Инферно - вперёд!
Шрифт:
– Он жив?
– торопливо спросил Норс. Даже не спросив, о ком идёт речь, Вейр машинально мотнул головой. Всё было понятно без слов. Норс зашёл внутрь и позволил врачу провести себя в ближайшую комнату, переоборудованную под приёмный кабинет. Покойник лежал на кровати, ставшей его смертным одром; его лицо с заострившимися скулами и пергаментной кожей производило жуткое впечатление, особенно если учесть, что полуоткрытый рот был будто сведён в оскале, а невидящие глаза смотрели прямо на входную дверь, и каждый, кто входил в комнату, должен был встретиться с ним взглядом. Поёжившись, Норс уже хотел было спросить, почему Моргейну не закрыли глаза, как доктор, одев респираторную повязку, ответил тем самым на невысказанный вопрос. Существовала опасность заражения неизвестной науке инфекцией - Норс сразу почуял это, наблюдая за осторожными движениями Вейра. Репортёр замер на месте как вкопанный, не решаясь сделать хотя бы шаг вперёд. Теперь в глаза ему бросилась кровь: алые пятна были повсюду, словно Моргейна перед смертью рвало
Доктор Вейр глухим, едва слышным из-за маски, голосом начал рассказывать, как Моргейн пришёл к нему утром. Тот, как оказалось, в последнее время ночевал на заброшенной ферме, а днём ходил в город, где перебивался поденщиной и пьянствовал. Накануне он, будучи изрядно выпивши, шёл к покосившемуся дому, однако свечение, которого он ранее старался избегать, вдруг стало всячески привлекать Моргейна, причём, как тот уверял, против его воли. Наконец, почувствовав, что сон одолевает его, бродяга решил, что было бы неплохо вздремнуть в той чёрной тени, которая, наверняка, дарует прохладу и покой. Учитывая, что стояла ужасная жара, он не смог найти в себе силы противиться идущему из черноты зову и прикорнул там. Когда он проснулся, было уже темно, но чувствовал он себя омерзительно. Несмотря на то, что похмелье для покойного было привычным состоянием, на сей раз случилось что-то особенное, так как он счёл за необходимость обратиться к врачу. Его не остановило ни отсутствие денег, ни то, что причина, вероятнее всего, была в злоупотреблении спиртным. Вейр попытался завернуть его с порога, однако вдруг заметил пугающую странность, поразившую его.
– Я такого никогда раньше не видел, несмотря на то, что практикую уже более трёх дуазов лет.
– Голос Вейра стал дрожащим, как у маленького ребёнка, испугавшегося темноты.
– Лицо Моргейна вдруг исчезло, я увидел обнажившиеся кости и ткани, мышцы, нервы, сосуды - словно в разрезе! О господи, хотел бы я, чтобы мне это привиделось! Но они кровоточили!
Доктор всхлипнул и умолк. Норс почувствовал, что нужно утешить этого маленького, насмерть перепуганного человечка, однако тот, словно спохватившись, отбросил его руку со своего плеча.
– Не надо!
– в глазах его вспыхнуло что-то, принудившее журналиста отступить. Вейр закончил свою историю: Моргейн истёк кровью и гноем прямо у него на руках за считанные часы. Служанка врача, заподозрив инфекцию, отказалась убирать, и он дал ей расчёт. Не допустив к постепенно увеличивавшейся луже никого из своих домашних, он сам взял в руки ведро и тряпку.
– Моргейн умер, а я всё никак не мог отделаться от мысли, что уже где-то слышал - вернее, даже читал о подобном случае.
– Вейр понизил голос до громкого шёпота.
– Память долго не раскрывала мне этот секрет, пока, разозлившись, я не вспомнил. Но книга, в которой встречается идентичное описание, не имеет ничего общего с медициной, молодой человек.
Норс, уже начал понимать, куда клонит Вейр.
– В Писании Эзуса говорится о фоморах, демонах, существующих в двух мирах одновременно - в нашем и в призрачном.
– Голос врача срывался.
– Один глаз, одна рука, и нога только одна - вторая половина Нечистому посвящена, - процитировал Норс, заметив, что и Вейр присоединился к нему.
Больше им говорить было не о чем. Норс отказался от чая и, попрощавшись, вышел из дома Вейров. К его облегчению, 'кернунн' всё ещё находился рядом - видимо, Дорнбар рассчитывал как минимум удвоить свой заработок. Что ж, он не прогадал, подумал Норс и подкрутил усы. Он с удивлением отметил, что руки его дрожат.
– На почту, и побыстрее.
– Нарушить обещание, данное градоначальнику, было особенно приятно. 'Такие обещания нельзя выполнять,- твердил он сам себе, - Мир должен знать, что здесь происходит'. Норс мог только представить, какую сенсацию в столице произведёт подобная публикация, и, оплачивая телеграмму, чувствовал, как по коже у него бегут мурашки. Он, Дитнол Норс, станет тем, кто первым напишет о смертельной опасности, угрожающей человечеству! Его имя прославится, и он, возможно, даже разбогатеет настолько, чтобы купить себе печатный станок с электрическим приводом - в конце концов, обещал ведь Финлей провести в ратушу электричество! Ему было невдомёк, что пройдёт совсем немного времени, и электрические токи перестанут подчиняться привычным законам физики, а в Дуннорэ-понт, как и во всём Айлестере, перестанут читать газеты - даже умение читать и писать станет необычайной редкостью.
