Индийская принцесса
Шрифт:
Так вот она, причина присутствия сахиба в Бхитхоре! Не просто безрассудство и бравада или эгоистическая уверенность, что ни один «темнокожий» не посмеет поднять руку на представителя победившего народа и что только ангрези в состоянии внушить больший трепет, чем визирь и советники, и вселить страх перед раджем в сердца местных жителей. Нет, сахиб приехал, потому что не мог поступить иначе. Потому что должен был приехать. Манилал говорил чистую правду, когда сказал, что он «рвался сюда всем сердцем».
Подобного осложнения ситуации Гобинд ну никак не ожидал, и это открытие привело его в такой же ужас, в какой оно привело Кака-джи и Махду, и по тем же самым причинам. «Пария…
Однако он понимал бесполезность подобных мыслей. Сделанного не воротишь, и к тому же у него нет оснований полагать, что на чувства сахиба ответили взаимностью. Скорее всего, девушка, которой он отдал свое сердце, осталась в полном неведении. Гобинду оставалось только надеяться на это. Но внезапная догадка о мотивах сахиба нисколько не умерила тревоги Гобинда, а, напротив, усугубила ее – кто знает, на какое безрассудство способен влюбленный мужчина?
Довольно долго в комнате царило молчание, и даже Сарджи, похоже, не хотел нарушать его. Гобинд увидел, как кровь медленно приливает обратно к лицу сахиба, и прежде, чем тот открыл рот, понял, что он сейчас скажет…
– Я должен сам увидеться с визирем, – проговорил Аш. – Это наш единственный шанс.
– Бесполезно, – резко ответил Гобинд. – Это я могу вам точно сказать. Если вы считаете иначе, значит, вы не знаете визиря и не имеете ни малейшего представления о нраве и настроениях придворных советников или жителей города.
– Возможно. Но по крайней мере, я предупрежу, что, если он разрешит сжечь рани, отвечать за это будет он и прочие советники и что радж пришлет политического сахиба и полк из Аджмера, чтобы арестовать его, захватить княжество и присоединить к Британской Индии.
– Он вам не поверит, – тихо сказал Гобинд. – И будет прав. Даже до такого маленького и удаленного княжества дошли слухи о беспорядках на севере и о палтонах, собирающихся на войну. Наверняка вы тоже слышали об этом, потому что ваш собственный палтон, безусловно, будет среди них, а раз слышали, значит, вы должны понимать, что радж не станет вмешиваться в это дело, после того как сати состоится и уже ничего нельзя будет поправить. Они не захотят тревожить осиное гнездо в Раджпутане, когда у них ум занят такими серьезными проблемами, как война с Афганистаном. И учтите, сахиб: новости о сати могут не дойти до властей еще много дней или даже недель, а когда дойдут, будет поздно предпринимать что-либо – они разве только пришлют сюда Спиллера-сахиба поговорить с визирем и советниками и, возможно, наложить штраф на княжество. Но от суровых слов никто не умирает, а штраф заплатят из казны или из дополнительных налогов, взятых с населения. Ни сам визирь, ни его кошелек не пострадают.
– Есть еще одно обстоятельство, – вставил Сарджи, обращаясь к Ашу. – Если визирь не дурак, он поймет, что ты прибыл сюда не в качестве уполномоченного представителя раджа, ведь тогда ты не стал бы пробираться в Бхитхор тайно. Как вор и в чужом обличье.
– Совершенно верно, – подтвердил Гобинд. – А поскольку визирь не дурак, вы не отвратите его от задуманного и не спасете рани от костра. Вы просто напрасно пожертвуете своей жизнью, а заодно и нашими, ибо вы и ваш друг открыто явились в этот дом, за которым ведется наблюдение. Как только станет известно, кто вы такой, нам всем отрубят головы, дабы в живых не осталось никого, кто мог бы рассказать о вашей участи. Даже людей, у которых вы снимаете комнату, не пощадят, потому что за последние несколько дней они могли заметить больше, чем следовало, и почувствовать искушение разболтать об этом.
Аш мог бы оспорить некоторые предыдущие доводы Гобинда, но был вынужден признать справедливость последнего. Если бы речь шла лишь о том, чтобы рискнуть собственной жизнью в попытке спасти Джули, он сделал бы это охотно и без раздумий. Но он не имел права жертвовать жизнями еще восьми человек (ибо глотку перережут не только угольщику и его жене – всех пятерых обитателей лавки убьют за преступление, состоящее в сдаче ему комнаты для проживания).
Он сидел, уставившись невидящим взглядом в окно, на пламенеющие в лучах закатного солнца стены Рунг-Махала, и лихорадочно перебирал в уме дикие планы спасения Джули, один опаснее и неосуществимее другого…
Если бы он нашел способ проникнуть во дворец, то застрелил бы охраняющих занан стражников, заложил засовом дверь за собой, схватил Джули и спустил на веревке со стены, а сам последовал за ней, а потом… Нет, это невозможно: придется связать два десятка визжащих женщин, иначе они отопрут дверь, едва он отвернется. Ему понадобится помощь…
Они с Сарджи располагают пятью единицами оружия на двоих, а Гобинд и Манилал, несомненно, смогут раздобыть мушкет или два. Тогда, если прогноз Гобинда относительно раны верен, в суматохе, которая будет царить во дворце сегодня ночью, пятеро полных решимости мужчин сумеют пробиться в занан и освободить двух женщин, поскольку почти все будут находиться в опочивальне умирающего или рядом с ней и подавляющему большинству будет не до женщин. Бдительность непременно ослабнет, и, возможно даже, им удастся пройти во дворец вместе с Гобиндом, которого впустят без всяких вопросов и…
Ну да, конечно: вот как это можно сделать! Гобинд представит его как своего коллегу, известного врача и знатока аюрведы, чье мнение может оказаться полезным в столь критический момент. Сарджи они выдадут за его помощника, а Манилала, как слугу хакима, несущего лекарства, едва ли остановят и подвергнут допросу. Как только они проникнут во дворец, худшее останется позади. Оттуда они наверняка сумеют пробраться к дверям занана, не прибегая к силе, а когда окажутся там, все остальное не составит особого труда. Если к тому времени рана умрет или будет находиться при смерти, крики и вопли женщин не привлекут ничьего внимания, и там будет полно простыней и сари, чтобы заткнуть рты и скрутить руки самым буйным женщинам и связать веревки, по которым рани и их спасители спустятся в сухой ров за наружной стеной и обратятся в бегство, пока город спит. Конечно, план безрассудный, но он может сработать. И всяко лучше предпринять любые действия, сколь угодно безумные, чем бросить Джули на произвол судьбы. Но если попытка не удастся…
«Мне надо было отправиться прямиком в Аджмер, – подумал Аш. – Я бы заставил их выслушать себя. Я должен был предвидеть, что такое может случиться… что телеграммы затеряются или будут прочитаны и положены под сукно каким-нибудь мелким служащим, который не понимает… Мне нельзя было… Джули, о боже, Джули! Любимая моя… Нет, это невозможно… наверняка есть какой-нибудь способ… наверняка что-то можно сделать для ее спасения. Я не могу остаться в стороне и позволить ей умереть…»
Он не сознавал, что произнес последние слова вслух, пока Сарджи не спросил: