Индоевропейский язык и индоевропейцы. Часть 2
Шрифт:
Похоже и сам пациент не заметил, как дело было сделано. Молча лежала с закрытыми глазами и вздрогнула, когда я тронул за плечо.
— Подъем, почти красавица, первый шаг сделан. Ничего руками не трогать. Поехали заживляться.
…
Сам я благоразумно появляться на глаза целителя не стал, в карете остался. Наверняка мое описание уже есть у всех, кто к гильдии целителей хотя бы одним боком. Пошел Егор, проинструктированный на все случаи. Язву вел за руку, укутанную в простыню, как в паранджу.
—
— Показывай, а лучше выйди за дверь, — скомандовал лекарь, — Посторонние при лечении не допускаются.
— Эй, нечего тут хозяина включать. Моя жена, на нее смотреть никакому мужчине нельзя.
— Что за варварство, дикость, — заворчал лекарь. — И это в столице. Собака, осмотреть надо. Шея — это серьезно, там артерии близко и нервные пучки.
— Осмотреть, конечно, можешь, — зашипел Егор, копируя кавказский акцент, — Только потом мне тебя зарезать придется. Никто, ни один мужчина никогда не видел ее лица. И пока я жив — не увидит. Так что, снимать покрывало, или как?
Лекарь отдернулся, вращая глазами по сторонам. Был же тут наблюдатель, вот прямо у кабинета стоял. Отвлечь эту пакость не сложнее, чем у ребенка конфетку отнять.
— Не надо снимать, но, если собака — она же бешеная может быть.
— Ладно, не собака, это была, — размягчился ревнивец, — Это я кинжалом ее. Но за дело. Она за обедом каравай похвалила. А значит с булочником заигрывает. Я как каравай покупал, заметил, что булочник хитрый, лыбится и усы подкручивает.
— Что за страсти то, упаси Вечный ученик. Участок тела открытый нужен. Для лечения. Иначе никак.
— Вот тебе кусочек руки. Но сильно не щупай, слышишь? Если я пойму, не лечишь, а лапаешь, я тебя все равно зарежу. Пусть меня потом в рваных землях сгноят, но тебя точно зарежу и ее тоже, чтобы никому не досталась.
Лекарь опасливо коснулся запястья кончиками пальцев.
— Да вижу повреждение, чувствую. Извини, со вчерашнего дня ни один столичный лекарь без диагностики большую волну не применят.
— А что так?
— Приказ главы гильдии вышел. Сначала диагностика, потом лечение. Оплата по факту потраченной анамы. И нечего мне угрожать тут и запугивать.
— Годится, лечи мою ненаглядную. Быстро шамань и не заглядывайся. А то для тебе яйца придется отрезать, для этой — профилактики.
— Заживление шеи будет сто шестьдесят пять рублей. Еще мне циркуляция анамы не нравится, завихрение странное, но это без осмотра никак не поправить.
Пока Егор комедию разыгрывал, я оценил, что нового по навыку. Результат не впечатлил. К хирургии только восемнадцать пунктов прибыло. Но, в принципе, это предсказуемо. Ничего же, по сути, не сделал, кроме петли непонятной. Самое интересное впереди.
…
В Незабудке Чижик встретил, сверкая свежим фингалом и выбитым зубом.
— Это папа твой, рука тяжелая. Не с той ноги встал. Не верит, что это он вчера обера. Все порывался бежать куда-то, еле уговорили не звонить никому, тебя обождать.
Вот и довелось в заведении побывать, известном в узких кругах. Повезло тебе Боря, что проблем с противоположным полом нет. Кроме голода — никаких других чувств. Вот попал бы в обычного подростка — сейчас бы с гормональным всплеском маялся, бегал бы с кое-чем наперевес.
Коридоры, выкрашенные до середины ядовито-зеленой краской. Почти как в советском санатории. Снуют девицы, разной степени помятости, смотрят без интереса. Редкие клиенты, короткими перебежками, пряча глаза. До обеда еще далеко, а нет же, кому-то дома не сидится. Сама мадам с печальными усталыми глазами.
Почтенный родитель, прикрытый в чулане с запасными матрасами, ничегошеньки из вчера не помнил. И это оказалось не самое худшее. Позавчера не помнил тоже. И семью в Белозерске, и жен, и бизнес. А глядя на меня справедливо усомнился, кто чей отец.
Пришлось обстоятельно побеседовать, показать ролик с семейным обедом, и еще несколько. На Нааму барон прямо залип, почти слюни пустил, на остальных жен глянул только мельком. Обидно за матушку.
Долго рассказывал про клан, Собакиных, Таракановых. Описал весь расклад, как понимаю. После родитель долго смотрелся в зеркало, щупал рожу, опять смотрел и матерился. Наконец, разбил кулаком ненавистное устройство. Совершенно согласен, зеркала придумали негодяи и изверги, специально для таких же тунеядцев, кому больше делать нечего, как на себя любоваться.
Перекрестный опрос всех участников показал, каждое утро барон теряет несколько лет воспоминаний. Именно после сна вылетает. Позавчера помнил, как бароном стал, Чижик в подробностях расписал, как он братьев по харите опередил. За это отдельно пили. Вчера помнил первую свадьбу с Наамой. Возмущался, кто и как его после брачной ночи вытащил. Сегодня окончание службы в Имперском корпусе, дембельский банкет. Между событиями примерно пять лет разницы. Такими темпами до младенческого маразма неделя. Кто и что с ним такое сотворил, разумеется, сказать не смог.
Помощь нужна. К Таракановым обратиться? Отбросил мысль сразу, и так его ладошку ощущаю, мои яички сжимающую. Можно аккуратно Зайцевых попробовать. Выход только на Митрофана, слабо и ненадежно. Здесь оставаться нельзя, наблюдатель в коридоре, нет-нет, да и комнаты заглядывает. Прямо во время работы девочек. Ничего святого у них.
— Антон, прости, папой называть язык не поворачивается. Говоришь в имперском корпусе отслужил? Ты же не один там геройствовал. Есть надежные друзья, на кого положиться можно. Не справиться нам самим.