Инес души моей
Шрифт:
— Этим решением ла Гаска вонзил кинжал мне в грудь, и эта рана до сих пор кровоточит, Инес. Я всегда тебя любил, ты единственная женщина в моей жизни — остальные не в счет. Знать, что ты замужем за другим, очень тяжело для меня.
— Ты всегда был ревнив.
— Не смейся надо мной, Инес. Я очень страдаю оттого, что ты не со мной. Но рад тому, что ты богата и выбрала себе в супруги самого благородного человека в этой стране.
— Тогда, когда ты послал ко мне Гонсалеса де Мармолехо с письмом, он намекнул, будто ты уже выбрал для меня кого-то. Это был Родриго?
— Инес, я слишком хорошо знаю тебя, чтобы пытаться навязывать тебе что-то, тем более мужа, — ответил он уклончиво.
— Тогда я успокою тебя: тебе пришло в голову отличное решение. Я счастлива и очень
— Больше, чем меня?
— Тебя я такой любовью уже не люблю, Педро.
— Ты уверена в этом, Инес души моей?
Он снова взял меня за плечи и привлек к себе. Я почувствовала щекотное прикосновение его рыжей бороды и тепло дыхания, отвернула лицо и легонько оттолкнула Педро от себя.
— Ты ведь больше всего во мне ценил верность, Педро. Я все так же верна, но теперь не тебе, а Родриго, — сказала я с грустью, предчувствуя, что в эту минуту мы прощаемся навсегда.
Педро де Вальдивия снова покинул Сантьяго, чтобы продолжать конкисту и укреплять семь городов и форты, недавно основанные на юге. Там было обнаружено несколько новых золотых и серебряных жил, которые привлекли новых поселенцев; даже некоторые жители Сантьяго оставили свои плодородные имения в долине реки Мапочо и вместе с семьями отправились в таинственные леса юга, ослепленные жаждой золота и серебра. На приисках работало двадцать тысяч индейцев, и металлов там добывалось почти так же много, как в Перу. Вместе с другими жителями Сантьяго покинул и альгвасил Хуан Гомес, но Сесилия и дети остались в городе. «Я остаюсь в Сантьяго. Если ты хочешь уехать и с головой погрузиться в эти болота — вперед», — сказала ему Сесилия, не подозревая, что ее слова станут пророческими.
Прощаясь с Вальдивией, Родриго де Кирога посоветовал ему не пытаться захватить больше того, что можно держать под контролем. Во многих фортах было всего по нескольку солдат, а некоторые города были практически не защищены.
— Родриго, там совершенно безопасно. Индейцы в тех краях нас практически не беспокоили, территория покорена.
— Меня удивляет, что мапуче, о непокорности которых мы слышали еще в Перу, до того как начали завоевание Чили, не сопротивлялись там так упорно, как можно было бы ожидать.
— Они поняли, что мы — слишком могучий для них враг, и отступили, — объяснил Вальдивия.
— Хорошо, если так. Но все же — не теряй бдительности.
Они горячо обнялись на прощание, и Вальдивия уехал, не придав большого значения предостережениям Кироги. Несколько месяцев надежных известий о нем не было: до нас доходили только слухи о том, что он сибаритствует, возлегая на подушках и толстея в своем доме в Консепсьоне, который называет своим «зимним дворцом». Поговаривали, что Хуана Хименес прячет золото, которое привозят с приисков большими лоханями, чтобы не делиться им ни с кем и не декларировать его у королевских чиновников. Завистники добавляли, что у них с губернатором скопилось столько золота и столько еще оставалось на приисках в Килакойе, что Вальдивия теперь богаче самого императора Карла V. Люди так любят судить ближних! Напоминаю тебе, Исабель, что Вальдивия после смерти не оставил ни гроша. По-видимому, мифических губернаторских сокровищ никогда не существовало, если только Хуана Хименес не похитила их и не скрылась в неизвестном направлении, а не была похищена индейцами, как полагают.
