Инерция страха. Социализм и тоталитаризм
Шрифт:
Было бы, конечно, прекрасно, если бы все эти мероприятия были проведены по инициативе сверху. Однако на такую инициативу трудно рассчитывать. Необходимо давление снизу, то есть осуществление своих гражданских прав "в явочном порядке". Помогает этому то, что на словах наше государство считается свободным и демократическим, поэтому борьба за права человека является в значительной степени приведением дел в соответствие со словами.
Свобода ассоциаций, независимых от партийно-государственных органов, даже с учетом того ограничения, которое фигурирует в моей программе, остается наиболее трудным пунктом. Но без свободы ассоциаций смешно говорить о правах человека и о демократии. В рамках Движения за Права Человека возникло несколько независимых ассоциаций, последней из которых является Группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений, образованная в мае 1976 г. В перспективе, мне кажется, надо надеяться на возникновение все большего числа независимых ассоциаций, связанных с самыми различными аспектами жизни. Возьмем, например, такой волнующий всех вопрос, как загрязнение окружающей среды. Государственные органы вряд ли могут обеспечить детальный и объективный контроль, ибо борьба за чистоту среды — именно в интересах частных граждан, а не государственных организаций. Необходимы независимые общественные организации. Другой вопрос такого рода — безопасность на транспорте. Об авиационных катастрофах у нас в газетах сообщается только в том случае, если в числе погибших есть иностранцы. Статистика катастроф не публикуется. Очевидно, государство опасается, что, познакомившись с этой статистикой, граждане откажутся летать на самолетах. Один инженер сказал:
"Я никогда не летаю на самолете. И знаете почему? Я работаю на заводе, где делают самолеты, и знаю, как их делают". Секретность в вопросе о катастрофах несомненно увеличивает число катастроф, ибо она позволяет затушевать глубокие причины, вызывающие их. Секретность позволяет пренебрегать интересами рядовых граждан ради удобства каких-то лиц в иерархии государственного управления. Это то самое, что в отношении капиталистических стран на нашем пропагандистском языке называется "приносить интересы трудящихся в жертву интересам монополий". Впрочем, когда речь идет о человеческих жизнях, слово "интересы" становится слишком слабым. Фактически, отказ государства публиковать статистику катастроф и обстоятельства вокруг катастроф — это завуалированное убийство им своих граждан. И здесь выходом из положения является только создание независимых общественных организаций для контроля, так как государство — слишком заинтересованная сторона. Наконец, на каждом предприятии, в каждом коммунальном хозяйстве есть множество вопросов, которые могут быть решены только при наличии независимых контролирующих органов, а независимые ассоциации ученых, художников и т. д. могли бы сыграть огромную роль в плане чисто профессиональной деятельности.
Борьба за права человека во многих отношениях более трудное дело, чем революционная борьба за власть. Зато она приводит к устойчивым благотворным переменам в образе мышления и образе жизни общества. Я бы назвал ее скорее не борьбой, а работой. Это трудная, долгая и в наших условиях опасная работа. Однако это единственный путь к человеческому существованию. Это демократия в действии, демократия в массах. На этот путь встали и продолжают по нему упорно идти вперед народы ведущих стран Запада. И другого пути нет.
Восток и Запад
Ныне во всех континентах, во всех районах Земного шара организованы и функционируют "кружки по изучению великих идей чучхе товарища Ким Ир Сена", "исследовательские институты по трудам товарища Ким Ир Сена", "общества читателей трудов товарища Ким Ир Сена", движение за изучение идей чучхе уже вышло из рамок кружковой деятельности и расширяется в порядке зонального и континентального общего движения...
С каждым днем увеличивается число читателей бессмертных классических трудов великого вождя товарища Ким Ир Сена.
Журнал "Корея", №10 (229), 1975 г.
Доклад Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева еще не был окончен, а огромный, всеохватывающий к нему интерес в Англии рос от часа к часу...
Надо ли говорить, что сегодня в Англии нет ни одной столичной газеты, которая бы не отвела место на первой полосе репортажам, посвященным работе форума советских коммунистов, как правило, с портретами Генерального секретаря ЦК КПСС на трибуне съезда.
Если бы Советский Союз был единственной страной на Земном шаре, то, возможно, что уже сделанные им шаги на пути к стационарному тоталитаризму оказались бы необратимыми.
Однако действительное положение в мире не так мрачно. Страны свободного мира все еще занимают ведущее положение в мировом хозяйстве и культуре, и пока они сохраняют это положение, победу тоталитаризма ни в какой "отдельно взятой" стране нельзя считать окончательной. Тоталитаризм не стал еще общемировой нормой, тоталитарным странам приходится считаться с мировым общественным мнением.