Заглянув в ратушу, Норс доложил обо всём Финлею, чем в какой-то мере выполнил их уговор, и пошёл к себе в редакцию. Холостяцкий статус позволял не ночевать дома, и он мог всецело посвятить предстоящую ночь работе - сочинению текста, вёрстке и набору. Тираж, каким бы большим, по меркам Дуннорэ-понт, он ни был, разойдётся полностью - в этом не было ни малейших сомнений. Повесив пиджак на спинку стула, Норс засучил рукава и сдвинул котелок на затылок, чтобы, как был, в жилетке и рубашке, взяться за работу.
4
Новости о Дуннорэ-понтском феномене гуляли по столице, оживляя праздные разговоры в кофейнях, тавернах и пивных, ими приветствовали друг друга мелкие чиновники, полицейские и портовые контрабандисты -
Тем не менее, тишина эта была совершенно обманчивой. Скорее, наоборот: в дни, когда вопрос Дуннорэ-понтского феномена в салонах, клубах и мюзик-холлах был всего лишь модной темой, занимающей паузы между привычными развлечениями, в министерстве обороны он уже стал причиной созыва совещания с участием заместителя министра и всего генерального штаба в полном составе. Особенно показательным было то, что совещание, начавшееся в семь часов вечера, а время это - само по себе внеурочное, грозило затянуться допоздна. Чтобы понять причины столь поспешной реакции должностных лиц высшего ранга на малозначительные события в отдалённом графстве, наблюдателю нужно бы было перенестись за каменную, со стальными прутьями, ограду, вдоль которой безмолвными изваяниями застыли часовые в зелёно-сине-серебряных мундирах и чёрных меховых шапках, проникнуть незримым призраком в здание неоклассического стиля с главным входом, украшенным шестью колоннами, подняться по ступеням, застланным толстым ковром с ворсом столь высоким, что в нём могли утонуть даже кавалерийские сапоги, на второй этаж, и, проскользнув в тончайшую щелку под двустворчатыми дверьми дуазфутовой высоты, сделанными из морёного дуба, занять место за длинным, лакированным столом из красного дерева, тянувшимся на добрый массфут . Только внутри здания для этого нужно бы было преодолеть четыре поста охраны, что требовало не только наличия соответствующих документов, но и, в одном случае - знания пароля, обновляемого каждый день. Даже невидимка, которых в ту пору ещё не водилось в королевстве, не смог бы преодолеть все препятствия, так как, не доверяя вполне ни человеческому уху, ни глазу, ни совести, люди, создававшие систему безопасности, дополнили её новейшей по тем временам системой сигнализации, срабатывавшей, если наступить на определённую половицу, а также в случае открытия двери в неурочный час, - и даже новейшие ультракрасные детекторы. Что самое интересное, лампочка, которая включалась при проникновении посторонних в запретную зону, загоралась не только в самом министерстве обороны, но и в Его Королевского Величества Управлении тайного сыска и надзора, расположенном на соседней улице. Таким образом, даже сам министр армии или любой из генерал-фельдмаршалов королевства не смог бы скрыть подобных нарушений режима секретности, если бы они каким-то чудом имели место быть. Тем не менее, опасения за то, что содержание разговора высшего командного и руководящего состава станет известно посторонним, в тот вечер были особенно сильны. В конечном счёте, то, что он дошёл до потомков почти без искажений текста, свидетельствует о наличии под этими опасениями определённой почвы. В большинстве случаев, те, кто должен отвечать за соблюдение строжайшей тайны, сами же её и разглашают по тем или иным причинам. Данное совещание, вошедшее в историю, также не стало исключением: присягу нарушили все пятнадцать присутствовавших в комнате человек. Четырнадцать поделились информацией с грифом 'совершенно секретно' с любовницами, из них трое - ещё и с супругами, двое, включая стенографистку - с агентами иностранных разведок, и лишь один человек (заместитель министра) поведал о совещании всему миру в открытой публикации.
Совещание открыл замминистра, Бранн да Менлик. Это был безукоризненно одетый, элегантный, подтянутый, прямой мужчина - штатский от модных туфель, золотой цепочки карманных часов и холёных ногтей до накрахмаленного воротничка и седовласой шевелюры, к которой не прилагалась форменная фуражка.
– Господа, как вам известно, в графстве Ланнвуд обнаружено явление, уже получившее название 'Дуннорэ-понтский феномен'. В настоящее время ситуация вполне контролируется нами - погиб всего лишь один человек, - однако мне, да и нашему руководству, - при этих словах да Менлик воздел глаза к потолку, словно тот угрожал вот-вот дать течь, - хотелось бы разрешить эту маленькую, досадную проблему - словом, недоразумение - как можно скорее. Я бы хотел выслушать ваши соображения по этому поводу.