтти, в расслабленной позе неподвижно сидевший в седле впереди своего эскадрона, переложил поводья в левую руку, а правую положил на эфес сабли. Он сделал это неторопливо, и разведчики с мрачной улыбкой последовали примеру командира и замерли в напряженном ожидании.

Орудия снова выстрелили, на сей раз со страшными последствиями: шрапнель пробила огромные бреши в тесных рядах противника. Как только грохот залпа стих, Уиграм резко вскинул правую руку, и позади него коротко проскрежетал и заблестел на солнце металл – это двести солдат разом выхватили из ножен сабли. Он скомандовал «вперед», и с оглушительным воинственным кличем конница ринулась в атаку…

Они летели на врага во весь опор, бок о бок, со сверкающими на солнце саблями. И теперь наконец торжествующие хугиани остановились, оглянулись на свои укрепления, оставшиеся позади и выше, и запоздало сообразили, что совершили роковую ошибку, спустившись с плато и позволив противнику атаковать на открытой местности. Будучи пешими, они никак не могли вернуться в безопасные укрытия, спасшись бегством от конницы. Им ничего не оставалось, кроме как принять бой. И они так и сделали: встали намертво и открыли огонь по мчащимся на них всадникам.

В каждом сражении люди, находящиеся в самой гуще событий, обычно видят лишь малую долю целого, и в случае с Уолли данное правило подтвердилось.

Он знал, что где-то впереди, за пределами видимости, пехота вступила в бой, ибо слышал частый треск выстрелов, и что эскадрон 10-го гусарского полка пошел в наступление одновременно с разведчиками. Но гусары находились с правого фланга, за конной артиллерией, и, поскольку у Уолли не было времени сосредоточивать внимание на чем-либо, помимо собственного эскадрона и неприятеля впереди, для него сражение с начала и до конца ограничивалось картинами, попадавшими в его поле зрения, также ограниченное пылью и столпотворением орущих разъяренных людей, сошедшихся в рукопашной.

Несущиеся в атаку разведчики находились ярдах в ста пятидесяти от врага, когда Уолли услышал зловещий треск мушкетов, почувствовал воздушные струи от пуль, со свистом пролетающих рядом, точно рой рассерженных плеч, и увидел, как скакун его командира, летящий во весь опор, тяжело валится наземь, убитый выстрелом в сердце.

Уиграм, выброшенный из седла, перелетел через голову коня, кубарем прокатился по земле и в мгновение ока вскочил на ноги. Но тут же покачнулся и снова упал – вторая мушкетная пуля угодила ему в бедро.

Увидев командира поверженным наземь, сикхи машинально испустили скорбный вопль своего народа и остановились. Уолли тоже яростно натянул поводья, внезапно побелев лицом.

– Какого черта вы встали? – в бешенстве проорал Уиграм, пытаясь подняться на ноги. – Со мной все в порядке. Я сию минуту вернусь в строй. Веди их вперед, Уолтер! Обо мне не беспокойся. Веди их вперед, мальчик!

Уолли не стал тратить время на споры. Он развернулся в седле, крикнул эскадронам: «За мной!» – и, крутанув саблей над головой, с диким ирландским кличем понесся во весь опор вверх по склону, навстречу противнику. Разведчики с громовым топотом и криками устремились за ним. В следующую минуту, словно две могучие волны, столкнувшиеся в приливном течении, два войска сошлись в кромешном аду пыли и грохота, и Уолли, оказавшийся в самой гуще столпотворения, рубил налево и направо, отбиваясь от бегущих на него людей, испускающих воинственные кличи и размахивающих огромными кривыми саблями.

Одного из них он поверг наземь, срезав ударом сабли половину лица, и, когда Мушки споткнулась о распростертое тело, услышал хруст черепа, раздавленного подобно яичной скорлупе. Рывком поводьев он поднял кобылицу на ноги и дал ей шпоры, распевая во все горло и нанося удары налево и направо на манер охотника, отгоняющего псов хлыстом. Вокруг него мужчины остервенело орали и изрыгали проклятия в густых клубах пыли и дыма, насыщенных вонью серы, пота, черного пороха и тошнотворным запахом свежей крови. Ножи и сабли сверкали, стремительно взмывая вверх и падая, и вместе с ними падали люди, а раненые лошади взвивались на дыбы и били по воздуху копытами, громко ржа от ярости и страха, или в панике неслись вперед без седоков, растаптывая всех на своем пути.

Сплоченная масса неприятельского войска распалась на части, когда кавалерия врезалась в нее на полном скаку, и теперь хугиани сражались небольшими группами, отчаянно цепляясь за каждый дюйм усеянного камнями травянистого склона и защищая свои позиции с фанатичной отвагой. Уолли мельком увидел Зарина, который, свирепо ощерясь, вонзил саблю в горло истошно визжащего гхази, и рисалдара Махмуд-хана, у которого правая рука висела плетью, а в левой был зажат карабин, которым он орудовал, как дубиной.

Местами в давке образовывались маленькие водовороты – это выбитый из седла совар с яростью раненого медведя отбивался от хугиани, а те кружили вокруг него, выжидая удобный момент, чтобы нанести смертельный удар ножом или саблей. Одного такого совара, Довлат Рама, придавило упавшей лошадью, и трое хугиани рванулись к нему, чтобы убить, пока он выбирается из-под умирающего животного. Но Уолли заметил, как он упал, и бросился на помощь, бешено размахивая окровавленной саблей и вопя во все горло:

– Даро мут, Довлат Рам! Тагра хо джао, джаван! Шабаш! [29]

Трое хугиани разом повернулись, чтобы отразить молниеносный удар, обрушившийся на них. Но Уолли имел над ними то преимущество, что был верхом и вдобавок лучше их владел холодным оружием. Его сабля полоснула одного мужчину по глазам, а в следующий миг распорола правую руку другому. Первый повалился навзничь, ослепленный и вопящий от боли, и Довлат Рам, все еще не высвободивший одну ногу из стремени, дотянулся до него и вцепился обеими руками в горло, в то время как Уолли парировал яростный выпад третьего и ударом с плеча перерубил противнику шею, почти отделив голову от судорожно корчащегося тела.

29

Не бойся. Держись. Браво!

– Шабаш, сахиб! – восхищенно воскликнул Довлат Рам, последним отчаянным рывком высвобождаясь из стремени и с трудом поднимаясь на ноги. – Ничего не скажешь, отличная работа. Если бы не вы, я уже был бы покойником.

Он вскинул руку, отдавая честь, и Уолли, задыхаясь, проговорил:

– Еще будешь, коли зазеваешься. Возвращайся в задние ряды.

Он выхватил из кобуры револьвер, выстрелил в голову судорожно бьющемуся животному и, развернув Мушки, снова бросился в бой, используя взбешенную уэльскую кобылицу в качестве тарана и подбадривая криками своих джаванов, которых призывал отомстить за ранение Бэтти-сахиба и отправить эти сыновей безносых матерей в джеханум (ад).