Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Турчин Валентин

Этот тоталитарный подход к проблеме модернизации — со­блазн для руководителей страны, сулящий власть и богатство, для нации же в целом - это самообман, приводящий к види­мости успеха лишь в первое время. Это опьянение, "алкого­лем" которого является технология, созданная Западом. Поэто­му и долг Запада — противодействовать тоталитарному опья­нению. Нет ничего удивительного, что "Международная Амнития" черпает свою силу в западных странах. В свое время евро­пейские колонисты и торговцы, продавая спиртные напитки туземцам, доводили до вырождения целые селения и народы. Останется ли западная общественность равнодушной к тому, 1гго это повторяется теперь в новом качестве и в новом мас­штабе, грозя затопить весь мир, в том числе и Запад? От потен­циальных потребителей "алкоголя" не

приходится ожидать сопротивления — ведь они еще не знают, что это такое.

То, что в странах Запада так много людей поддерживают "Международную Амнистию" дает основания для надежды. В маленькой Голландии — 15 тысяч членов "Международной Амнистии". Это замечательно.

Беспристрастность в поляризованном мире

Тот факт, что "Международная Амнистия" построена на за­падных идеях, не мешает ей быть организацией глобальной и политически беспристрастной. К сожалению, западное обще­ственное мнение часто бывает склонно в стремлении к ложно понятой "беспристрастности" и "нейтральности" добровольно сдавать позиции в идейной борьбе с тоталитаризмом, прино­сить в жертву жизненно важные идеи. Это проявилось недавно в реакции некоторых кругов на присуждение А.Д. Сахарову Нобелевской премии мира — крупное событие в плане борьбы за права человека и взаимоотношений между Востоком и За­падом.

Один из старейших и известнейших научных журналов ми­ра "Нейчур" пишет в редакционной статье:

"Присуждение Нобелевской премии мира академику А.Д. Сахарову удивило почти всех. Несомненно, одно время его можно было рассматривать как кандидата на Нобелевскую премию по физике, но мало кто думал о нем в контексте премии мира. Так было ли решение комитета в Осло вдохновенным жестом, направленным на расширение сферы "мира" путем включения в нее прав человека как "единственного прочного основания для подлинной и долговечной системы международного сотрудничества" — как гласит формулировка премии, или это был просто политический акт, который мог быть совершен из относительной безопасности Скандинавии и был рассчитан на причинение Советскому Союзу некоторых неприятностей?

Прежде всего необходимо сказать, что деятельность Сахарова — вначале как физика, затем как пропагандиста ограничения вооружений, затем как социал-демократа, борющегося за гражданские права, — достойна восхищения (см. стр. 528). Ес­ли присуждение премии этого года и оспаривается, то спор ни­коим образом не идет вокруг личных качеств академика Са­харова. Далее, не подлежит сомнению, что присуждение пре­мии поддержит Сахарова, если поддержка необходима, в его работе.

Все это хорошо. Но даже если Запад может в целом рассмат­ривать эту премию как присужденную за работу в области прав человека, Советский Союз несомненно рассматривает ее как образчик политического цинизма, имеющий целью поддержку смутьянов. Если бы Нобелевский фонд был политической ор­ганизацией, созданной для поддержки западных идеалов, это не имело бы большого значения — но тогда и Нобелевские премии имели бы только значение Сталинских премий. Пре­тендуя на глобальное значение, Нобелевские премии должны быть свободны от той двусмысленности и поляризации, кото­рые были порождены премией этого года; и не только этого года — недавние награждения Вилли Брандта, Ле Дык Тхо и Генри Киссинджера, все были в своем роде политическими и спорными".⁶

Я был чрезвычайно обрадован решением Нобелевского комитета. Потому что не было в 1975 году человека, в большей степени заслужившего Нобелевскую премию мира, чем акаде­мик Сахаров. Формулировка премии верна: соблюдение основ­ных прав человека в глобальном масштабе — единственная на­дежная основа мира. С закрытым обществом подлинного мира быть не может. Вклад Сахарова в дело прав человека — вклад в дело мира, и он значительнее, чем торжественно провозгла­шаемые обязательства, которые нарушаются на следующий день после подписания. Далее, при присуждении премии мира играет роль не отдельный продукт личности — научное открытие, художественное произведение — а личность в целом, ее влияние на современников. Мы видим в Сахарове одну из немногих титанических личностей нашего времени.

