Инферно - вперёд!

Кузьма Роман Олегович

Родри, передёргивая после каждого выстрела затвор, расстрелял всю обойму - шесть патронов. Как показала проверка, ни одна из пуль не смогла преодолеть сопротивление чёрного вещества или хотя бы повлиять на его вращение. Все они самым непостижимым образом остановились ещё до того, как столкнулись с ним либо же были бесследно поглощены. После этого Глайнис, озадаченный в ещё большей степени, нежели до испытаний, велел своим подчинённым готовить обед. В тот момент, когда солдаты, порубив на дрова остаток бревенчатой ограды, поглощали разогретые прямо в жестяных банках мясные и бобовые консервы, его подозвали к радиопередатчику. Подобно отделению с измерительными приборами, радиостанция была придана роте по причине особых обстоятельств. Приняв радиограмму из рук капрала, носившего изображение золотистой крылатой молнии - эмблема

войск связи - в петлицах, капитан почувствовал, как его скулы сводит от едва сдерживаемой ярости. Командир полка, в достаточно резких выражениях, сообщал Глайнису, что ДПФ уже стал причиной смерти одного человека, и об этом известно всей столице, по крайней мере, тем её жителям, что читают газеты, и что по этому поводу уже в министерство, генеральный штаб, а оттуда - и в штаб дивизионного округа были сделаны гневные звонки от имени высочайших лиц. При упоминании о королевской фамилии капитан Глайнис вытянулся по стойке 'смирно' и, отдав приказ выставить двойные караулы, отобрал один взвод, чтобы посетить Дуннорэ-понт. Радист же получил сомнительное удовольствие оттого, что выслушал нецензурную брань капитана, спешившего надиктовать ответ. В отправленной обратно радиограмме присутствовали следующие фразы: 'приборы не воспринимают особенностей ДПФ... подчиняется собственным законам... успешно противостоит воздействию винтовочного огня... необходимы... подкрепления'. Война, уже имевшая первую, но далеко не последнюю, жертву, понемногу набирала обороты.

3

Успешно подготовив к печати заметку для внеочередного выпуска 'Городских новостей', наборщик сего почтенного издания, а заодно - репортёр, редактор и владелец в единственном лице, Дитнол Норс перешёл к печатанию тиража. Вращая ручку пристроенного к станку колеса, которое приводило его в движение при помощи системы шкивов, он быстро размножил масс экземпляров. Стопка газет, с ещё сырой краской, немедленно перешла в руки двух мальчишек, занимавшихся распространением. Норс же, чувствуя, что выполнил свою работу, присел отдохнуть. Облокотившись о тумбу печатного станка, он устало закурил прямо в помещении. Впрочем, не прошло и нескольких минут, как дверь в помещение редакции-типографии распахнулась, и туда ворвался запыхавшийся разносчик газет, не распродавший, судя по всему, и шестой доли газет. Едва отдышавшись, юный наглец потребовал полушиллинг.

– С чего это вдруг?
– ухмыльнулся Норс.
– Я никому ничего не плачу, ты же знаешь. Что продашь, то твоё.

Мальчишка презрительно скривил губы.

– Если вы напечатаете ещё один номер с историей, которую я вам расскажу, то заработаете много больше.

Норс, улыбнувшись в усы, согласился купить историю, если та будет достойной публикации.

– Но сперва ты должен её рассказать.
– На лице мальчугана отразилось недоверие, но, мгновенно смекнув, что Норс не сможет продавать газету в обход него и его товарищей, согласился.

– Ладно, я вам верю, сэр.
– Он засунул руки в карманы, а потом вынул их и, поколебавшись, произнёс слова, принудившие Норса забыть об отдыхе.
– Этот свет уже убил одного человека.

Отбросив дымящийся окурок прямо на пол, редактор немедленно сунул мальчишке полушиллинг и потребовал изложить обстоятельства дела. Оказалось, что один бродяга, Моргейн, уже умер или вот-вот умрёт в результате губительного воздействия неземного света, которому подвергся на заброшенной ферме.

Эта новость привела Норса в состояние крайнего возбуждения. Отделавшись от мальчишки, он начал нетерпеливо мерить комнату шагами. Закурив ещё одну сигарету, он ходил взад-вперёд, бормоча себе под нос: 'Невероятно! Просто фантастика! Это излучение способно убивать!..'. Наконец, словно вспомнив о чём-то, он взъерошил, а потом пригладил свои волосы, подровнял их при помощи расчёски - и, схватив котелок, выскочил из ратуши, остановившись лишь дважды: первый раз - когда нужно было запереть дверь, второй, когда он нос к носу, а вернее - нос к животу, ибо градоначальник обладал весьма внушительными пропорциями, столкнулся с Малкольмом Финлеем.

