Индийская страсть
Шрифт:
— Нет, darling, вы не можете выгнать ее, — сказала им другая няня, индианка. — Ваши родители заключили с ней контракт, и вы не вправе ее уволить.
— Тогда мы в нее выстрелим, — заявил один из сыновей.
— Этим вы тоже ничего не добьетесь, darling… — продолжала говорить ая, чтобы утихомирить его.
Такими своенравными были дети махараджи.
Анита не хотела даже думать о том, что ее ребенок вырастет таким же избалованным и капризным, как его старшие братья. Но из-за многочисленных отлучек родителей, вызванных частыми поездками, этому трудно было воспрепятствовать. Каждый раз, возвращаясь домой, она находила Аджита более диким, чем он был до ее отъезда. Индианки, в том числе Далима, слишком мягко и снисходительно относились к детям хозяев. Возможно, это объяснялось врожденным страхом, унаследованным в результате воспитания по законам кармы, из которых следовало, что однажды эти дети могут
Свадьба Махиджита с индуской знатного происхождения не была такой пышной, как свадьба его старшего брата
Парамджита, но это событие тоже стало настоящим праздником для двух тысяч приглашенных. Анита, как и прежде, была ответственной за подготовку к торжеству. Состояние ее здоровья постепенно улучшилось, как и предвидел доктор Доре, и у нее снова появились силы вникать во все мелочи. Но у Аниты напрочь отсутствовал тот энтузиазм, с каким она готовилась к предыдущей свадьбе, — теперь надежды, что ее статус в семье изменится, не было. Анита не питала на этот счет никаких иллюзий. Она поняла, что в Индии, стране, разделенной по вертикалям и горизонталям, каждый занимает определенное место… кроме нее, живущей в своего рода общественном лимбе. От жены Махиджита, девушки из того же рода раджпут, выбранной махараджей по знатности крови, Анита ничего не ожидала. Это была очень застенчивая девушка, робкая, совершенно не говорившая по-английски, пришедшая в восторг от четырех стен комнаты в зенане и с готовностью присоединившаяся к хору против испанки. Анита пророчила новобрачным, как супружеской паре, жалкое будущее.
Боги, судя по знаку, который они подали в первый день празднования, были того же мнения. Фейерверк, устроенный поблизости от слоновника, вызвал у животных такую панику, что они, охваченные страхом, разорвали цепи и устремились к выходу. При бегстве стада было раздавлено трое служителей слоновника. Хотя о последствиях этого несчастного случая во дворце предпочитали молчать, горожане были напуганы, потому что несколько животных сбежали. Управляющий королевскими конюшнями организовал облаву на слонов по всем правилам и вернул на место одного за другим, уже утихомирившихся. По мнению простых людей, это было плохое предзнаменование для новобрачных.
Что касается Аниты, то она оказалась в ответе за другое происшествие, правда, без серьезных последствий, прославившее испанскую рани на всю Индию. Махараджа, всегда заботливый и старающийся угодить своим гостям, попросил ее сделать все возможное, чтобы удовлетворить вкусы чрезвычайно важных господ, в данном случае нового губернатора Пенджаба и его жены леди Коннемер. Эта леди была известна своим безграничным пристрастием к бледно-фиолетовому цвету, и махараджа, в качестве жеста высшей учтивости, решил надеть тюрбан такого же цвета. Анита переделала апартаменты губернатора, заказав подушки фиолетового цвета, занавески в таких же тонах и даже заказала обои, последний крик декора, расписанные по-английски, с цветочными мотивами в синих и фиолетовых тонах. Затем она заполнила вазы фиалками и — верх утонченности! — решила поменять белую туалетную бумагу на бумагу цвета лаванды. После долгих поисков выяснилось, что туалетной бумаги такого цвета не нашлось ни в одном из магазинов Индии. Поскольку было уже поздно заказывать ее в Англии, Аните пришло в голову воспользоваться услугами железнодорожной компании в Джаландхаре, чье оборудование, сделанное по последнему слову техники, было способно творить чудеса. И действительно, там удалось покрасить несколько рулонов белой туалетной бумаги в фиолетовый цвет. Удовлетворить маленькую причуду жены губернатора доставило Аните бесконечное удовольствие.
Когда в день свадьбы махараджа пригласил танцевать леди Коннемер после свадебного банкета, англичанка рассыпалась в благодарностях и похвалах: «В тех апартаментах, которые вы нам предоставили, все великолепно, Ваше Высочества, — сказала она ему, — но что-то странное происходит с туалетной бумагой, потому что у меня все тело стало фиолетовым».
Махараджа не мог остановиться от смеха, когда после окончания свадьбы рассказывал Аните о своей беседе с леди. «Нельзя так стремиться к совершенству», — с любезной улыбкой заметил он жене.
