Индийская принцесса
Шрифт:
– Да. Нужно было предупредить тебя, – сказал Аш, злясь на себя за недомыслие.
К нему самому Шушила во снах больше не являлась, но продолжала лежать тяжким бременем на совести: ее маленькое укоризненное лицо по-прежнему возникало у него перед глазами в самые неожиданные моменты. И если с ним происходит такое, то насколько же хуже должно быть Джули, которая любила свою младшую сестру?
Он спросил, не проснулся ли от криков кто-то из слуг, но Гул Баз так не думал.
– Как вы знаете, моя хижина и бывшая хижина Махду-джи стоят поодаль от остальных, а лачуга, которую занимает рани-сахиба, находится сразу позади моей и потому надежно заслонена от построек, где живут остальные слуги. Но на следующий день я купил опиума и стал давать понемногу рани-сахибе после заката. С тех пор она спит крепко и больше не кричит по ночам, и это хорошо, ибо шикари не ошибался, когда высказал предположение насчет возможной слежки за сахибом.
По словам Гул База, накануне днем к бунгало приходили несколько незнакомцев: один спрашивал работу, другой назвался продавцом лекарств и лекарственных трав, а третий разыскивал неверную жену, которая вроде бы сбежала со слугой какого-то сахиба. Последний из них, узнав, что Пелам-сахиб пару недель назад уехал охотиться в Катхиявар и еще не вернулся, задал много вопросов…
– Мы ответили на все, – сказал Гул Баз. – Посочувствовали его беде и рассказали ему много разных вещей, хотя, боюсь, совершенно для него бесполезных. Что же касается продавца лекарств и прочего, то он, по счастью, сегодня снова торчал возле бунгало, когда сахиб вернулся, и остался послушать рассказ саиса. Потом он собрал свой товар и ушел восвояси, сказав, что должен обслужить еще многих других покупателей и больше не может здесь задерживаться. Едва ли парень вернется: он собственными глазами увидел, что сахиб вернулся, и узнал от саиса, который болтает языком не хуже старой сплетницы, что никакое третье лицо не сопровождало сахиба и шикари, когда они привезли семье сирдара Сарджевана Десая печальное известие о трагедии в Катхияваре.
– Появятсяидругие, – пессимистически заметил Аш. – Вряд ли шпионы визиря так быстро успокоятся.
Гул Баз пожал плечами и высказал мнение, что соглядатаям скоро надоест ошиваться возле бунгало, обмениваясь сплетнями с людьми, которые явно не могут рассказать ничего интересного, и таскаться за сахибом по военному городку, убеждаясь, что он всего лишь занимается такими неподозрительными обыденными делами, как светские визиты, прощальные вечеринки и скучные, но необходимые формальности, которые надлежит уладить со служащими и кассирами железнодорожной станции в связи с поездкой обратно в Мардан.
– Вам нужно побольше ходить туда-сюда каждый день, – посоветовал Гул Баз, – всем своим видом показывая, что вам нечего скрывать и вы не торопитесь с отъездом, и соглядатаям скоро прискучит эта игра. Через неделю-полторы они потеряют к вам интерес, а потом мы спокойно сможем отряхнуть пыль этого зловещего города с наших ног и сесть на поезд, идущий в Бомбей. И да не допустит Всемилостивый, – горячо добавил он, – чтобы у нас когда-нибудь появилась причина вернуться сюда.
Аш рассеянно кивнул, поглощенный мыслями о Джули, которой придется провести еще восемь или десять дней в жаркой, душной крохотной лачуге, не смея высовываться наружу даже ради глотка свежего воздуха и не рискуя засыпать без помощи опиума. Но он внял совету Гул База и в последующие дни постарался постоянно находиться на виду, неспешно занимаясь разными безобидными делами, так как вскоре убедился, что кто-то (вероятно, не один человек, а несколько) действительно проявляет интерес к нему. Хотя Аш не оглядывался через плечо, проверяя, не следует ли кто за ним, он почувствовал бы непрерывную слежку, даже если бы не получил предостережения. Дело было в инстинкте, в том самом инстинкте, который подсказывает животным в джунглях, что за ними крадется тигр, или предупреждает человека, проснувшегося в темноте и тишине, о том, что в комнате присутствует посторонний.
Аш уже испытывал такое чувство прежде и сразу узнал его (оно выражалось в ощущении холодка между лопаток и покалывания в области затылка в сочетании с напряженной и неприятной настороженностью). Он распорядился перенести свою кровать на плоскую крышу бунгало, чтобы любой желающий мог наблюдать за ним и видеть, что по ночам он не уходит из дома ни на какие тайные встречи.
