Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Турчин Валентин

Мы видим перед собой чудовищное ускорение кругооборо­та вещей, но не видим обсуждения, что здесь хорошо и что пло­хо. Мы видим огромное возрастание подвижности людей, все ускоряющуюся смену мест, мы видим растущую эфемерность отношений между людьми (если верить автору на сто процен­тов), но нам остается непонятным, как относятся к этому са­ми американцы. Мы знакомимся с проектами изощренных чувственных удовольствий и не знаем, исчерпывается ли этим то, что постиндустриальное общество может предложить чело­веку, или же все-таки есть что-то еще. Духовная культура по­просту игнорируется. О литературе, искусстве, философии, ре­лигии, об их влиянии на общество в настоящем и ближайшем бу­дущем не говорится ни слова. Стороннему читателю остается не­понятным, то ли духовная культура и в самом деле не играет решительно никакой роли в жизни американского общества, то ли это особенность персонального взгляда на вещи автора книги.

В начале книги Тоффлер так характеризует ее предмет:

"Эта книга - о переменах и о том, как мы приспосабливаем­ся к ним. Она о тех, кто преуспевает в обстановке перемен, кто способен оседлать гребень бегущей волны, а также и о великом множестве других, кто сопротивляется переменам или бежит от них. Эта книга — о нашей способности приспособляться. Книга о будущем и о шоке, который вызывает его наступле­ние" [20].

В картине, которую рисует Тоффлер, перемены предстают как нечто внешнее по отношению к человеку — к отдельному лицу и к обществу в целом. Не человек создает перемены, стре­мясь к каким-то целям, а напротив, перемены (подчиняющиеся, надо думать, "объективным закономерностям движения мате­рии", хотя этого марксистского термина в книге и нет) созда­ют человека, велят ему приспособиться к ним. А кто не может приспособиться — заболевает "футурошоком" - шоком от на­ступления будущего. "Футурошок — это головокружение и де­зориентация, вызываемая преждевременным наступлением буду­щего. Вполне возможно, что это наиболее важная болезнь завт­рашнего дня".[21]

(Вот как интересно: живя в одном и том же обществе, в од­но и тоже время люди видят в нем прямо противоположное. Маркузе видит застой, отсутствие перемен и призывает произ­вести перемены любой ценой; Тоффлер видит избыток пере­мен и строит планы, как помочь людям к ним приспособлять­ся. Общее между ними то, что ни у того, ни у другого нет поня­тия о конструктивных переменах, об эволюции.)

Итак, по Тоффлеру, только приспособленец, конформист, имеет хорошие шансы на психическое здоровье в этом "бра­вом новом мире". Тоффлер, конечно, не употребляет этих вы­ражений, он говорит о будущем с воодушевлением. Это остав­ляет меня в недоумении относительно его образа мышления: является ли позиция автора литературным приемом, как это делают авторы антиутопий, или же зрелище энергичной суеты должно, по его мысли, вызывать положительные эмоции?

Что бы ни думал автор "Футурошока", я читал эту книгу как самую мрачную антиутопию. Стандартом антиутопии являет­ся изображение стабильного, навеки застывшего общества. Тоффлер же проделывает следующий поучительный экспери­мент. Он не переносится в будущее, он описывает настоящее и сохраняет всю интенсивность перемен, ему свойственную. И он делает некоторые проекции этих перемен в ближайшее буду­щее — делает вполне квалифицированно и правдоподобно. Но он отнимает у перемен их цель и получающуюся в результате этой операции картину представляет на суд читателю.

Первым делом исчезает понятие о творчестве. Забавно: да­же в предметном указателе слово "творчество" не сочтено са­мостоятельным понятием; соответствующая строка гласит:

"Творчество, см. Воображение". Но воображение отнюдь не равнозначно творчеству. Творчество предполагает выход за пределы личности, из сферы субъективного в сферу объективного. Воображение может быть инструментом творчества, но может и не быть. Воображение может работать и вхолостую, порож­дая "переживания" — и больше ничего. Онанизм — пример та­кого использования воображения.

Жизнь без творчества являет собой тягостную картину. В сущ­ности, это то же оцепенение классических антиутопий Хаксли и Орвелла. Хорошо известен один из первых опытов, в котором было доказано существование в мозгу животного центров удо­вольствия. В мозг крысы был вживлен электрод, с помощью которого на нужную точку могло быть подано электрическое напряжение. Достаточно было крысе нажать лапой на педаль, чтобы цепь замкнулась и крыса получила удовольствие. Пос­ле того как крыса делала это открытие, она начинала безоста­новочно нажимать на педаль. Неужели человечество ожидает судьба этой крысы? Становится не по себе, когда читаешь такие, например, пророчества Тоффлера:

"... Будущие конструкторы переживаний создадут, к приме­ру, игорные дома, в которых посетители будут играть не на деньги, а на переживания — свидание с симпатичной и благо­расположенной дамой, если посетитель выигрывает, и, скажем, сутки одиночного заключения, если он проигрывает. По мере роста ставок будут изобретаться более изощренные удовольст­вия и наказания.

Проигравший, возможно, вынужден будет в течение несколь­ких дней служить (по добровольному предварительному согла­шению) победителю в качестве "раба". Победитель может быть вознагражден десятью минутами электрического стимулирова­ния мозгового центра удовольствия. Игрок, возможно, будет рисковать поркой или ее психологическим эквивалентом — уча­стием в однодневной сессии, во время которой выигравшим разрешается разряжать свои агрессивные побуждения на проиг­равших, а именно : кричать на них, насмехаться, оскорблять их и т. п.

Любители крупных ставок смогут играть на бесплатный трансплантат сердца или легкого, в случае если таковой пона­добится. Проигравшему, возможно, придется расстаться с поч­кой. Такие выигрыши и проигрыши могут бесконечно варьироваться и нарастать по интенсивности. Конструкторы пережи­ваний обратятся за идеями к страницам Крафта - Эбинга и мар­киза де Сада. Только воображение, технические возможности и стеснения со стороны в общем смягченной нравственности ограничивают разнообразие вариантов".²²

"Разнообразие новых переживаний, выстроенных перед по­требителем, будет результатом работы конструкторов пережи­ваний, которые будут набираться из рядов наиболее творче­ских членов общества. Девизом этой профессии будет : "Если ты не можешь подать это в реальности, подай в виде заменителя. Бели ты мастер своего дела, клиент не заметит разницы!" Содер­жащееся здесь размытие границы между реальным и нереаль­ным поставит общество перед серьезными проблемами, но не предотвратит и даже не замедлит появление "промышленности психообслуживания" и "психокорпусов". Гигантские, охваты­вающие весь Земной шар синдикаты создадут супердиснейленды, разнообразие, размах и эмоциональную мощь которых нам трудно даже вообразить".[23]

Антирелигия

Обратимся к последним сорока страницам "Футурошока". Это последняя глава книги, которая называется "Стратегия со­циального футуризма". Она начинается словами:

"Можно ли жить в обществе, которое вышло из-под конт­роля? Вот вопрос, который ставится перед нами понятием футурошока. Ибо именно такова ситуация, в которой мы находим­ся. Если бы только одна технология потеряла управляемость, наши проблемы были бы уже достаточно серьезны. Но весь ужас в том, что множество других социальных процессов также вышли из-под контроля, бешено осциллируя, сопротивляясь всем нашим усилиям управлять ими".²⁴