– В чём дело, Норс?
– процедил сквозь зубы градоначальник, заткнув пальцы больших рук за пояс таким образом, что локти его едва не упёрлись в стены узкого коридора. Так как обойти Финлея не представлялось возможным, Норс пробормотал слова извинения и попытался протиснуться под левую руку своего патрона, которая,

как ему было известно, была послабее правой. Впрочем, тщетно: Финлей, надув свои раскрасневшиеся от гнева и, судя по запаху, и от выпитого тоже, щёки, с неожиданной для его комплекции ловкостью развернулся и прижал Норса к стене. Сдавленный брюхом, в котором, если верить утверждениям очевидцев, неоднократно умещался молочный поросёнок, редактор был вынужден призвать на помощь всё своё красноречие, выработанное многолетними трудами на ниве журналистики.

Однако на сей раз Финлея было не так-то легко уговорить. Словно не заметив изящных словесных пассажей, которыми пытался отвлечь его собеседник, он, выругавшись, навалился на Норса так, что у того перехватило дыхание.

– Хватит лгать мне, мерзавец! Мне нужно знать, что происходит в городе, причём тотчас же!
– Спорить было бессмысленно, и Норс, осознав, что выгодней в данных обстоятельствах сказать правду, просиял.

– Я как раз пытаюсь это выяснить, сэр.
– Насколько это позволяло настроение градоначальника и его живот, не позволявший дышать полной грудью, Норс поделился информацией о заброшенной ферме и случае с Моргейном.

– Этот забулдыга, который и дома-то своего не имеет...
– Градоначальник прищурил свои маленькие чёрные глазки, казалось, утопающие в складках жира.
– Его судьба должна волновать меня? Почему мне звонили из столицы - из Логдиниума , понимаешь?
– и требовали обо всём докладывать?

Вопросы эти были настолько интересны, что Норс и сам захотел получить на них ответы, причём как можно скорее, однако утроба градоначальника, преградившая ему путь, оказалась непреодолимым препятствием.

Похоже, Финлей, понимал, на что намекает Норс, но видно было, что и он хочет довести до сведения своего собеседника нечто, являющееся, по его мнению, чрезвычайно важным.

– Вы первым получите всю информацию по этому вопросу, которому, можете мне поверить, я уделю максимум внимания.
– Норс старался говорить как можно убедительнее, с пылом, имитирующим служебное рвение. В конце концов, жить в Дуннорэ-понт и игнорировать Финлея было невозможно, поэтому он не слишком преувеличивал. Финлей заглянул ему в глаза и, видимо, удовлетворившись тем, что увидел там, сделал шаг назад. Грудь у Норса болезненно ныла, он не удивился бы, если бы оказалось, что сломано несколько рёбер. Успокоив себя тем, что он как раз и отправляется к доктору, редактор 'Городских новостей' поспешил вниз по ступеням. Выскочив на мощёную булыжником улицу, он с облегчением обнаружил, что автомобиль Йона Дорнбара стоит рядом. Дорнбар, владелец немолодого уже 'кернунна' , чванливо именовал себя 'главным таксистом города', хотя на деле был единственным, кто занимался в Дуннорэ-понт извозом вообще. Норс помахал ему рукой и, едва белая, с крыльями цвета полевого шпата, машина приблизилась, запрыгнул внутрь.

– К доктору Вейру.

– Да, господин Норс, - флегматично ответил Дорнбар и, нажав на педаль газа, повёз своего пассажира к дому единственного в городе практикующего врача. В кабине пахло бензином и было почти ничего не слышно из-за громыхающего поршнями двигателя чудовищной, по меркам стариков, мощности - две дюжины лошадиных сил. Дорнбар чуть ли не ежесекундно жал на клаксон - то отвечая на приветствия знакомых, то требуя освободить ему дорогу .Норс, погружённый в свои мысли, не слишком следил за происходящим, даже когда Дорнбар высунулся из окна и начал грозить кулаком кому-то, кто едва не попал под колёса автомобиля. Наконец, когда они остановились у двухэтажного дома из глазурованного кирпича, стало ясно, что поездка подошла к концу. Рассчитавшись, Норс приблизился к дверям и несколько раз ударил подвешенным тут же деревянным молотком.

– Иду, иду, - послышался скрипучий голос, принадлежащий кому-то, кто прожил не менее четырёх с лишком дуазов лет, и за это время совершенно утратил привычку торопиться. Судя по раздражённым ноткам, у доктора Вейра к тому же выдался трудный день.

Дверь распахнулась, и перед Норсом оказался низкий, полный мужчина, седой, с поблёскивающей розовой лысиной и аккуратными бакенбардами. Поверх жилетки на нём был не сюртук, а белый халат - видимо, в этот момент доктор как раз принимал пациента. Впрочем, судя по тоскливому выражению, скользнувшему в карих, выразительных глазах Вейра, пациент этот, которым мог быть только Моргейн, действительно не внушал ни малейших надежд. Или...