История о безвременной смерти Сарджи и потере несравненного Дагобаза распространилась по военному городку, и Аш принял искренние соболезнования от офицеров и соваров Роуперовской конницы и многих представителей британского сообщества. А также от двоюродного деда покойного, рисалдар-майора, который был тронут скорбью сахиба о погибшем друге и настойчиво просил его не винить себя (но это было не в силах Аша, прекрасно понимавшего, что вина лежит именно на нем, ведь он легко мог запретить Сарджи ехать с ним в Бхитхор).
Тот факт, что родственники и друзья Сарджи поверили в историю, сочиненную Ашем с Буктой, и повторяли ее всем, кто приходил выразить соболезнования, сослужил хорошую службу. У всех складывалось впечатление, будто близкие покойного с самого начала знали, что сирдар и сахиб охотились в местности, которая расположена гораздо дальше к югу от Ахмадабада, чем граница с Раджастханом – к северу от него. Данное обстоятельство, вкупе с поведением Аша и отсутствием свидетельств, что вдова раны находится в Гуджарате (или что она вообще жива), по всей видимости, убедило шпионов визиря, что они идут по ложному следу, и к концу недели Гул Баз доложил, что наблюдение за бунгало больше не ведется.
Той ночью никто не прятался в тени кустов рядом с домом, а на следующее утро, когда Аш выехал верхом в город, он сам понял, что за ним больше не следят, просто нутром почуял. Тем не менее он не стал рисковать и продолжал вести себя так, как если бы опасность еще не миновала. Только по прошествии еще трех дней и ночей, в течение которых он не заметил никаких признаков слежки, он расслабился и стал дышать свободнее – и начал думать о будущем.
После того как наблюдение за ним прекратилось, у него не было причин задерживаться в Ахмадабаде дольше, чем нужно. Но он не мог уехать немедленно, так как две из трех предложенных начальником станции дат отъезда, которые давали возможность заказать билеты сразу на поезд до Бомбея и поезд, идущий оттуда в Дели и Лахор, уже прошли. Последняя дата предполагала задержку еще на несколько дней, но наконец Аш уладил вопрос с билетами и велел Гул Базу заняться подготовкой к отъезду, поскольку у него самого есть другие дела.
Несмотря на треволнения, омрачившие и без того напряженный период после возвращения Аша в военный городок, необходимость заняться обыденными делами оказалась благом. В сочетании с долгими часами вынужденной праздности и еще более долгими бессонными ночами она дала ему предостаточно времени, чтобы разобраться с проблемами будущего. Однако главная проблема оставалась нерешенной: что делать с Джули?
Раньше все казалось очень просто: будь она свободна, он женился бы на ней. Теперь она была свободна и от раны, и от Шушилы, и вроде бы ничто не мешало Ашу жениться. Но трудность заключалась в том, что пропасть между мечтами об отдаленном будущем и реальной действительностью оказалась пугающе широкой, почти непреодолимой…
То же самое можно было сказать и о чувствах Аша по отношению к корпусу разведчиков. В какой-то момент незабываемого путешествия со свадебным кортежем он всерьез подумывал дезертировать – покинуть Индию вместе с Джули, найти убежище в другой стране и никогда больше не увидеть Мардана и Уолли с Зарином. Сейчас у него в голове не укладывалось, как он мог, даже в первом угаре безумной страсти к Джули, помышлять о такой возможности. Впрочем, тогда он был в немилости, изгнан из полка, отослан с границы и понятия не имел, сколь долго продлится ссылка и сочтет ли нужным какой-нибудь будущий командующий корпусом вообще взять его обратно. Но теперь положение вещей изменилось: он получил приказ возвратиться в Мардан и снова приступить к своим служебным обязанностям, которые оставил, когда присоединился к охоте за Дилазах-ханом и похищенными карабинами. О том, чтобы отказаться вернуться, не могло идти и речи. С разведчиками Аша связывали слишком давние и слишком крепкие узы, и даже ради Джули он не мог заставить себя разорвать их и навсегда потерять Уолли и Зарина. Да это и не имело смысла, раз он все равно никогда не сможет открыто назвать Джули своей женой, даже если сумеет убедить кого-нибудь сочетать их браком.
– Проблема заключается вот в чем… – объяснил Аш, обсуждая ситуацию с миссис Виккари, которая была единственным человеком в Гуджарате, кому он мог не просто открыться, но и рассказать свою историю в полной уверенности, что почтенная дама сохранит ее в тайне и выслушает все беспристрастно, без всякого предубеждения насчет происхождения Джули или его собственного.
Он нуждался не в совете (прекрасно понимая, что не последует совету, идущему вразрез с его желаниями), а в собеседнике.
В разумном и сочувственном собеседнике, который любил Индию так же, как он сам, и с которым он мог обсудить ситуацию и благодаря этому привести в порядок собственные мысли. И миссис Виккари не обманула ожиданий: она не осудила и не похвалила желание Аша жениться на индусской вдове и не пришла в ужас ни от такого его намерения, ни от мнения Анджули, что в законном браке нет необходимости.