Эволюционирующее мировое общество предъявляет ко всем странам требования, которые не могут быть удовлетворены на пути застойного тоталитаризма. Поэтому, если тоталитаризм не захлестнет весь мир, то, надо полагать, свежий воздух рано или поздно проникнет и в Советский Союз, и в Китай. Противное возможно только в случае жестокой изоляционистской политики со стороны тоталитарных стран. Реальна ли эта возможность? Сколько бы ни пытались китайцы или корейцы убедить себя и других, что свет льется на современный мир с Востока, они прекрасно понимают, как понимаем и мы, что исторический процесс, охвативший сейчас весь мир, есть вестернизация, усвоение и распространение культуры, возникшей в Западной Европе. Распространяясь, западная культура впитывает в себя некоторые элементы восточных культур. Это, конечно, очень важно для будущей глобальной цивилизации, но не меняет того факта, что в формирующейся культуре активной стороной является культура Запада, а не Востока. Тоталитарные страны — это фронтовые зоны формирующейся культуры, отсюда вытекают основные черты отношения человека в этих странах к человеку "тыла", центральной зоны. Это смесь болезненного ощущения своей неполноценности со здоровым ощущением своей энергии, своего желания "догнать и перегнать". Длительный, систематический изоляционизм в подобной ситуации немыслим.
Для тоталитарных стран, как и для стран Третьего мира, Западный мир является единственным и естественным масштабом, мерой всех вещей. Самовосхваление советской пропаганды, ее попытки внушить, что "социалистические" страны стали центром мировой культуры,— не больше, чем один из приемов выполнения ею основной задачи - дезинформации населения. До какой-то степени она достигает цели, и от "простого человека" можно иногда услышать словесные формулировки в этом смысле. Но в глубине души все без исключения знают, где масштаб и где точка отсчета. Знают это и вожди. Для вождей тоталитарных стран очень важно, чтобы изучение их "великих идей" расширялось "в порядке зонального и континентального общего движения" и чтобы их еще не оконченные доклады вызывали в западных странах "огромный, всеохватывающий интерес", который бы "рос от часа к часу". А также, чтобы ни одна столичная газета не упустила случая напечатать их портрет.
Два обстоятельства играют роль в возросшей - и возрастающей — чувствительности советских руководителей к общественному мнению на Западе.
Во-первых, произошел переход от революционной фазы советского общества к стационарной фазе. В революционной фазе многое прощается как временное, переходное. Накал страстей так велик, что на его фоне внешние воздействия теряются. Определенная доля изоляционизма в такие периоды неизбежна, общество замыкается само на себя. Стационарная фаза предъявляет новые требования к взаимодействию с внешним миром, его роль увеличивается.
Во-вторых, изменились настроения в важных для Советского Союза кругах западного общества. Советское государство никогда не было равнодушно к своему образу в западном мире, оно и возникло как "прорыв цепи мирового капитализма", лозунг мировой революции не сходил со сцены в течение многих лет после октября 1917 года. Неверно думать, будто Сталин не заботился о престиже СССР на Западе: просто в тех кругах, на которые он опирался, то есть среди рабочих и левой интеллигенции, этот престиж был неизменно высок, несмотря на все совершаемые режимом Сталина зверства. Желание верить в то, что первое в мире социалистическое — без кавычек — государство в самом деле существует, было так велико, что люди отказывались признавать очевидные факты и восторженно аплодировали палачам. Пакт 1939 года с Гитлером был сильным ударом по престижу Советского Союза, но разгром фашистской Германии, героизм, проявленный народом в войне, и его тяжелые жертвы реабилитировали режим — хотя это и нелогично — в глазах многих людей на Западе. Возросло влияние иностранных компартий, которые тогда все без исключения рассматривали КПСС как единственно возможный образец для подражания и славословили Сталина. В 1945 году Теодор Драйзер обратился к председателю коммунистической партии США Фостеру с просьбой принять его в партию. Он писал:
"Вера в величие и достоинство человека всегда была руководящим принципом моей жизни. Логика моей жизни и моей работы привела меня в коммунистическую партию".3 И это в то время, как разработанная сталинцами массовая технология растаптывания человека, унижения его достоинства стали основой стабильности нового общества!
Только после XX съезда КПСС в 1956 году (бессмертное деяние Хрущева) стала пелена постепенно спадать с глаз. Эпоха гарантированных аплодисментов кончилась, и для поддержания престижа руководство оказалось вынужденным идти на уступки общественному мнению.