35
В начале 1914 года Анита с мужем наконец-то ответили на приглашение низама Хайдарабада, маленького худощавого человека, который правил самым обширным и густонаселенным государством в Индии. Низам был очарован Анитой, когда познакомился с ней во время их медового месяца в Кашмире. Из всех экзотичных и необычных принцев этот был самым удивительным. Эрудит и набожный мусульманин, потомок Магомета и наследник сказочного королевства Голконда, он считался богатейшим человеком в мире. В его распоряжении было одиннадцать тысяч слуг, тридцать восемь из которых занимались исключительно смахиванием пыли с канделябров. Он чеканил собственную монету, и его легендарное состояние было сравнимо разве что с его не менее легендарной скаредностью. Монарх Хайдарабада собрал настолько фантастическую коллекцию украшений, что говорили, будто ими можно было вымостить тротуары Пиккадили. Низам хранил полные чемоданы рупий, долларов и фунтов стерлингов, завернутых в газетную бумагу. Легион крыс, для которых эти банкноты были любимой пищей, сокращали его состояние на несколько миллионов каждый год. Поговаривали, что, когда низам оставался один, без гостей, он облачался в самые жалкие пижамы в сальных пятнах и надевал сандалии, купленные на базаре. Злые языки также утверждали, что этот богач носил всегда одну и ту же феску, затвердевшую от пота, а если в его носках появлялась дырка, то он приказывал слугам заштопать ее.
Его увлечения заключались в том, что он принимал опиум, писал стихи на урду и, подобно махарадже Патиалы, наблюдал за хирургическими операциями, испытывая такие же ощущения, как во время присутствия на игре в крикет.
Он также пылал страстью к самой благоуханной терапии, очень популярной еще в Древней Греции, известной как унани, заключавшейся в лечении с помощью настоек различных трав, смешанных с измельченными драгоценными камнями. По мнению низама, одна ложечка раздробленного жемчуга, смешанного с медом, была эффективным средством против гипертонии. В результате этого увлечения Хайдарабад превратился в единственное место в мире с бесплатным госпиталем, специализирующимся на унани.
Однако низаму также удалось превратить свое государство в важный центр культуры и искусства. Османский университет, например, был первым в Индии, где преподавали на местном языке, да и вообще, образование в этом государстве было на более высоком уровне, чем в остальной Индии. Хайдарабад стал главным центром книгоиздательства, где печатали произведения на урду, а его жители разработали утонченные традиции, касающиеся одежды, языка, музыки и еды.
Когда Анита и махараджа прибыли на торжественный ужин, который давали в королевском дворце ровно в восемь часов, низам ожидал их наверху лестницы, а по обеим сторонам от него стояли офицеры, как того требовал протокол. К радости махараджи, среди множества приглашенных были и английские резиденты, господин Фрейзер с женой. Низам представил им Аниту как махарани, и англичанка, ни секунды не колеблясь, сделала реверанс перед испанкой. Какой приятный момент! Перед этим монархом, самым могущественным из всех, сгибались даже англичане. Низам, возможно, был единственным в Индии, кто не нуждался в британской ширме, чтобы управлять огромным государством. Наоборот, он мечтал о независимости Хайдарабада.
После официальных представлений специальный секретарь низама с таинственным видом подошел к Аните и попросил ее сделать одолжение и последовать за ним — на минутку, как он объяснил. «Каково же было мое изумление, когда он показал мне великолепное украшение на синем бархате и вручил его в качестве подарка от низама, прося при этом не сомневаться в добрых намерениях хозяина!» — писала Анита в своем дневнике. Это было прекрасное ожерелье старинной работы из жемчуга, изумрудов и бриллиантов. Наступил момент сомнений. Великодушный жест низама напомнил ей о пяти тысячах песет, которые ей когда-то предложил махараджа. Первым желанием Аниты было отказаться. Но спустя секунду она изменила решение: разве не было бы грехом не оценить такое великолепие? Она знала, что в высших кругах Индии было не принято, чтобы мусульманский монарх одаривал супругу другого монарха при всех и тем более в присутствии ее мужа. Когда Анита подняла глаза, она встретилась взглядом с махараджей, пристально наблюдавшим за ней. Он нахмурил брови, всем своим видом показывая, что ей не следует принимать подарок. Но Анита вдруг вспомнила тоску и печаль, которые она испытывала в последнее время в Капуртале, вспомнила о своих подозрениях по поводу неверности мужа и досаде, вызванной у нее непонятными переменами в поведении Джагатджита. В ней неожиданно всколыхнулись неприятные чувства, не дававшие ей покоя от осознания шаткости своего положения, поэтому она не стала больше раздумывать и надела ожерелье. Ощущение на себе драгоценностей было своеобразным способом борьбы с постоянным чувством неуверенности.
«Когда я вернулась в салон, низам встретил меня довольной улыбкой». Уже в столовой Анита была удостоена величайшей чести сидеть по правую руку от монарха. «Я хочу, чтобы вы насладились праздником, поэтому пригласил нескольких друзей», — произнес он, занимая свое место. Анита окинула взглядом стол, за которым сидели около ста человек.
Казалось, низам был в таком же восторге от Аниты, как и в первый раз, когда он познакомился с ней в Кашмире. Он чувствовал себя плененным ее независимостью и тем, что она рассказывала об Испании, ее суждениями об Индии и грациозностью.