Один из фортов, призванных устрашать индейцев и защищать серебряные и золотые прииски, назывался Тукапель. Впрочем, там была всего дюжина солдат, которые дни напролет всматривались в лесную чащу и скучали. Капитан, стоявший во главе форта, подозревал, что мапуче что-то затевают, хотя до сих пор отношения с ними были мирные. Раз или два в неделю индейцы приносили в форт провизию; это всегда были одни и те же люди, и солдаты, уже знавшие их, обменивались с ними дружественными знаками. Однако в поведении этих индейцев было что-то, что заставило капитана взять в плен нескольких из них; у них он выпытал, что племена готовят мощное восстание. Могу поклясться, что эти индейцы рассказали только то, что Лаутаро хотел, чтобы уинки знали, потому что мапуче
В благоухающих лесах Араукании стояла весна 1553 года. Было тепло, и от поступи пятерых солдат в воздух поднимались тучи насекомых и шумных птиц. Вдруг в идиллически мирный пейзаж вторгся ужасный шум, и испанцы тут же оказались окруженными толпой индейцев. Трое солдат упали, пронзенные копьями, а остальным двоим удалось спастись. Они бешеным галопом понеслись обратно в ближайший форт за подмогой.
Тем временем в форт Тукапель явились те самые индейцы, которые всегда приносили снедь, с самым покорным видом приветствуя тамошних солдат, будто и не подозревали о том, каким пыткам были подвергнуты их товарищи. Солдаты открыли ворота форта и впустили индейцев с тюками. Оказавшись внутри, мапуче развязали свои мешки, выхватили оттуда оружие и бросились на солдат. Те быстро оправились от неожиданности и побежали за шпагами и кирасами, чтобы защищаться. В следующие минуты мапуче внутри форта были разгромлены: одни убиты, другие взяты в плен. Однако этот ход индейцев принес результат, потому что, пока испанцы были заняты теми, кто оказался внутри, тысячи других индейцев окружили форт снаружи. Капитан с восьмью конными солдатами выехал навстречу врагу — это был очень храбрый, но совершенно бесполезный шаг, потому что враг был слишком многочислен. После непродолжительной, но героической схватки оставшиеся в живых солдаты отступили внутрь форта, где неравная битва продолжалась в течение всего дня, пока наконец с наступлением темноты нападавшие не отошли назад.
В Тукапеле в живых остались только шесть испанских солдат, довольно много янакон и взятые в плен индейцы. Капитан предпринял отчаянную попытку запугать мапуче, которые ждали рассвета, чтобы напасть снова. Он слышал легенду о том, как я спасла Сантьяго, бросая головы касиков в толпу индейцев, и решил поступить так же. Он приказал обезглавить пленников, а затем стал кидать их головы через стену. В ответ послышался рык, похожий на шум морских волн в бурю.
В течение следующих часов окружение форта становилось все плотнее, и шесть испанцев поняли, что спастись они могут, только попытавшись под покровом ночи верхом пересечь вражеские ряды и добраться до ближайшего форта, Пурена. Это означало оставить на произвол судьбы янакон, для которых лошадей не было. Не знаю, как им удалось выполнить этот дерзкий план, ведь лес буквально кишел индейцами, которые пришли издалека, созванные Лаутаро для большого восстания. Может быть, испанцев пропустили с каким-то умыслом. В любом случае с первыми лучами солнца индейцы, ждавшие поблизости, ворвались в покинутый форт, где на окровавленном дворе нашли останки своих товарищей. Несчастные янаконы, оставшиеся в форте, были все перебиты.
Известие о первой успешной атаке дошло до Лаутаро очень быстро благодаря системе оповещения, которую он сам придумал. Молодой ньидольтоки только что выплатил соответствующий выкуп и официально вступил в брачный союз с Гуакольдой. Он не принимал участия в праздничных возлияниях по этому случаю, потому что презирал спиртное и был слишком занят планированием второго шага военной кампании. Его целью был Педро де Вальдивия.
Хуан Гомес, прибывший на юг за неделю до того, не успел и помыслить о золотых приисках, которые заставили его покинуть семью, как получил зов о помощи из форта Пурен.
Гарнизон этого форта состоял из одиннадцати солдат, к которым присоединились шесть человек, выживших в Тукапеле. Как и всякий помещик, Гомес был обязан по первому зову отправляться на войну, что он и сделал не колеблясь. Прибыв в Пурен, он встал во главе тамошнего небольшого отряда. Выслушав детальный рассказ о произошедшем в Тукапеле, он ясно понял, что речь шла не об отдельной западне, которых в прошлом было великое множество, а об обширном восстании южных племен. Он приготовился к сражению так хорошо, как это только можно было, имея в распоряжении лишь в высшей степени скромные силы Пурена.