Индотитания
Шрифт:
Руки и ноги его были стянуты концом хобота Ганеши, который в бессознательном состоянии сидел, прислонившись спиной к стволу дерева. Голова его была задрана вверх, и хобот, перевалившись через мощный сук, держал подвешенного Гермеса в нелепой и неудобной позе. Бог, извиваясь, раскачивался и пытался что-то сказать, но не мог по той причине, что рот его был забит листьями. На ветке, через которую был перекинут хобот Ганеши, с важным видом расположилась большая черная ворона. Опустив клюв вниз, она с интересом наблюдала за мучениями болтавшегося в воздухе Гермеса.
Вишну быстро подошел
— Что-то хобот тянет. К дождю, наверное.
Он взглянул вверх, и челюсть его отвисла.
Через несколько минут Гермес был спущен на землю и развязан. Освободив рот от листьев, он задрал подбородок вверх и, глядя в приоткрытый вороний клюв, заорал:
— Что вы смотрите на эту черную падаль?! Убейте ее! В ней сидит Дух! Опа!
Он подпрыгнул, пытаясь ухватиться за ветку, но не достал.
— Кар-р-р! — громко сказала ворона.
Она развернулась и обдала Гермеса, опять пытавшегося в прыжке достать предполагаемого обидчика, струей жидкого кала. Бог взревел от злости, а ворона, захлопав крыльями, поднялась в воздух и не торопясь полетела над садом.
— Надо же было так обделаться, — покачал головой Зевс.
Гермес, изрыгая проклятия, побежал отмываться.
Грузовой флаер управлялся в автоматическом режиме и летел на восток. В салоне находился Прометей. Он сидел на лавке и безучастно рассматривал картину, прибитую к стене прямо напротив него. На ней был изображен один из моментов титаномахии. В роли героя выступал Посейдон. Гордо выставив вперед лопатообразную бородищу, он втыкал свой знаменитый трезубец в зад убегавшему титану. Лицом титан был повернут к зрителям, и потому в нем легко узнавался горбоносый Япет. Трезубец вошел в ягодицы на приличную глубину, и вылезшие из орбит от этого прискорбного факта глаза титана светились мыслью: «Что ж ты делаешь, изверг!» Может, глаза светились не этой мыслью, а какой-то другой, типа: «Зачем я тебя, засранца, в детстве леденцами угощал?», но картина от этого лучше не становилась.
Охраняли титана четверо куретов и Гефест с Гермесом. Последний, заметив, что Прометей рассматривает картину, поинтересовался:
— Ну, как тебе это произведение искусства?
— И кто же ее написал? — спросил титан.
— Аполлон, — ответил Гермес.
— Мазня, — вынес вердикт Прометей.
— Ну, не скажи, — не согласился с утверждением Гермес. — Вся соль этого произведения находится в вилах, тьфу, то есть в трезубце. Посмотри, с какой силой он вогнан в задницу твоего папаши! Каков напор! Какова экспрессия! Сплошной патриотизм. Нет, все-таки Аполлон талантлив.
Неожиданно воздух перед картиной сгустился и превратился в нечеткое, еле заметное пятно, переливающееся воздушными струями. Прометей тут же этому пятну подмигнул. Гермес, смотревший на титана, заметил его реакцию и перевел свой взгляд на картину.
— Ага, — зловеще произнес он и сразу начал действовать.
В руке Гермеса оказался пистолет-парализатор, выхваченный из кармана. Он направил его на картину и принялся стрелять. Салон осветился желтыми вспышками. Гермес вертел парализатором в разные стороны и стрелял не прекращая. Парализованные куреты повалились на пол, а Прометей, смеясь, лег на лавку. Лишь один Гефест скакал за Гермесом по салону флаера и пытался забрать оружие.
— Вот тебе, вот! — орал Гермес, отбиваясь от цепких рук Гефеста и продолжая стрелять во все стороны. — На тебе, получай!
Наконец Гефесту удалось отобрать пистолет.
— Что с тобой случилось? — спросил он у брата.
Гермес, отдуваясь, ответил:
— Эта сволочь, Дух, он здесь! Сначала перед картиной висел, а потом стал по салону перемещаться!
— Ты что, паранойей заболел?
— Да нет же! Оказывается, в бестелесном состоянии Дух напоминает плотное, но прозрачное облако. Раз Прометей ему подмигнул, значит, это точно был Дух.
— И куда он делся?
— Смылся, наверное, — злобно ответил Гермес. — Ах, нет! Вот он!
Его взгляд уперся в точку, находившуюся немного выше головы сидевшего на скамье титана. Гефест посмотрел туда же. Этого хватило для того, чтобы Гермес вырвал парализатор из рук зазевавшегося брата. Раздался выстрел, и парализованный Прометей без сознания рухнул боком на лавку. Гефест снова отобрал пистолет и заявил:
— Тебе, братец, лечиться надо. Посмотри, что ты наделал!
Гермес уселся на пол и, успокаиваясь, устало сказал:
— Ничего страшного. Он вырубился ненадолго. Если не очнется, так и повесим. Меньше возни будет.
Гефест спихнул с лавки Прометея, и тот разлегся поверх тел парализованных куретов. Усевшись на скамью, Гефест сделал Гермесу приглашающий жест, но тот отмахнулся и спросил:
— Слушай, а куда мы летим? И вообще, для чего? Я, знаешь ли, прошлым вечером был немного не в себе и потому ушел домой, не дождавшись распоряжений.
Гефест рассказал, что еще вчера была выбрана подходящая скала в Кавказских горах. Полифем вбил в нее железные крепления и приготовил оковы. Сегодня зрители там не ожидаются, а вот завтра может быть аншлаг. На первый «завтрак» Гаруды должны прибыть официальные делегации от индов и богов, да и праздных зевак никто прогонять не собирается.
— И как же мы его повесим? — спросил Гермес, глядя на торчавшую свечкой из кучи куретов ногу Прометея.
— За руки и за ноги, — ответил Гефест.
— Я имею в виду: в одежде или голым?
— Н-да, — протянул Гефест. — Насчет этого распоряжений не поступало. Но, мне кажется, надо вешать обнаженным. Ты ж не будешь ему каждый день утку подносить? Пусть испражняется вниз.
— А как быть зимой? Замерзнет ведь.
— Сейчас лето. Придет зима, видно будет.
Они замолчали и задумались каждый о своем. Спустя минуту Гефест спросил:
— Интересно, Кришну уже поймали?
— Вряд ли, — ответил Гермес.
— Думаешь, его действительно прикуют рядом с Прометеем?
— Слушай больше, — усмехнулся Гермес. — Он — синекожий. А это у них высшая каста. И не имеет значения, сколько у него голов.
— Ты его видел? — поинтересовался Гефест.
— Да, — утвердительно кивнул головой Гермес.
— И каков он из себя?
— На Диониса похож. Если б не синяя рожа, можно было бы подумать, что они братья-близнецы.
Гермес вдруг замолчал.