Все эти соображения, для меня совершенно несомненные, отнюдь не были очевидными, как мне было известно, для широ­кой публики на Западе. Решение Нобелевского комитета было нетривиальным, оно требовало известного мужества и вызвало приятное удивление.

Статья в "Нейчур", напротив, вызывает неприятное удив­ление. Дело не в том, что кто-то не согласен с решением Нобе­левского комитета, дело в аргументах, выдвигаемых журналом. Я готов был бы выслушивать и обсуждать любые доводы отно­сительно вклада Сахарова в дело мира. Но вклад Сахарова в дело мира в статье не обсуждается, а его личности дается высо­кая оценка. Единственная причина, по которой "Нейчур" кри­тикует решение Нобелевского комитета, — что оно вызовет недовольство Советского Союза. Итак, неважно, какова роль Сахарова в международной жизни, неважно, заслужил он пре­мию мира или нет, — но раз советские власти рассматривают Сахарова как "смутьяна", от присуждения премии надо было воздержаться,

И это называется нейтральностью? Беспристрастностью? Тогда что же такое пристрастность? И что такое подобостра­стность — худший вид пристрастности, проистекающей от стра­ха перед силой?

Когда "Нейчур" сопоставляет Нобелевские и Сталинские премии, аргументация становится на первый взгляд убедитель­ной. В самом деле, очень не хочется, чтобы Нобелевские пре­мии были как Сталинские. Но при более внимательном анали­зе убедительность этого аргумента рассыпается. Для такого анализа нам снова придется вернуться к понятию бесприст­растности.

Мы находим в современном мире две противостоящие иде­ологии: западную (либерально-демократическую) и восточ­ную (тоталитарно-социалистическую). Им соответствуют проти­востоящие политические блоки, обладающие противостоящи­ми политическими целями: каждая сторона хотела бы, чтобы человечество приняло ее идеологию и устроило жизнь по ее модели. Что же такое политическая беспристрастность в этой ситуации? И существует ли она вообще?

Западная и восточная идеологии дают на этот вопрос проти­воположные ответы.

Западная идеология утверждает, что беспристрастность су­ществует и в определенных ситуациях необходима. Человече­ский мозг обладает способностью смотреть на себя как бы со стороны: свою систему идей, оценок, целей рассматривать с точки зрения более обширной метасистемы. В частности, человек может отвлечься от своих целей, как бы страстно он к ним ни стремился в действительности, и анализировать вещи так, как если бы этих целей у него не было. Это и есть беспристрастность. Без нее не было бы науки и была бы невозможна разумная коррекция целей.

Восточная идеология утверждает, что никакой беспристрастности — во всяком случае, в вопросах, связанных с общественной жизнью, — нет и быть не может. Каждая мысль и каждый поступок индивидуума непосредственно служит целям того лагеря, к которому он принадлежит. Беспристрастность — либо обман, либо самообман. Обычно о беспристрастности говорит тот, кто тайно перешел на сторону врага.

Различие между Сталинскими и Нобелевскими премиями состоит в том, что Сталинские премии должны быть политически пристрастны и по замыслу, и по осуществлению, а Нобелевские премии по своему замыслу должны и могут быть беспристрастными. Конечно, человек — существо несовершенное, и в осуществлении этого замысла неизбежны какие-то проявления пристрастия. Однако сам замысел и наличие в арсенале западной цивилизации определенной традиции беспристрастного суждения, умения быть беспристрастным заставляет мыслящих людей во всем мире, в том числе и в Советском Союзе (а также и советских руководителей!), относиться к Нобелевским премиям совсем не так, как к Сталинским. Что ка­сается данного случая, то именно отказ от присуждения Нобе­левской премии Сахарову по политическим соображениям, как этого хотелось бы журналу "Нейчур", был бы отклонением от замысла. Люди ожидают, что Нобелевский комитет будет руководствоваться исключительно своим видением вклада кандидатов в дело мира, отвлекаясь от политических целей как своей, так и противоположной стороны.